– Сейчас… – наплескав чуть воды на пыль, и размешав её пальцем, подросток протянул нить через получившуюся кашицу, – абразив, говоришь? Ну-ка…
Преисполненный сомнения, он начал елозить нитью по решётке у самого пола. Потому как слова Егоровы, они слова и есть, а пробовать пока…
– Режет… – прошептал он неверяще, щупая пальцем процарапанную полоску. Пилить от себя было неудобно, но Мишка не обращал внимания на усталость и боль в мышцах, прерываясь лишь для того, чтобы хлебнуть воды, да сменить порвавшуюся нить. Да замирал иногда, прислушиваясь к беззвучию катакомб…
… и не зря. Услышав голоса, он рукой смахнул в сторону драгоценную абразивную грязь и метнулся на каменное ложе, едва ли не в последний момент успев поставить старые башмаки на место. Голоса стали громче, и…
– Живой? Эй, ты! – в коридоре свистнули оглушительно, и Мишка изобразил недавнее своё всплытие из омута, а поскольку было оно совсем недавно, то получилось достаточно достоверно. Похитителям, во всяком случае, хватило.
– Захочешь жрать – вот, найдёшь около решётки, – успокоено сказал хрипловатый голос. Потом оказалось, что голосов двое, и они несколько минут вели невнятную совершенно беседу, из которой до узника доносилась лишь часть слов.
Вопреки законам жанра, похитители не спешили выдавать в разговоре какие-то прозвища, имена лидера банды, заказчиков похищения и тому подобные штуки. Тухловатые реплики о бабах, выпивке, похмелье и драках, обычные для обитателей городского дна, вполне удовлетворённых своим положением.
Ни имён, ни кличек, ни даже физиономий подросток не увидел, опасаясь даже повернуть лицо в ту сторону, не то чтобы приближаться, пытаясь разглядеть что-то в круге полумрака.
Подёргав напоследок щеколду, похитители отпустили несколько язвительных реплик в Мишкину сторону, и наконец удалились. Выждав минут двадцать, он встал, отчаянно надеясь, что в ближайшие несколько часов посещений не будет.
Несколько жадных глотков из кувшина, и Пономарёнок снова взялся за работу, обрезая нитью не только металл, но и собственные пальцы. Бесконечно тянущиеся минуты, и нитка прорезала наконец прут.
Встав, Мишка продышался как следует и размялся старательно, устав от одной только разминки.
– А вот это херово, – констатировал он, вычёркивая даже гипотетическую возможность схватки. В таком состоянии можно устроить засаду с шансами на успех, но никак не на двух взрослых мужчин разом.
Вздохнув ещё раз, он скинул пиджак и вцепился в металл, уперевшись ногами в соседние пруты. Нехотя, но железо поддалось, прогнувшись немного. Передышка…
… и снова.
Одолев в несколько приёмов решётку, подросток присел, где стоял, вымотавшись невероятно.
– Ф-фу… – найдя в себе силы встать, он доковылял до ложа и некоторое время отдыхал, пытаясь унять сердцебиение и противную слабость с тошнотой.
– Ну… с Богом! – выскользнув за пределы камеры, Мишка крутану головой, но сплёвывать не решился, – Воду чуть не забыл, балбес…
Захватив кувшин, спохватился и пошарил около решётки, с некоторым сомнением изучая булку и нечищеную брюквину. Втянув ноздрями воздух, он внюхался в хлеб и решил не рисковать.
– На всякий случай, – сказал подросток неведомому собеседнику, и всё-таки положил в карман булку, ведомый то ли смутными идеями приманивать на него крыс, то ли провести химический анализ в полиции.
Лампа висела высоковато, но подтянув под неё кусок известняка, заменяющего, по всей видимости, табуретку тюремщикам, он снял её и старательно изучил коридор, стараясь не пропустить ничего. Тайных ходов и торчащих из стены рычагов не обнаружилось, равно как и надписей «Выход там», зато ответвлений – целых три!
Поколебавшись, Пономарёнок опустил лампу вниз, понадеявшись на слабые навыки следопыта. Несколько часов спустя он понял, что…
… зря! Воздух в подземельях стал ощутимо более спёртым, с явственным запахом какого-то тлена. Попытавшись вернуться назад по своим следам, он претерпел сокрушительное поражение. А самое обидное…
… окончательно прошла та дурная слабость, и сейчас он смог бы вполне уверенно потягаться с той парочкой! Устроив засаду, разумеется.
«– А если бы не спешил так, – мелькали непрошенные мысли, – то мог бы отпилить от прута кусок, и была бы у меня добротная дубинка, она же ломик!»
Пригасив огонёк до минимума, Мишка двигался медленно, старясь запоминать повороты и какие-то приметы, процарапывая буквы и цифры подобранным осколком пушечного ядра, невесть как оказавшегося в подземелье. Иногда пригождалось…
– А ну-ка… известняк поддался легко, отслаиваясь целыми пластами, и подросток, ведомый азартом и надеждой, поставил лампу на уступчик поодаль, и заскрёб с удвоенной силой. В голову лезли мечты о свободе и выходе в галерею, посещаемую досужими туристами, и почему-то – сокровища, невесть кем и когда замурованные в катакомбах.
Известняк поддался как-то очень легко, и стена начала осыпаться на Мишку. Отскочив неудачно, он подвернул ногу и упал на задницу, прикрывая голову руками.
