«Мир знал отца по его фильмам и телевизионным шоу, – сказала мне Дайан. – А я знала его как своего папу. Я всегда буду любить его и очень скучать. Его душевные, личные качества восхищали меня куда больше, чем его достижения в мире развлечений. Он был просто очень хорошим человеком. Мы с сестрой его обожали, нам нравилось проводить время вместе с ним, мы доверяли ему безгранично. И хотя он был занятым человеком, он много работал и делал великие вещи, у него всегда находилось время на нас. Он был прекрасным отцом».
Уолт лично отвозил дочерей в школу, на уроки танцев и прочие занятия. Роль отца Дайан и Шэрон всегда оставалась для него самой главной. Благодаря ежедневным совместным поездкам он был в курсе всех событий их жизни. Уолт бережно хранил воспоминания о детстве девочек. От одной лишь мысли, что он может быть рядом с ними, что увидит, как они взрослеют, его переполняли эмоции.
На студии Уолт мог быть требовательным, даже жестким. Но дома он был покладистым и спокойным. Если дочери показывали ему свои рисунки, он хвалил их так, будто видел оригинальную работу Рембрандта. Когда Дайан и Шэрон участвовали в танцевальном конкурсе или школьной пьесе, он всегда был в зрительном зале, а после обнимал их и говорил: «Это было замечательно, детишки!»
«Папа никогда не пропускал семейные события в школе, – вспоминает Дайан. – Я недооценивала это, говорила: “Папа, это все глупости, тебе не обязательно приходить”. Но он всегда появлялся в назначенное время».
Одно из любимых детских воспоминаний Дайан связано с тем, что она назвала «Воскресником». Забрав Дайан и Шэрон из воскресной школы, Уолт отвозил их в Гриффит-парк, где девочки катались на каруселях. Я побывал в этом парке. Конечно, сейчас он уже устарел, аттракционы выглядят старомодными, и все-таки там очень красиво. Должно быть, Уолт сидел здесь в тени, на одной из скамеек, наблюдая за тем, как его дочки кружатся на каруселях, и мечтал, что однажды построит собственный парк.
После воскресной школы мы ездили гулять. Папа привозил нас в Гриффит-парк, и мы играли и катались на каруселях час, два, а то и три. Он никогда не уставал от нас. Воскресенья были моими любимыми днями, самыми веселыми, и такими их делал отец. Он был с нами очень терпелив. Ему нравилось веселиться вместе с нами – не меньше, чем нам. Хотя в то же время он наверняка обдумывал, что именно нам так нравится в парке и почему.
«В парке стояла такая машинка, выдававшая колечки, – вспоминает Дайан. – Вы проходили мимо и брали колечко, и если выпадало призовое, то вы могли прокатиться один раз бесплатно. Как-то я все время вытаскивала призовое колечко. Я чувствовала себя такой везучей! Годы спустя я спросила папу о том, как же так вышло. А он сказал: “Я просто дал парнишке-оператору пару долларов, и он все время подкладывал кольцо так, чтобы оно доставалось тебе”».
Уолт ревностно следил за дисциплиной в семье, вместе с тем он нежно относился к дочерям и не стеснялся демонстрировать это. «Отца часто изображают замкнутым человеком, не любившим дотрагиваться до людей, – сказала мне Дайан. – Возможно, на работе он действительно был таким. Но дома, с семьей и друзьями, все было иначе. Папа обожал обниматься. Почти на всех наших фотографиях папина рука лежит на мамином плече, или на моем, или на Шэрон. Таким помню его и я».
Бывал ли Уолт угрюм и рассержен дома? О, разумеется, бывал. Однако его злость и негодование проходили столь же стремительно, как и появлялись. Он быстро успокаивался, и произошедшее сразу забывалось. «В нашей семье не было принято сдерживать эмоции, – говорит Дайан. – Папа взрывался по любому мелкому поводу. Но если происходило что-то серьезное, например автомобильная авария, он мягко говорил: “Ничего, это просто машина. Купим новую”. Как-то раз я, затормозив на мокром асфальте, ударилась о бордюр. Машина отскочила от него и врезалась в пальму. Меня всю трясло, а отец отнесся ко всему с пониманием и спокойствием».
Внуки Уолта запомнили его замечательным человеком, любившим повеселиться вместе с ними и рассказать что-нибудь новенькое. Старший внук Уолта Крис Миллер рассказал мне: «Дедушка был очень занятым человеком и высоко ценил время, проведенное с близкими. На выходных мы часто оставались у бабушки и дедушки. А иногда приходили к нему на студию после уроков. Он показывал нам фильмы и мультики, разрешал делать домашние задания в своем кабинете.
Дедушке нравилось привлекать нас к своей работе, показывать то, над чем работает его студия. Мы вместе ходили по съемочным павильонам, он возил нас в Диснейленд, чтобы мы покатались на новых аттракционах. А самое главное – он всегда показывал нам, что мы любимы и очень важны дня него».
Помню, папа говорил моему сыну Кристоферу: «Закрой глаза и нарисуй что-нибудь», а потом привращал его каракулю в персонажа мультфильма.
