Скинув одежду, хорошенько размялся, и раз за разом принялся молотить воздух, воображая этих… всяких… Противники коварно не давались, уворачиваясь и отпрыгивая, но я их преследовал приставным шагом, и потом двоечкой! Левый прямой, правый боковой! А потом отпрыгнуть, уйти в защиту, и на встречке его, воздух – коленом! Н-на! И локотушкой сверху!
Пропотел до истомы, до полного изнеможения, но переиграл-таки проклятые часы, и в ванную пошёл успокоенный и умиротворённый. Вышел минут за пятнадцать до приезда авто, и только-только успел привести себя в порядок, да выпить подогретого молока с корицей, как поднялся вежливый донельзя шофёр, с сержантскими знаками различия.
Походил он, однако же, более всего не на военного, а скорее на потомственного лакея из тех, что поколениями служат одной семье, сопровождая юных отпрысков хоть в бордель, а хоть бы и в армию. Козырнув мне с непередаваемым чувством лакейского достоинства, он подождал, пока я накинул верхнее платье, и подхватил саквояж.
– Месье… – представитель военно-лакейской профессии открыл мне дверцу авто, и пошёл крутить стартер. Ещё один намёк на поклон, и «Рено» с пыхтеньем покатилось по улочкам, а я…
… принялся гадать – почему лакей в погонах не назвал меня по имени? Званию? Это какая-то лакейская фронда, намёк на что-то или соблюдение строгого этикета, единственно возможного в данном случае?
Пока я размышлял над тайнами этикета, автомобиль привёз мою эмансипированную дипломатическую задницу к…
… знаменитому отелю на улице Скриб, донельзя пафосному и аристократическому, известному также тем, что здесь снимает помещение Жокей-клуб. А это место, где обитают сливки общества, или по моему мнению…
… говно. То самое, которое всплывает на поверхность.
«– Однако – протянул я мысленно, наливаясь подозрениями, – Генерал Вильбуа-Марейль решил вспомнить, что он ещё и граф? Ай-яй-яй… надавить решил аристократизмом с сюрпризом на исконно-посконного меня? Или… что? Поманить? Ладно, будем посмотреть!»
– … месье… – обозначаю лёгкий поклон, а седовласый Состен де Ла Рошфуко, герцог де Дудовиль, президент Жокей-клуба де Пари пожимает мне руку.
– Месье коммандер… – старый аристократ чуточку близоруко щурится, задерживая руку и улыбаясь так, будто увидел любимого внука, – рад наконец-то увидеть вас знаменитого командующего ВВС Южно-Африканского Союза.
Голос мягок, модуляции поставлены мастерски, доброжелательность и аристократичная демократичность человека, стоящего выше неких условностей…
… но и не забывающего ни на минуту о череде титулованных предков.
С позиции человека безусловно старшего по возрасту – безупречно! Претензии герцога на старшинство по положению почти неосязаемы, плавно переплетаясь со старшинством возрастным, и почти не раздражают.
Если бы не Тот-который-внутри, не растворившийся доселе в моём подсознании, то наверное, и ничего не царапнуло бы меня. Но он есть, а посему я…
… самым шизофреническим образом распараллелил сознание, наблюдая за беседой будто бы со стороны, отчего выходила она несколько подторможенной.
– Бывшего, месье президент, бывшего… – улыбаюсь ответно, обходясь без «светлостей».
– Первого, – и эта улыбка, будто ласковый дедушка радуется за внука. Отошёл…
Затем те самые «единомышленники с возможностями», жмут руку, как старому знакомому.
– Граф, представьте меня вашему другу! – улыбается затянутый в корсет молодой парижанин, одетый по последней моде с тем безупречным вкусом, что по мне – хуже безвкусицы!
И снова – аристократические имена, рукопожатия, комплименты. Держатся, в отличии от герцога, абсолютно на равных, и я немного расслабляюсь. Не отпуская, впрочем, второй поток сознания.
– Георг, скажите… – и в безупречной гостиной Жокей-клуба нет больше аристократов, а есть только страстные охотники, путешественники и спортсмены. И Африка…
Не скрывая, рассказываю об охоте, о тонкостях бивачной жизни и аборигенной кулинарии.
– … льва? Право слово, обошёлся бы без его облезлой шкуры, – скупо улыбаюсь интересу одного из членов клуба с длиннющей вереницей титулов, из которых я запомнил только родство с Роганами.
– И всё же, Георг? – мягко настаивает уже Вильбуа-Марейль на правах старинного знакомого.
– Хм… – встав с уютнейшего кресла, иду вдоль стен, на которых развешаны трофеи членов клуба и оружие, сплошь либо драгоценное, либо историческое. Мельком отмечаю невообразимую, совершенно немыслимую роскошь, но отстранённо, оставляя размышления на потом.
– … этим кинжалом был убит… – родственник Роганов взял на себя роль экскурсовода.
– … этот клинок принадлежал… – к чести молодого франта, нетерпения он не показывает, а короткие его словесные зарисовки очень выпуклы и интересны. Приходится напоминать себе, что именно общение – первое, и наверное – главное, чему учат представителей аристократии.
– Нет ли у вас оружия не столь исторически значимого? – интересуюсь я, – Какая-нибудь не историческая жердина, тесак и полоска кожи или верёвка.