Несколько безумных мгновений, и… жив! Да, болят ушибленные руки и ноги, но…
.. жив!
Сняв с себя камень, подросток попытался встать…
… когда вновь зашуршало. Он отскочил, пригнувшись, а на него всё сыпались и сыпались…
… человеческие кости.
Глава 28
– Всё потом! – лязгнул голосом Мишка, едва ввалившись в квартиру, – Я мыться! Да не лезьте вы, черти… теперь тоже мертвечиной вонять будете. Всё! Всё, хватит!
Отстранившись решительно, брат простужено шмыгнул носом.
– Я ж говорил, – расстроено сказал он, – сами теперь…
Раздеваясь на ходу без всякого стеснения и оставляя влажные следы, Мишка скрылся в ванной, прикрыв за собой дверь.
– Да! – тотчас высунулся он, – Халат мне принесите, што ли!
– Благодарю, месье, – с чувством сказал я ажану, пока Санька брезгливо двигал ногой сброшенную одёжку, мученически отворотив лицо.
– Не стоит благодарностей, месье, – чуть смущённо ответил тот, пожимая руку, – помощь полиции вашему брату понадобилась только для того, чтобы быстрее добраться к родным! Мы были рады подвезти его. С ветерком!
– Месье! – прервался ажан, обращаясь к Саньке, собравшемуся засунуть грязную одежду в мешок, – Прошу вас, не трогайте их, это улики! Приедет эксперт… благодарю, месье. Мне самому не нравится этот запах, но вы же понимаете, может быть важна каждая мелочь!
– Потрясающая история! – снова повернулся ко мне ажан, – Да, месье… вы, наверное, тоже занимались поисками?
– Ох, да… благодарю, месье…
– Бертран, – заалел ушами молодой полицейский.
«– Молодой?! – ёрнически отозвалось подсознание, – Ну-ну! Двадцать пять годочков минимум, медаль за службу в колониях и отрубленный кусок уха… молодой, ха!»
– Благодарю, месье Бертран… – дружески улыбаюсь ему, стараясь не обращать внимания на ехидное Второе-Я, – Сань! Скомандуй отбой!
– Ага! – брат ссыпался по лестнице вниз, к мадемуазель Боннет, премилой престарелой кокетке, охотно разрешающей нам пользоваться её телефоном в обмен на своё общество, свежие сплетни от неё и африканские истории под чай от нас. К сожалению, наша квартира сим изобретением по неведомой причине отягощена не была, так что по окончанию выставки будем подыскивать другое жильё.
Сниман приехал уже через пятнадцать минут, запыханно ворвавшись в квартиру.
– Рядом был, – пояснил он, – а где…
– Моется, – киваю на ванную, – вонючий после катакомб, но живой и здоровый, насколько это вообще возможно.
– А это… – принюхался генерал брезгливо, всё ещё пребывая настороже.
– Улики, месье генерал, – вытянулся ажан без страха, демонстрируя уважение именитому полководцу.
– Ну хорошо, – милостиво согласился африканер, усаживаясь наконец в кресло.
– Места себе не находил, – пожаловался он мне, раскуривая вонючую сигару. Если изначально бур воспринимал Пономарёнка как ходячий талисман, а позже и как толкового офицера, то сейчас, сдаётся мне, Мишка ему роднее родного сына!
Вышел наш Стратег из ванной чуть ли через час, когда наша невеликая гостиная уже была битком набита дипломатами от ЮАС и полицейскими всех рангов. Одетый в пижаму и халат, брат потирал свежевыбритую лысину и отчаянно, до слезящихся глаз, благоухал одеколоном.
Хмыкнув, Илья оторвал зад от подлокотника кресла, и лавируя меж присутствующих, прошёлся по квартире, открывая окна во всю ширь. Свежий октябрьский ветерок, ворвавшийся в комнаты, пах разом дождём и солнцем с нотками большого города, нивелировав отчасти удушливую одеколонную атаку.
– Месье… – Мишка склонил голову, здороваясь разом со всеми, и от биллиардного шара его головы, изрезанной после неумелого самостоятельного бритья, отразился солнечный луч. По гостиной прокатился невнятный вал ответных приветствий.
– Начну… – плюхнувшись в кресло, Мишка задумался на секунду, – с самого начала. В кафе я познакомился…
Он довольно сухо и коротко, но очень ёмко, поведал о знакомстве с девицей.
– В каком, говорите, кафе? – насторожился Лепин, прибывший на резонансное дело и нервирующий присутствующего тут же комиссара Тампля.
– Так… – задав несколько уточняющих вопросов, префект полиции отдал инициативу комиссару Тампля, взявшемуся расспрашивать Мишку.
– Передайте… – негромко сказал префект Бертрану, вырвав несколько листков из блокнота, – и чтоб срочно!
– И никаких подозрений? – посчитал я нужным вмешаться в расспросы.
– Так, – пожав плечами, Мишка улыбнулся одними губами, – белый день, хорошее кафе… какие подозрения? Взглядами зацепились…
Он порозовел от смущения, и тут же пошёл пятнами, злясь на самого себя, давешнюю девицу и всю эту чортову банду похитителей.
– … ну и подошёл, – закончил брат тяжело, – Не притон какой, да и на вид вполне обычная девушка. Такая… не красавица, но милая.
– Ага… – киваю я, – ага… а волосы? Так… нос?
Сам же, отобрав у Лепина блокнот, делаю наброски.