Некоторые считают синий «цветом чистой воды и в жидком, и в твердом состоянии». Но если рассматривать пруды прямо с лодки, видно, что цвета различны. Уолден иногда синий, а иногда зеленый, даже с одного места. Он разделяет землю с небесами, приобретая оттенок обоих. С вершины холма отражает цвет неба, но вблизи у берега играет желтоватым оттенком в местах, где виден песок. Далее идет светло-зеленый, постепенно темнеющий и переходящий в однородный темно-зеленый на середине пруда. При определенном освещении он даже с вершины холма отливает ярко-зеленым у берегов. Некоторые объясняли это отражениями листвы, но рядом с песчаной насыпью железнодорожного полотна вода в нем не менее зеленая, как и весной, до появления листьев. Возможно, таким кажется смешение преобладающей синей воды с желтым песком.
Таков цвет его глаз. Такова и его часть, где весенний лед, согретый отраженным жаром солнца, а также земным теплом, тает первым и образует узкий канал вокруг все еще замерзшей середины. Как и в других наших водоемах, в ясную погоду и при очень неспокойной воде, когда поверхность волн отражает небо под прямым углом или получает больше света, с небольшого расстояния синий оттенок пруда кажется немного темнее неба.
В это время, находясь у его поверхности и ловя отражения, я замечал несравненную, непередаваемую голубизну, словно на переливчатом шелке или лезвии меча, небеснее самого неба. Все это перемежалось с первоначальным темно-зеленым оттенком другой стороны волн, казавшимися сравнительно мутными. Этот зеленовато-голубой муар запомнился похожим на лоскуты зимнего неба, видные через облака на западе перед закатом.
Меж тем стакан воды из пруда на свету столь же прозрачен, как и воздух. Известно, что массивный кусок стекла имеет зеленоватый оттенок – как говорят мастера, из-за своей «плотности», – а маленький его кусочек бесцветен. Я не проверял, какова должна быть плотность уолденской воды, чтобы отливать зеленым. Вода в нашей речке черная или темно-коричневая, если смотреть на нее сверху вниз, и придает телу купальщика желтоватый оттенок. Но вода Уолдена настолько чиста, что тело купальщика кажется белее алебастра, а еще более ненатуральным оно выглядит из-за увеличенных конечностей в искаженных пропорциях, и этот чудовищный эффект делает его подходящим натурщиком для Микеланджело.
Вода настолько прозрачна, что можно без труда разглядеть дно даже на глубине двадцати пяти или тридцати футов. Если грести по ней, достаточно глубоко от поверхности можно увидеть стайки окуней и уклеек, длиной всего в дюйм. Первых легко распознать по поперечным полоскам и решить, что они весьма аскетичны, питаясь в местной скудости.
Однажды зимой, много лет назад, я вырубал во льду лунки, чтобы ловить щурят, и бросил топор на лед, выходя на берег. Тот, словно ведомый злым гением, скользнул и упал прямо в одну из лунок, глубиной двадцать пять футов. Из любопытства я лег на лед и заглянул в нее. Топор стоял на обухе немного в стороне, его ручка смотрела вверх и покачивалась туда-сюда в такт пульсу пруда. И он так и стоял бы, пока со временем топорище не сгниет, но я решил его потревожить. Проделал рядом еще одну лунку при помощи пешни, срезал ножом самую длинную березку, какая нашлась поблизости, смастерил скользящую петлю и прикрепил ее к концу импровизированного шеста. Затем осторожно опустил его вниз, накинул петлю на конец топорища и потянул утонувший инструмент, пока не вытащил его.
Берег пруда сложен поясом из гладких округлых белых камней, напоминающих брусчатку, кроме пары коротких песчаных пляжей. Он настолько крут, что во многих местах можно нырнуть сразу с головою, и, если бы не удивительная прозрачность, вы бы уже не увидели дна до противоположной стороны. Некоторые думают, что пруд бездонный. В нем нет илистых мест; обычный наблюдатель может обнаружить отсутствие водорослей и необычных растений, кроме как на недавно затопленных небольших лугах, не относящихся к самому пруду. При ближайшем рассмотрении ты не увидишь ни ириса, ни камыша, ни даже желтой или белой кувшинки, а только несколько маленьких водокрасов и рдестов, да парочку бразений. Растения эти купальщик может и не заметить, а они чисты и светлы, как сама вода. Камни тянутся на род-два от берегов, а затем дно покрывается чистым песком, за исключением самых глубоких мест, где залегает ил (возможно, это остатки листьев, падавших в воду осень за осенью) и ярко-зеленые водоросли, цепляющие якоря даже в середине зимы.
У нас есть еще одно похожее озерцо – Белый пруд в Найн-Акр-Корнере, примерно в двух с половиной милях к западу. И хотя мне знакомы почти все пруды на двенадцать миль окрест, нет ни одного столь чистого и похожего на колодец, как эта парочка. Уолденскую воду пили племя за племенем, любовались и измеряли глубину, а затем исчезали с лица земли, а она все так же зелена и прозрачна. Неиссякаемый источник! Возможно, в то весеннее утро, когда Адама и Еву изгнали из Эдема, пруд уже существовал, и тогда по нему бил легкий весенний дождь, сопровождаемый туманом и южным ветром, и плавали многочисленные утки и гуси, не желавшие ничего знать о библейском грехопадении, когда им так уютно в этой чистой воде. И уже тогда уровень пруда поднимался и опускался, он очищал свои воды, раскрашивал их в нынешние оттенки и получил от небес патент на право быть единственным Уолденским прудом в мире, дистиллятором небесной росы. Кто знает, в легендах скольких позабытых народов он назван Кастальским источником? Или какие нимфы правили им в Золотом веке? Это драгоценный камень чистейших кровей в короне Конкорда.
