– Она? – сунул Мишке листы.
– Откуда ты… – изумился тот, – не совсем, но похожа. Только вот губы чуть, да линию подбородка. Ага… в точности!
– Позвольте, – Лепин отобрал блокнот и передал Бертрану, сияющему от азарта и причастности, – срочно, да… размножить, и по всем участкам!
– Откуда, месье коммандер? – повернулся ко мне префект, – Вам она знакома?
– Нет, – спокойно выдерживаю его взгляд, – девицу эту я не знаю, но знаю брата и его вкусы. И похоже, не я один. Девица под его вкус подобрана, и кажется даже, проинструктирована, как себя вести.
Кто-то из африканеров присвистнул, впечатлённый тщательной проработкой сорвавшейся операции. Не вполне воспитанно, но да… впечатляет.
– У вас есть какие-то мысли? – поинтересовался Лепин, не обращая внимания на комиссара Тампля, кусающего досадливо ус.
– Россия, – говорю очевидное, – все ниточки идут туда. Знакомых опрашивали, не иначе.
– Та-к… – побагровел Сниман.
– Это не значит, что к операции причастны русские, – тут же уточняю, – хотя и не значит обратного! Возможна как самодеятельность неких…
– … сил, – присутствующие закивали понимающе, оценив невысказанное вслух предположение об участии в дурно пахнущем деле представителей Дома Романовых, – но я бы поставил на спецслужбы одного из государств.
– Я бы поставил под сомнение участие Франции, – с напором сказал префект.
– Пожалуй, – согласился я, переглянувшись с Мишкой, – такую возможность нельзя исключать вовсе, ибо порой младшие заместители старших секретарей ухитряются вести игры не по чину, и не всегда в интересах государства. Но в целом… да, Франции просто нет никакой необходимости устраивать столь громоздкую и… хм, дурно пахнущую интригу.
– Я бы исключил и Германию, – мягко сказал Пономарёнок, – отношения с Кайзером и правительством Германии у нас…
– … у ЮАС прекрасные, – «оговорился» он, даже в такой ситуации продолжая интригу.
– Соглашусь, – охотно закивал Сниман, переглядываясь с приятелями-африканерами, – такая дотошность в начале, и небрежность непосредственных исполнителей после – не в германском характере.
Русские члены делегации поддержали генерала согласным гулом.
– Немчура педантична даже себе во вред, – щурясь от табачного дымка, веско подтвердил коммандер Матвеев, – я их хорошо знаю, сам с под Саратова, десять лет отбатрачил на них. От и до! А это… нет уж, не верю!
– Хотя конешно, – спохватился он, проговаривая на французском с саратовским совершенно акцентом, – люди разные бывают.
«– Англия?» – одной мимикой ухитрился сказать Лепин.
«– Не факт» – отвечаю ему пожатием плеч, и Мишка тоже не смог сказать ничего конкретного.
– Разве что говор не вполне парижский, – неуверенно сказал он, – но не поручусь. Оба говорили на французском, и бойко, но будто это неродной их язык.
– Хм… – Лепин зажевал ус, переглядываясь с комиссаром, – хотелось бы сказать, что Англия, но во Франции полно диалектов, и для многих наших граждан французский язык не вполне… хм, родной. Набрать местную шваль, а тем более шваль приблудную, мог кто угодно.
– Итак, месье… – мягко подхватил инициативу комиссар, – поведение девицы в кафе не вызвало никаких подозрений?
– Никаких, – сдержанно кивнул брат, – несмотря на весь романти́к, я бы заметил, если бы мне попробовали подсыпать что-то в кофе. Единственное, вкус пирожного показался непривычным и излишне ярким, но я не так часто их ем, так что судить не возьмусь.
– Как интересно… – задумчиво сказал комиссар, – простите, месье! Очень уж интрига выходит дорогой! Для вашего отравления хватило бы и подкупленного официанта, но неизвестные нам похитители обставили дело много тоньше и надёжней, что не может не впечатлять!
– Размах, – кривовато улыбнулся брат.
– Верно! – жизнерадостно улыбнулся комиссар, – Кхм… простите. А дальше…
– … снижение критичности, – без эмоций продолжил Мишка, – и острый приступ сатириазиса[57], так что предложение проехать к ней показалось вполне естественным.
Он весьма сухо рассказал о своём пробуждении и сопровождающих его эффектах.
«– Надо бы кровь на анализ взять» – мелькнуло у меня, да и не задержалось в голове.
– Кровь? – удивился Лепин, переглядываясь с комиссаром, – А ведь и в самом деле! Очевидная, казалось бы… Бертран! Да, быстро… и пусть всё оборудование захватит! В самом-то деле!
– … да, пластырем телесного цвета пилка… – врал зачем-то Мишка, – не нашли при обыске.
«– А… ну да, ну да… хороший козырь в рукаве не помешает! Нитка, ну надо же! И чорт его знает, как в голове всплыло и зачем рассказывал, а вишь ты, пригодилось!»
Блуждания свои по катакомбам Мишка описал без особых эмоций, и только при рассказе об оссуарии[58] чувства копьём пробили броню его сдержанности.
– Никогда этого хруста не забуду, – криво улыбнулся Мишка, идя пятнами, – как я по костям…
Все нам стало не по себе, а несколько человек, равно как африканеров, так и французов, забормотали тихохонько молитвы.
