ем. А затем прекращал падение, словно никогда не ступал на terra firma. Один во всей Вселенной, он резвится, и никто не нужен, кроме этого утра и воздуха. Но он не одинок, одинока без него земля под крылом. Где в этих небесах родная мать, где родня, где его отец? Небожитель, он казался связанным с землей лишь яйцом, выведенным в расщелине утеса, или свитым гнездом в углу облака из обрезков радуги и закатного неба, выстланным мягкой летней дымкой земли. А гнездится ли сейчас в вихрях облаков?
В тот день я еще наловил необыкновенно золотистых, серебристых и ярких медных рыб, сияющих, как ожерелье из драгоценных камней. Ах! Много раз доводилось пробираться в эти луга первым весенним утром, прыгая с кочки на кочку, по ивовым корням. Дикая речная долина и леса в ту пору купались в чистом и ярком свете, поднявшего бы из могилы и мертвеца. Вот вам убедительнейшее доказательство бессмертия. В таком свете все оживает. О, Смерть, где твое жало? О, Могила, где твоя победа?
Наша городская жизнь замерла бы без неизведанных лесов и лугов вокруг. Дикая природа необходима, как источник бодрости: иногда перейти вброд болото, где прячутся выпь и серая куропатка, услышать крик бекасов; почувствовать запах шелестящей осоки там, где гнездятся самые дикие и нелюдимые пернатые, а норка крадется брюхом к земле. Мы искренне хотим все исследовать и изучить, одновременно желая таинственности и загадок бесконечно дикой и потому непостижимой планеты.
Нам всегда будет мало Природы. Нас окрыляет демонстрация ее неистощимой силы и титанического могущества: морское побережье с обломками кораблей, дикие прерии с живыми и умирающими деревьями, грозовая туча и ливни по три недели, вызывающие паводок. Нам надо быть свидетелями чего-то выходящего за грани, наблюдать жизнь, какую никогда сам не проживешь. Нас ободряет, когда стервятник питается презираемой нами падалью, получая от нее здоровье и силы.
В низине у тропы, ведущей к моему дому, валялась дохлая лошадь, заставлявшая делать крюк, особенно по ночам, когда сильно воняло. Но она придавала уверенности в здоровом аппетите и несокрушимости бытия, примиряя с неудобствами. Мне нравилось видеть, что Природа настолько изобилует жизнью, что может позволить себе пожертвовать несметным числом существ, охотящихся друг на друга. Ее нежные создания могут так невозмутимо стираться с лица земли, словно их и не было вовсе, – например, головастики, которых глотают цапли, или черепахи и жабы, раздавленные на дорогах. Иногда она проливает целые дожди из плоти и крови. При таком обилии случайностей не стоит придавать им значения. Мудрец может подумать, что Вселенная непорочна. Ведь яд не ядовит, и ни одна рана не смертельна. Но сочувствия весьма шатки, они должны быть действенными, а основания – не шаблонными.
В начале мая дубы, орешник, клены и другие деревья вокруг пруда начинают выделяться среди сосен, добавляют пейзажу яркости, словно солнце в пасмурные дни, пробившееся сквозь туман и озаряющее лучами холмы. Третьего или четвертого числа на пруд прилетела гагара, а через пару дней – козодои, коричневые пересмешники, вертлявые дрозды, пиви, тауи и другие птицы. Задолго до этого щебетал дрозд-отшельник. Уже вернулся чибис и заглядывал в окно, раздумывая, похож ли дом на подходящее для жизни дупло. Он зависал в воздухе на хлопающих крыльях и сжимал лапки, словно держась за воздух во время осмотра владений. Зеленовато-желтая, как сера, пыльца болотных сосен вскоре покрыла пруд, камни и трухлявую древесину на берегу. Да так густо, что хоть собирай полный бочонок. Это те самые «серные ливни», о которых пишут в романах. Даже в драме Калидасы «Шакунтала» мы читаем о «родниках, окрасившихся желтым, золотистой пыльцой лотосов». И так весна катилась к лету, словно идешь по траве, что чем дальше, тем выше.
Так закончился мой первый год жизни в лесу, а второй был схож с ним. Я окончательно покинул Уолден 6 сентября 1847 года.
Послесловие
Доктора мудро советуют больному сменить климат и обстановку. Слава богу, наши края – не весь мир. В Новой Англии не растут конские каштаны, тут редко заливается пересмешник. Дикий гусь – больший космополит, чем мы. Он завтракает в Канаде, обедает в Огайо и приглаживает на ночь перья в южных болотах. Даже бизон умудряется идти в ногу со сменой времен года и объедать луга в Колорадо лишь перед сезоном зеленой и вкусной травы в Йеллоустоуне. Но мы почему-то считаем, что смена жердяных изгородей на каменные стены вокруг ферм обезопасит наши жизни и решит судьбу. Если вас выбрали городским секретарем, не получится поехать летом на Огненную Землю, зато можете оказаться в геенне огненной. Так что Вселенная шире, чем кажется.