Возможно, первые поселенцы водоема успели здесь наследить. Я внезапно обнаружил идущую вокруг всего пруда узкую тропу, похожую на уступ. Она то поднималась, то опускалась, то приближалась к кромке воды и отдалялась от нее – даже там, где на берегу только что вырубили густой лес. Возможно, она ровесница здешним обитателям, начиная с охотников-аборигенов, и до сих пор ею пользуются современники. Тропка особенно заметна, если стоять зимой посередине пруда сразу после легкого снегопада: четкая волнистая белая линия, не заслоненная травой и ветками, видная с расстояния в четверть мили во многих местах, где летом она почти неразличима даже вблизи. Снег словно печатает ее чистым рельефным шрифтом. Ухоженные участки с виллами, которые здесь когда-нибудь построят, возможно, сохранят ее следы.
Уровень воды в пруду поднимается и опускается, но как регулярно и с какими промежутками, не знает никто, хотя, как обычно, делают вид знатоков. Уровень обычно выше зимой и ниже летом, без разницы, при какой погоде – дождливой или сухой. Я помню времена, когда пруд был на фут или два мельче, а после моего отъезда он углубился по меньшей мере на пять футов.
В одном месте в него врезается узкая песчаная коса, с глубоким дном по одну сторону. На ней, в шести родах от берега, я примерно в 1824 году варил в котелке чаудер, что было невозможным в течение следующих двадцати пяти лет. А еще мои друзья слушали с недоверием, что несколько лет спустя я часто рыбачил с лодки в уединенной бухточке в лесу, в пятнадцати родах от единственного известного им берега. Ведь это место давно превратилось в луг. Но уже два года уровень воды постоянно поднимается, и теперь, летом 1852 года, он на все пять футов выше, чем в мое время, или так же высок, как тридцать лет назад, и на лугу снова можно рыбачить.
Таким образом, высота зеркала меняется на шесть-семь футов. Однако с окружающих холмов стекает мало воды, поэтому ее уровень, скорее всего, повышают подземные родники. Этим летом высота пруда вновь снижается. Примечательно, что приливы и отливы, независимо от периодичности, длятся по многу лет. Я наблюдал одно повышение и два частичных снижения, и ожидаю, что лет через двенадцать – пятнадцать уровень воды снова станет рекордно низким на моей памяти.
Пруд Флинта, в миле к востоку, похож в этом на Уолденский, хотя и отличается многочисленными впадающими и вытекающими ручьями. Соединенный системой небольших прудиков, он недавно, одновременно с Уолденом, достиг максимального подъема. То же самое относится, по наблюдениям, к Белому пруду.
Повышение и падение уровня воды в Уолдене, происходящие с длинными промежутками, приносят практическую пользу. Если вода держится на максимуме год и более, хоть и затрудняя прогулки вокруг пруда, она уничтожает кусты и деревья – болотную сосну, березу, ольху, осину и другие, выросшие на берегу. А вновь опускаясь, оставляет берег свободным. Так что, в отличие от многих прочих водоемов, с ежедневными приливами и отливами, его берег самый чистый. На моем был уничтожен и выкорчеван, словно рычагом, ряд болотных сосен высотой пятнадцать футов, и по их размеру можно определить, как давно вода последний раз поднималась на максимум. Благодаря такому движению воды пруд оберегает берег, и деревья не могут занять его по праву владения. Образно говоря, на губах озера не растет борода. Время от времени оно облизывает свои щеки. Когда вода высоко, ольхи, ивы и клены пускают в нее из всех сторон своих стволов, с высоты трех-четырех футов от земли, множество жилистых красных корней разной длины, чтобы удержаться. И я видел кусты голубики у берега, обычно бесплодные, но приносящие в таких условиях обильный урожай.
Некоторые затрудняются объяснить, почему берег словно специально вымощен. Все мои земляки слышали легенду (старейшины поговаривали, что еще в юности), что давным-давно индейцы собрали совет на вершине холма, высотой с нынешнюю глубину пруда, и сильно сквернословили, хотя обычно этот порок им несвойственен. Холм вдруг сильно задрожал и провалился, а спаслась лишь старая скво по имени Уолден, в честь которой и назвали пруд. Считается, что, когда холм затрясся, с его склона скатились камни, образовавшие нынешние берега.
В любом случае пруда когда-то не было, а теперь он есть. Этот индейский миф вовсе не противоречит словам уже упомянутого мною старого поселенца, хорошо помнившего момент, когда он впервые пришел сюда с «волшебной лозой». Луг тогда окутался легким туманом, а ореховый прутик упорно указывал вниз. Здесь он и решил выкопать колодец. Груды камней вряд ли можно объяснить тряской соседних холмов, но я заметил, что они густо усыпаны похожими, так что пришлось сложить из них валы по обеим сторонам от железной дороги. Кроме того, больше всего камней у обрывов, так что, к сожалению, никаких загадок. Я определил, кто был мостильщиком. Если название пруда не произошло от какой-то английской местности (например, Сэффрон Уолден), можно предположить, что изначально он назывался Уолд-Ин, то есть «огороженный».