– Помогли, – убеждённо сказал молчавший доселе Санька, сбиваясь на русский, – не простые косточки… я чай, догадаться вот так вот стену ковырнуть, это тебя Бог надоумил.
К изрядному моей досаде и Мишкиному смущению, религиозная составляющая события захватила большинство присутствующих, едва не превратившись в занятие по богословию. Сошлись, однако же на том, что – да, элемент чуда в этом точно есть…
– … тем более, ты именно через костницу в посещаемые коридоры и выбрался, – подытожил Санька.
– Ну… да, – вздохнул Пономарёнок, – а всё равно… хруст этот под башмаками…
… и улыбнулся бледно.
К вечеру ближе, когда все допросы и анализы закончились, даны интервью репортёрам, а я успел съездить и вернуться из посольства, Мишка отживел мал-мала, перестав напоминать скверно сделанную марионетку. С отвращением отказываясь от мяса, он зажирал пережитое сдобой и фруктами, запивая сладченным чаем.
С нами он мог не показывать себя статуей самого себя, и я даже не знаю, как он продержался эти несколько часов! Особенно когда репортёры… вот уж точно, шакалы пера! Вопросики некоторые не на грани, а за гранью.
Ничего, запомнил, и… ответочка прилетит. Без криминала, а так… кого пригласить на мероприятие, а кому – зась! Не газете, а персонально. Падле!
– Минимум по трое теперь ходим, – постановил я, – а то очень уж…
– Когда нам ту записку принесли, – тихо сказал Санька, – ну… што тебя похитили и такое всё, я… мы чуть с ума не спятили. Там, в Африке, проще. Понятно, кто друг, а кто враг. А здесь… вот так вот, в кафе?
– И знаете, – он обвёл нас взглядом, – мне это очень… очень не нравится! Я не я буду… а ответить – надо! И очень…
Сжав костистый кулак добела, Чиж замолк, и только подрагивающая верхняя губа выдавала волнение. Такое себе… медоедовское!
– Будем искать, – соглашаюсь с ним, – полиция, это одно, а если подключить наши деньги и поднять апашей, совсем другое! Это ведь уже не криминал, братцы, а политика… так што не будут прикрывать своих, тем более – деньги! А потом уже – да! Художественная резня. Кто бы они ни были!
– Ночь не спал, – с утра сказал Мишка, размешивая кофе, – всё думал… Да не смотрите так! Как… не знаю на кого! Жив, здоров, а остальное… Кхм! Так о чём это я? Ах да… Искать их можно, и я бы даже сказал – нужно. Не месть даже, а просто – штоб неповадно. Государство у нас молодое, и поставить себя надо сразу – ух! Чтоб даже думать не в тут сторону боялись!
– Намажь и мне круассан… – буднично прервался он, – ага, спасибочки!
Кусанув выпечку, он замычал блаженно, двигая челюстями и закатывая глаза.
– Поставить себя, эт святое… – Мишка шумно сёрбнул кофе, – но под эту сурдинку можно и в катакомбах полазать, а?
– Та-ак… – отставив кружку, намазываю ему маслом ещё один круассан, – ты ешь, ешь! Хорошие мысли тебе под еду приходят, правильные!
– Я што-то не понял, – захлопал глазами Адамусь.
– Катакомбы, – снисходительно пояснил Санька, – это такой лабиринт, в котором можно заблудиться, а можно…
– … наделать тайников, – закончил за него Пономарёнок, – на будущее! Оружие, деньги… да всё! Сейчас это как само-собой… понимаешь? От нас ничего серьёзного не ждут, а думают, што мы просто мстюки такие, шебутные. Спать не можем, дай самим по подземельям побегать!
– По горячим следам! – закивал литвин.
– Угум, – Мишка вцепился зубами в круассан.
– … и возраст, – продолжил он невнятно, – мы ж вроде как молодые и горячие, думать наперёд не должны. А мы – могё́м! И продумаем. Целые квартиры можно обустраивать, так-то! Мало ли, как жизнь повернётся? Так-то!
Глава 29
– Не реви! Ну… перестань, – беспомощно сказал Фаддей, а супружница, почуяв слабину, ещё крепче вцепилась в мужнин пиджак.
– Ну… – подняв руку, мужик нерешительно погладил супругу по прикрытой платом голове, – не реви, Нюра… не надо! Ну…
Вздохнув, Фаддей прижал супругу к себе, опустив бороду на тёплую макушку жены, и засопел, часто моргая и сдерживая слёзы.
– Всё, Нюр, – отстранился он несколько минут спустя, – а то и сам уже…
– Ага… – сопела та, утирая слёзы кулачком, – чичас, погодь…
Шмыгая носом, баба подняла заплаканные глаза, и слёзы снова потекли рекой.
– Я ничево, – кривя красивые губы, сказала она, – само плачется.
Фаддей губами снял слезинки с серых глаз, крепко взяв за плечи, отстранил. Пахнущий морем ветер трепал их одёжку, пытаясь пробраться к телу, но супругам было не до того. Они молча глядели друг другу в глаза, и никак не могли насмотреться.
– Всё… – Фаддей нежно поцеловал супругу в податливые губы, – помнишь, как уговаривались?
– Купаться пошёл, – робко улыбнулась женщина, – восхотелось тебе! Уж я уговаривала, уговаривала… но ты же неслух! И што Ильин день давно прошёл, и…