Надо думать, что А. Зак ошибается. Трудно профессора Федотова подозревать в неискренности. Он, вероятно, раб ложного умствования. Он просто видит все национальное в искаженном виде. Ведь проф. Федотов это могикан закончившегося периода русской жизни — периода господства лже-идей русской интеллигенции.
А. И. Зак — еврей по национальности, русский по культуре, — сумел преодолеть ложные точки зрения на прошлое России, какие были у большинства революционно настроенной части русской интеллигенции, "Герцен наших дней", проф. Федотов этого сделать не сумел.
Оспаривая утверждение Федотова о нравственной гибели русского народа, А. Зак указывает, что в своей статье о Пушкине сам проф. Федотов писал:
"Эти христианские влияния… Пушкин почерпнул не из опустошенного родительского дома, не из окружающей его вольтерианской среды, но из глубины того русского народа (начиная с няни), общения с которым он жаждал".
И дальше еврей Зак дает блестящую отповедь проф. Федотову и всем тем эмигрантам, которые утеряли всякую веру в Россию и русский народ и фактически поверили большевистской пропаганде, что русского народа больше нет, а есть новый советский народ.
"Итак, в глубине русского народа создалась христианская идеология, — не столько в отвлеченной, метафизической, сколько в этической ее части, — и эта идеология, поднявшись из народной стихии, облагородила, наполнила "воздухом великодушной человечности", душу великого поэта. В создании этой идеологии в народных массах и была великая воспитательная миссия Церкви, и миссию эту она выполнила. Корни христианской этики, заложенные ею в душе русского народа, никогда не погибнут.
И будет, я надеюсь, время, когда благодарная Россия, рядом с памятником Пушкину, поставит памятник его няне, русской крестьянке, Ирине Родионовне, которую поэт обессмертил в стихах такой изумительной любви и нежности:
Подруга дней моих суровых
Голубка дряхлая моя!
Были у нас на Руси, из поколения в поколение, тысячи таких нянь, и многие, очень многие из нас у этих нянек, главным образом, учились любви к Богу и к людям. Через них, через их материнскую любовь к нам, через их сказки и песни, приникали мы в детстве к источникам прекрасной, трагической, певучей души русского народа…"
"Были у нас на Руси", пишет А. Зак. Эта фраза показывает, что Зак считает себя сыном этой Руси. А его полная любви к России отповедь свидетельствует, что он не порвал духовной связи с Россией и сейчас.
И поэтому особенно печально, что рассказывая в главных чертах историю своего народа за последние три десятилетия, историю его смертных мук, Г. П. Федотов не дал в своей статье в "Новом Журнале" ничего, чтобы хотя бы отвлеченно дышало воздухом "великодушной человечности".
Изложив точку зрения Федотова на политическую позицию крестьянства во тремя революции, А. Зав пишет:
"Признавая очевидный факт, что "народ в огромном большинстве теперь ненавидит власть", проф. Федотов все-таки утверждает, что "операция логического от народа от власти представляет на практике трудности непреодолимые".
Не заключается ли эта трудность в том, что по каким-то причинам "разсудку вопреки, наперекор стихии Федотов не хочет отделить русский народ от поработившей его власти, хотя этот водораздел виден всякому глазу? Тут-то и намечается главный, центральный пункт его статьи "Народ", пишет он, "отвечает за государство и косвенно за правительство: отвечает или за то, что его одобряет, или за то, что его терпит".
Итак, с высоты своего академического "Олимпа" и в полной свободе и безопасности в которой мы живем в Нью-Йорке Г. П. Федотов обвиняет русский народ и делает его ответственным по его собственному выражению, "за преступления его властителей за то, что этот народ эту власть терпит. Терпит, истекая слезами и кровью, терпит в обстановке террора и пыток, небывалых в истории! Вряд ли и этому нужен какой бы то ни было комментарий…"
Да, едва ли нужен какой-либо комментарий к подобным упражнениям современных Герценов.
Прав А. Зак, спрашивая, неужели же невольные ошибки народа не искуплены еще тремя десятками лет нечеловеческих страданий.
И заканчивая свою отповедь проф. Федотову, Зак пишет:
"По отношению к нам, и русской эмиграции, проф. Федотов был снисходителен. Покрыв всю нашу работу двумя словами — "благочестивая ложь", — он все-таки готов признать что "отделение народа от его преступной власти" — невозможное исторически и этически, "является политической необходимостью".
Есть только одна политическая необходимость говорить правду. И есть, и может быть, только одна правда. Сила того, что, в пределах наших возможностей, мы стараемся сделать для вспоившего нас народа, заключается в том, что в нашей работе правда политическая совпадает с правдой исторической и этической. Сим победиши!"
Да только сим победиши, а не верой в басни большевистской пропаганды о существовании советского народа и советского человека.