Но все же следует чаще поглядывать за гак-борт судна, подобно любопытным пассажирам, а не убивать время плавания за расщепкой канатов, как глупые матросы. Противоположная сторона земного шара – место проживания наших адресатов. Путешествия есть плавание по большому кругу, а предписания врачей нужны лишь для кожных болезней. Один устремляется в Южную Африку поохотиться на жирафа, совершенно ненужную дичь. И как долго, скажите на милость, человек может заниматься этой ерундой? Охотиться на бекасов и вальдшнепов не менее увлекательно, но, несомненно, благороднейшая дичь – это ты сам.
Направь свой взгляд вовнутрь, и ты найдешь
Тысячу еще не открытых областей
В своем разуме. Путешествуй по ним
И стань знатоком внутренней космографии.
Что есть Африка, что есть Запад? Разве наш собственный внутренний мир не белое пятно на карте? При исследовании он может оказаться чернее побережья. Что мы откроем: истоки Нила, Нигера, Миссисипи или Северо-Западный путь вдоль нашего континента? Разве эти проблемы как-то заботят человечество? Разве географ Франклин – единственный пропавший человек, так истово разыскиваемый своей женой? Разве г-н Гриннелл знает, где он сам находится?
Лучше быть Мунго Парком, Льюисом, Кларком и Фробишером своих собственных рек и океанов. Исследуйте, как они, собственные северные широты, с грузом консервов для поддержания сил, и складывайте пустые банки в пирамиду высотой до небес, как памятник достигнутым целям. Было ли консервированное мясо изобретено лишь для сохранения наших тел? Нет. Чтобы стать Колумбом новых континентов и миров внутри себя, открывать новые пути не для торговли, но помыслов. Каждый человек – властелин царства, в сравнении с которым Российская империя – не более чем карликовое государство, бугорок, оставленный льдами. Многие становятся патриотами, не имея самоуважения и жертвуя большим ради меньшего. Они любят землю, в которую их зароют, но не дух, оживляющий плоть. Патриотизм для них – обычная причуда.
В чем было значение Национальной научно-исследовательской экспедиции, со всем ее пафосом и затратами, как не в косвенном признании того факта, что в нравственном мире есть континенты и моря, где каждый человек – перешеек или залив, еще не изученный им самим? Но куда легче проплыть много тысяч миль через холода, шторма и каннибалов на правительственном судне с пятью сотнями матросов и помощников-юнг, чем исследовать в одиночку личное море, собственные Атлантический и Тихий океаны:
Erret, et extremes alter scrutetur Iberos.
Plus habet hie vitae, plus habet ille viae.
Пусть они бродят и изучают диковинных австралийцев.
Во мне больше бога, а в них – дороги.
Зачем ехать в кругосветное путешествие – чтобы сосчитать кошек на Занзибаре? Но займитесь хотя бы этим, пока нет занятия получше. Вдруг получится отыскать фантастическую «Симмсову Дыру» и через нее заглянуть в себя. Англия и Франция, Испания и Португалия, Золотой Берег и Невольничий Берег – все они граничат с личным морем, но ни одно из их судов не отбилось от суши, хотя только так можно уплыть в Индию. Если вы хотите говорить на всех языках и перенять обычаи всех народов, путешествовать дальше всех путешественников, привыкнуть к любой погоде и заставить Сфинкса врезаться головой в камень, точно следуйте наставлению старого философа и познайте Себя. Вот где потребуются зоркость и мужество. Лишь побежденные и дезертиры идут воевать, на военную службу вербуются только трусы. Отправляйтесь же прямо сейчас в долгий путь на запад, что не кончается у Миссисипи или Тихого океана, не ведет в дряхлые Китай или Японию, а уходит дальше, по касательной земного шара, летом и зимой, днем и ночью, на закате солнца и на закате луны и, наконец, на закате самой Земли.
Говорят, что Мирабо разбойничал, «чтобы выяснить, сколь решимым нужно быть для открытого неповиновения священным законам общества». Он заявил, что «солдату, сражающемуся в строю, не требуется и половины мужества грабителя», «что честь и религия никогда не противодействовали продуманной и твердой решительности». Эта затея считалась мужественной с древних времен, и все же праздной, если не отчаянной. Здравомыслящий человек обычно оказывает «открытое неповиновение священным законам общества», повинуясь еще более священным законам, и таким образом проявляет решимость без дополнительного риска. Если человек не противопоставляет себя обществу и повинуется законам естественного поведения, ни одно справедливое правительство, если повезет встретить такое, не сочтет его бунтовщиком.
Я покинул лес по столь же важной причине, что и поселился в нем. Возможно, мне казалось, что можно прожить еще несколько жизней, не тратя время на одну главу. Удивительно, как легко и непринужденно мы выбираем путь и укатываем себе колею. Я не пробыл на Уолдене и недели, как уже протоптал ногами тропинку от двери до берега пруда – и через пять лет ее довольно легко найти. Правда, наверняка по ней ходили и другие, и потому она не заросла. Поверхность земли мягка и с удовольствием собирает человеческие следы. Таковы и тропы, по которым бродит ум. Но какими же затоптанными и пыльными должны быть главные дороги мира, как глубоки колеи традиций и условностей! Я не желал быть праздным пассажиром, а отправился в плавание матросом и стоял на палубе мира, откуда лучше всего видны горы в лунном свете. Да и сейчас не желаю ее покидать.