— Картошка, картошка! — перебил его Теглаш. — Тут война, а не картошка!
Сюч ничего не ответил, лишь потуже затянул бечевку на своем грубошерстном пальто.
В комендатуре Сючу поручили охранять в селе Мехешпуста амбар, в котором хранилось тридцать вагонов семенной пшеницы. По тем временам это был настоящий клад.
— Знаешь, в чем твоя задача? — спросил Теглаш старика.
— Если кто будет приближаться к амбару, буду стрелять.
— Стрелять! Эх ты, стрелок! Тебе поручают охранять этот амбар, понятно? Чтобы никто не растащил зерно, понял?
— Понял. Эта пшеница принадлежит уже не буржуям, а…
— Правильно. В общем, будешь стоять, пока тебя не сменят.
Сюч пошел на свой пост. Винтовка неуклюже болталась у него за спиной, а набитый хлебом карман пальто топорщился.
На следующий день фронт пришел в движение. Рвались снаряды, свистели пули. Чего греха таить, некоторые из нас не без зависти вспомнили о тех, кто оказался в тылу…
Под вечер Теглаш увидел группу беженцев из Мехешпусты. «Ого, значит противник уже там? Что же с нашим стариком?» — подумал я.
Среди беженцев из Мехешпусты старика не оказалось. Правда, многие говорили о том, что они видели старика в длинном, до пят, пальто, с винтовкой, но никто не мог сказать, куда он девался.
Решили, что, может, он и на самом деле пустился в далекий путь — в свой родной Сабольч.
В полночь прибыло подкрепление. Сначала на шоссе загрохотали русские танки, за ними двигались грузовики, подводы и конница… Под утро артиллерийская канонада стихла. Крестьяне стали расходиться по своим селам. Часа два спустя один из них пришел к нам и сказал, что старик в длинном пальто нашелся.
Сюч лежал возле амбара. Все патроны расстреляны, солдатская шапка надвинута на глаза, в кармане — кусок хлеба.
Теглаш молча смотрел на убитого и думал: «Вот он, самый трудный экзамен. Ты выдержал его с честью. Ты оказался настоящим героем, товарищ Сюч!..»
ДОРОГИЕ ГОСТИ
В прошлом году еще до наступления весны, когда холодные февральские ветры, срываясь с гор Баконь, продували всю равнину, члены сельхозкооператива «Мир» уже несколько раз побывали в райкоме партии. Им, видите ли, к празднику Освобождения[5] обязательно нужны гости, да не какие-нибудь, а те, кто освобождал Венгрию от гитлеровских захватчиков.
Выслушав делегацию кооператива, секретарь райкома громко расхохотался:
— Куда вы торопитесь, товарищи? Ведь до четвертого апреля еще далеко.
Но жители села Кеваргоерш твердо стояли на своем:
— Мы нарочно заранее пришли к тебе, товарищ Циглер. Желающих пригласить к себе советских гостей будет много, так что в конце концов на нашу долю может не остаться ни одного советского война.
И пришлось секретарю райкома за месяц до праздника послать пригласительное письмо командиру одной советской воинской части.
В один из первых дней апреля секретарь райкома заехал на часок в село, чтобы посмотреть, как готовятся к празднику крестьяне.
Приготовления шли полным ходом: на скотном дворе резали теленка, женщины, как на свадьбу, жарили и пекли всякую всячину, мужчину разливали по бутылкам вино из бочек, дети подвозили на тачках цветные камешки и украшали ими клумбы и дорожки вокруг здания сельского Совета.
Циглеру понравилось, что крестьяне так усердно готовятся к празднику.
«Только вот теленка, — подумал секретарь, — пожалуй, не стоило бы резать».
— К вам ведь приедут только два советских товарища, — предупредил секретарь в сельсовете. — Достаточно было зарезать на обед несколько кур.
— Для такого праздника нам и теленка не жалко, — дружно ответили крестьяне.
— Да ведь теленка на целый взвод хватит! К чему это?
— Ты ведь тоже пообедаешь с нами, товарищ Циглер. Ну и наши все сядут за стол, а мы, слава богу, на аппетит не жалуемся… И чего ты жалеешь нашего телка?
Над Циглером начали добродушно посмеиваться, говоря, что незачем ему быть таким экономным: не из его, мол, кармана идут деньги на угощение, а из кассы кооператива.
— Небось осенью пятьдесят шестого жизни своей не жалел, товарищ Циглер, не то что денег, — говорили ему крестьяне.
Все хорошо знали, как вел себя осенью того трудного года их партийный секретарь — сам бывший батрак. Лейтенант запаса, он вместе с двумя добровольцами с оружием в руках защищал во время контрреволюционного мятежа здание райкома партии. После разгрома мятежа Циглер стал для крестьян образцом партийного работника, беззаветно преданного партии и народу.
— Ну что же, как хотите, мне ведь тоже не жалко теленка, — ответил Циглер. — Только не собирайте всех. Я уже сказал, что приедут к вам только два человека. Они не смогут сразу с целой сотней людей разговаривать.
Договорились, что правление кооператива после торжественной части даст праздничный обед, на который будут приглашены человек двадцать — двадцать пять. Гостей поприветствуют представители кооператива, поговорят с ними немного — вот и все…
Однако ничего из этого плана не вышло. Когда четвертого апреля в село приехали дорогие гости, у ворот кооператива «Мир» их ждала толпа человек в сто, а то и больше.