Пять минут спустя, примотав полусаблю дамасской стали к резной палисандровой жерди, притащенной услужливыми лакеями, я снова охочусь на льва. Набросанные подушки обозначают осыпь, роскошное кресло – льва, и я, вспоминая те безумные секунды, стараюсь всем телом показать дикое напряжение и яростный финальный удар…
– Ничего страшного, – уверяют меня члены клубы, весело обсуждая распоротое кресло, – оно теперь тоже – историчное!
И хохочут! Аристократы оказались совершенно…
… нормальными? Ни рогов, ни копыт!
С африканских моих приключений разговор плавно перешёл на авиацию, а от неё – на перспективы авиашколы в Ле-Бурже, и наконец, на моё виденье авиации.
– Месье… отпиваю глоток морса за-ради паузы в разговоре, – не хочу показаться бахвалом, но на примере Африки вы могли видеть, как изменило картину войны само появление авиации.
– Разумеется, – предупреждаю я критику, – средства противодействия появятся достаточно быстро, и предугадать их несложно. Установленные на специальные станки пулемёты и спешно разрабатываемые зенитные пушки несколько осложнят жизнь этого молодого рода войск.
– Однако же… – отставляю бокал, – генерал… представим гипотетическую ситуацию воздушного налёта при наличии пулемётов и зенитных пушек у противника, и при их отсутствии.
Следующие полчаса мы с упоением играли в штабную игру, и я очень мягко проталкивал военных к выводу, что лучшая противовоздушная оборона – наличие собственной авиации.
– Насытить армию средствами… противовоздушной обороны, так? – смотрит на меня Вильбуа-Марейль.
Киваю, стараясь не сбиться на поощряющие манеры экзаменатора, вытягивающего нерадивого ученика.
– … возможно, – подытоживает наконец генерал, – но очень и очень дорого. Штабы, тыловые части, колонны войск на марше – всё это и много другое требует защиты от авиации. – Хм… само наличие авиации вынуждает противника считаться с этим фактом, – потирает он подбородок, – что-то мне это напоминает… Британия?!
– Авиация как часть политики, в противовес британской ставке на флот, – тяжело роняет герцог, – это очень… очень необычно.
– Не будет ли лекарство дороже болезни? – мягко интересуется д, Алеман, и я подзываю лакея, приказывая принести саквояж.
– Здесь, – достаю я папки, – все расчёты. Стоимость летадл в штучном и массовом исполнении…
– Однако! – вырывается у генерала, вчитавшегося в бумаги буквально «с рук», – Разница так велика? Хм… впрочем, действительно… прошу простить.
– Расчёты по противовоздушной обороне, – достаю следующую папку, чуть улыбаясь Вильбуа-Марейлю, – смотрите, изучайте…
– А… простите, коммандер, это что? – интересуется молодой Ло двумя коробками, раскрашенными лично Санькой.
– Безделица! – и оставив бумаги на изучение, показываю молодым членам Жокей-клуба игру в настольный футбол и хоккей, – Вот… да, за эти ручки.
– Позвольте… – Ло становится напротив, и быстро проигрывает, получив в ворота несколько мячей, – Однако…
– Не подскажите, месье коммандер, где можно приобрести эти игры? – интересуется один из дворян.
– Недавно запатентовал, – развожу руками, – пока ищу производственные мощности.
– Да? Скажите, месье…
… но его перебивают военные и президент клуба. Вопросы, уточнения… и вот я уже прикусываю язык, едва не пообещав консультации за…
… да за просто так! За… хорошее отношение членов клуба? К моему изумлению, именно это и предлагается, а взамен – должность инженера-консультанта, показываемая едва ли не синекурой. Хотя и деньги за эту синекуру предлагаются очень большие, ибо двадцать тысяч франков[56], это как ни крути…
«– … копейки за такую работу» – останавливает меня Второй-я, напоминая о патентных отчислениях за такие, казалось бы, мелочи, как инвалидные кресла. А тут – авиация, и десятки если не патентов, то как минимум – мелких усовершенствований. Деньги!
Мягко сбиваю напор, объясняя свои резоны, и встречаю понимание. Кивки, извинения… и пять минут спустя понимаю, что коллективный Жокей-клуб подобрал другие слова, но суть осталась прежней.
Накатывает злость и…
… воспоминание. Видел не раз, как дворяне унижаются перед купцами, приходя в трактир просителями. Видел и обратное: магию титула и чина, обращающую родовую фамилию в золото. И вот меня сейчас так… поманили? Покровительством аристократии?!
– И-эх, господа хорошие! – бью себя ладонью по колену и начинаю шутовство в русско-франкском ярмарочном стиле, имитируя купеческие торги самого низкопробного уровня, – Да ваша взяла! За ваши деньги, да с нашим удовольствием! – Господа почтенные, статские и военные, составим сейчас кумпанство для нашего панства, – балагую, с откровенной издёвкой глядя на Вильбуа-Марейля, прикусившего губу. Кланяюсь, развожу руками и едва ли не пускаюсь вприсядку. Зазывала балаганный как есть!
Нижегородский, переведённый на французский вот так вот, наскоро, откровенно низкопробен, да и внезапная моя смена поведения на самую что ни на есть простонародную, выбивает из колеи.