РУССКИЕ ПОЛЯНКИ И РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК
В первый раз с именем М. Корякова я встретился в статье "Книги о России на французском рынке", опубликованной в газете "Вестник" (Буэнос Айрес, 15 марта 1948 года). Автор скрывшийся под псевдонимом "Парижский корреспондент", писал:
"…Чувствуется во всем рука опытного, талантливого журналиста; многие места трогательны, и думается, что они могли быть написаны только добрым, отзывчивым и порядочным человеком. (Таков эпизод "Ленхен", где описывается, как автор защищал от насилия и унижения одну немецкую девушку в обстановке советской оккупации). Тем более тяжело и неприятно, — скажем более, — неожиданно, встретить в той же вещи озлобленные и несправедливые страницы, направленные против Власовцев и новой эмиграции. Как много выиграла бы книга, если бы из нее удалить подобные отрывки. Раздирающую историю Дуньки, советской девушки, не желавшей возвращаться домой и силой захваченной чекистами ("Она отбивалась как тигрица", — пишет Коряков), автор дает с каким-то странным садистическим удовольствием. Почему у того, кто так братски заботился о Ленхен, никакого милосердия не нашлось в сердце для Дуньки, в жилах которой течет наша родная русская кровь.
Я не мог удержаться от возражения по этому поводу, так как здесь, на улицах Парижа, мне, как и другим, так часто приходится встречать подобных Дунек, бедных русских девушек, у которых большевики отняли все, не только отцов и братьев, погибших когда в концлагере, когда на поле боя за сталинские завоевания, не только человеческую жизнь, но даже устои и воспитание, Но каждый раз, когда имеешь терпение ближе вглядеться в судьбу подобной беглянки, для которой все слилось в протесте, для которой все" — лучше, чем большевистское рабство, находишь в ней, сквозь всю внешнюю грубость и простоту, говоря словами Некрасова
"Золото, золото — сердце народное".
Естественно, что иностранцам трудно их понять… Но как Коряков, сам сын того же великого народа, сам знающий большевизм, сам "выбравший свободу", не видит в них сестер. Или ему кажется, что его случай исключение, а все остальные новые эмигранты низший сорт".
О теориях М. Корякова я хотел написать давно, еще два года назад, когда мне случайно попался номер "Русской Мысли", в котором была напечатана статья М. Корякова "Наши русские поляны". Последние политические откровения М. Корякова, сделанные им в Нью-Йорке в докладе "Советский человек на рандеву", только укрепили меня в моем намерении. Такие выступления, такие высказывания без ответа оставить нельзя.
Прочитав "Русские Поляны", я ужаснулся сумбуру, который царит в душе "религиозно возродившегося" автора. За десять лет пребывания в Европе и Америке много довелось прочитать странных рассуждений на тему о жизни в современной России. Но таких, как статья М. Корякова, читать не приходилось, признаюсь откровенно.
Первое, на нем хочется остановиться — это странная "религиозность" М. Корякова. М. Коряков вообразил, что он духовно возродился, что его "духовный ренессанс" уже позади, и что корни языческого прошлого начисто выкорчеваны из его души. Но его статья о Дуньке и "Наши Поляны" неопровержимо свидетельствуют о том, что автор в духовном развитии очень мало отличается от нынешней средней Дуньки, к которой он относится с такой брезгливостью. Михаил Коряков неизвестно почему воображает, что он совершенно разделался со своим прежним до-христианским мировоззрением, что он достиг такой стадии духовного совершенства, что может играть роль старца и поучать других как им вести себя, за них решать вопрос, жить ли им заграницей, или возвращаться к русским полянкам, на которых хозяйничают энкаведисты. Глубоко заблуждается Михаил Коряков. Он находится только на первой ступени духовного возрождения. Это неопровержимо доказывает антихристианский характер его первых статен и странный характер его последних политических откровений.
Русские полянки, русские туманы и шелесты в овсе все это вещь хорошая. Да, нам русским очень близка мистика земли, Но русские полянки — полянками, а современный русский человек, мучающийся сейчас среди этих полянок все же дороже этих полянок. Этого-то и не хочет понять М. Коряков, восхищенный своим "моральным перерождением". Духовно перерождаться нам. людям жившим в большевистском аду, конечно, надо, но будет плохо, если все станут перерождаться па манер Михаила Корякова. Очень уж дорого обойдутся еще не успевшим переродиться духовно Дунькам такие духовные наставники, как М. Коряков и ему подобные.
Михаил Коряков, вероятно, уже не безбожник, но это еще и не христианин. Это человек, который, может быть, хочет быть христианином, но еще не стал им. Михаил Коряков находится в настоящий момент на перепутья между атеистическим и христианским мировоззрением. Отсюда его презрение к Дунькам, вся вина которых только в том, что они предпочитают легкомысленную жизнь в западной Европе, возвращению на Колымские и Печорские полянки, огороженные колючей проволокой.