Из автомобиля вышли советский майор и старший лейтенант. Представились. Старый пастух, бывший красноармеец, подошел к майору и, с трудом подбирая слова, спросил по-русски:
— А рядового вы не привезли с собой, товарищ майор?
— Есть у нас и рядовой, — ответил тот. — Наш водитель.
— Так разрешите и его сюда позвать!
Позвали и шофера к праздничному столу. Но садиться за стол не пришлось: слишком уж много собралось народу. Тогда решили вынести из комнаты стулья и разместились стоя. Настроение у всех было праздничное, люди смеялись, разговаривали. Шутили, что вот теперь и в селе вошло в моду есть стоя, как на торжественных дипломатических приемах.
Среди общего праздничного веселья майор вдруг посерьезнел и спросил:
— Вы действительно рады, что мы здесь? — И, немного помолчав, добавил: — Мне иногда кажется, что не всем нравится наше присутствие в Венгрии.
Настала тишина. Казалось, люди обдумывают ответ, даже стыдятся чего-то. Не за себя, конечно, а за других.
Шебештен, председатель сельхозкооператива, уже начал откашливаться, собираясь ответить майору, как вдруг из толпы вышел Габор Лакат, седой крестьянин.
— Знаете, товарищ майор, — начал он, теребя от волнения пиджак переводчика, — для нас это очень важный вопрос. Если бы не было Советского Союза, то все, кого вы здесь видите, до сих пор были бы батраками. А тогда, конечно, вы не пришли бы к нам в гости, да и наши офицеры тоже не пришли бы, потому что офицеры старой венгерской армии к нам в гости не ходили… Я никогда не сяду за один стол с человеком, который не считает советского солдата своим братом.
Майор широко улыбнулся. Он хотел что-то ответить, но старый Лакат еще не кончил:
— Мы, товарищ майор, у себя в деревне строим социализм, а те, кто поднял мятеж осенью пятьдесят шестого года, — наши враги. Они хотели разгромить наш кооператив… Неужели вы думаете, что мы могли позволить им сделать это? — Габор Лакат огляделся вокруг, кивнул головой высокому худому человеку с тронутым оспой лицом: — Подойди сюда, Ласло Хандо! Расскажи всем, что мы тогда делали! Объясни товарищу майору, что мы тогда не ждали сложа руки помощи советских товарищей, а еще до их прихода вступили в драку с нашим общим врагом — помещиками и буржуями!
Хандо, кузнец кооператива, протиснулся вперед, с ним рядом встал брат председателя кооператива. Подошли колесник Варга, бригадир Габор Киш, Янош Визели и многие другие. Кузнец Хандо, секретарь партийной организации кооператива, начал рассказывать:
— Господин Фориш, бывший здешний помещик, уже двадцать четвертого октября явился сюда и сейчас же начал распоряжаться. Ну, мы его быстро вышвырнули. Тогда он собрал целую шайку: кулаков, бандитов разных, оружие где-то достал — автоматы. Видим мы: тут не до шуток. Сначала они напали на дом нашего председателя Шебештена. К ним вышел брат председателя, а они его сразу же прикладом по голове. Самому председателю удалось скрыться. Тогда они начали стрелять, а потом бросились к правлению кооператива.
Дьердь Шебештен все-таки успел раньше их прибежать в правление, а у самого голова в крови. «Товарищи, — говорит он нам, — не уступим им, не сдадимся!» Габор Киш схватил вилы, Варга — топор, а те, кому ни топоров, ни вил не досталось, вооружились дубинами, и все выстроились у ворот: идите, мол! Ну, они и пришли. Так и стоим: они за воротами, а мы по эту сторону. Стрелять они не посмели…
Хандо замолк. Но тут же раздался другой голос:
— Почему ты замолчал, Ласло? Самое трудное тогда было впереди! Бандиты созвали крестьян на сходку, чтоб распустить кооператив. Они говорили, что ни один коммунист не посмеет явиться на эту сходку. Но Хандо обошел всех коммунистов и велел всем туда прийти. Сам он положил в карман большой нож и вышел прямо к столу, где сидели эти люди с автоматами. Хандо так и заявил им: «Наш кооператив« Мир» был и будет!»
Вы только подумайте: тогда, в такой момент, при этих людях он осмелился сказать такое! Бандиты только ругались и кричали, но ничего не могли поделать, потому что мы днем и ночью охраняли свой кооператив. А когда с контрреволюцией было покончено раз и навсегда, все единоличники в селе только и твердили: «Не думали мы, что в кооперативе такие стойкие люди». С тех пор больше ста человек вступило в наш кооператив! Сначала мы показали им, что умеем вести хозяйство, а потом все село своими глазами увидело, что мы и защитить социализм можем!..
Из коротких рассказов крестьян — никто из них не говорил о самом себе — майор скоро понял, что эти простые, немногословные люди из Задунайского края — непоколебимые борцы и строители социализма. Он почувствовал, что находится среди товарищей, друзей, братьев.
Гуляш уже начал остывать на тарелках, но атмосфера в комнате становилась теплее.