Дженни Гофф также поделилась со мной воспоминаниями об Уолте и Лили: «Дедушка и бабушка обожали нас. Они всегда были нам рады, и мы могли делать все что угодно в любом уголке их дома. Уолт Дисней был лучшим дедушкой, какого только может иметь ребенок. Я очень любила гулять с ним по парку. Мне было всего шесть с половиной лет, когда он умер, но я навсегда запомню его теплую улыбку и чудесный смех».
Рей Ван Де Варкер, всю свою жизнь проработавший в Диснейленде, рассказал мне: «Как-то Уолт пришел в «Хижину индейцев» с двумя своими внучками. Не успели они забраться в каноэ, как подплыло еще одно, и “рулевой” прокричал Уолту: “Устроим гонку?” И они поплыли! Когда Уолт вернулся к пристани, он был мокрым насквозь и улыбался от уха до уха. Взяв девочек за руки, он удалился. Он действительно был ребенком, который так никогда и не повзрослел».
Добрый дядюшка Уолт
Уолт-шоумен, приветствующий гостей в Диснейленде или болтающий с ТВ-продюсерами и спонсорами, был само очарование: остроумный, яркий, энергичный. Но вне софитов, на студии или в WED он был сдержанным, тихим, погруженным в себя. Многие чувствовали напряжение, находясь рядом с Уолтом в такие минуты. Казалось, он полностью растворялся в мире своих фантазий и идей.
Актриса Джинни Тайлер вспоминает: «Когда Уолт уходил в себя, это было видно сразу по рассеянному взгляду и задумчивому выражению его лица. Становилось ясно, что в это мгновение вас для него не существует. Он пребывал в собственном мире, наедине со своим воображением. Было почти слышно, как его мысли вертятся вокруг новой идеи».
Далеко не все понимали то, как работает креативность Уолта. Его называли «холодным» и «отстраненным». Ричард Шикель, кинообозреватель журнала Time, в статье 1998 года назвал «короля Волшебного королевства» замкнутым «одиночкой, сосредоточенным на собственной темной стороне и комплексах». Согласно Шикелю человек, которого все знали как дядюшку Уолта, в жизни вовсе не был столь добродушен и сердечен.
Между тем после бесед с более чем двумястами человек, которые лично знали Уолта, мне его характер представляется совсем в ином свете.
Уолт был необыкновенным человеком. Только представьте – преданный семьянин в Голливуде. Он участвовал в жизни своих детей, разделял их интересы, помогал с домашними заданиями, и все это несмотря на жесткий график. Сегодня такое, к сожалению, нечасто встретишь.
Чтобы лучше разобраться в том, насколько экранный образ «доброго дядюшки» соответствовал реальному положению дел, я решил обратиться с этим вопросом к тем, кто по праву называл Уолта дядей, – к его племянникам и племянницам.
Дороти Падер, дочь старшего брата Уолта Герберта, сказала мне: «Он был всегда очень добр, отзывчив и щедр ко мне и всей нашей семье. Я никогда не забуду подарок, который он сделал моему сыну Дэвиду. Уолт любил работать руками, и он лично сделал для него железную дорогу – с паровозиками, маленькими домиками, деревьями. Дэвид получил ее на Рождество и был просто счастлив».
Марджори Свелл, дочь сестры Лили Хейзел, также вспоминает об Уолте как о любящем и заботливом дяде. «Тетя Лили шила одежду для моих кукол, а дядя Уолт дарил мне коньки, самокат и другие интересные штуки». Когда Уолт и Лили приходили в гости, Марджори всегда просила дядю уложить ее спать. «Он подтыкал мне одеяло так, чтобы, ворочаясь, я не упала с кровати, – говорит она. – Он единственный умел это. Если меня укладывал кто-то другой, чаще всего утром я просыпалась, лежа на полу».
В течение пяти лет Хейзел и Марджори жили в доме Уолта. Когда Марджори стала подростком, Уолт очень опекал ее. Он установил комендантский час и в назначенное время всегда выходил встречать девочку. Уолт хотел быть уверенным в том, что она добралась и находится в безопасности.
Как и всякий подросток, Марджори пыталась бороться с Уолтом и его правилами. Однажды она наговорила дяде гадостей и он отчитал ее. Взбешенная Марджори бросилась в свою комнату. А Уолт сел на диван в гостиной и погрузился в размышления. В доме Диснеев повисла оглушительная тишина.
Через несколько дней Марджори была в школе, в комнате для самостоятельных занятий, когда ее неожиданно вызвали к директору. В кабинете она обнаружила дядю Уолта. «Что ты здесь делаешь?» – спросила она.
«Просто ехал мимо и подумал, что мог бы угостить тебя чем-нибудь вкусненьким», – сказал он.
Они отправились в кафе-мороженое. О ссоре никто из них не вспоминал. Они просто болтали, а потом Уолт отвез девочку обратно в школу. «Я поняла, что он простил меня, – вспоминает Марджори. – А он понял, что я простила его. Мы не просили прощения друг у друга, он просто свозил меня поесть мороженого».
Извинения всегда давались Уолту с трудом. Но он был готов продемонстрировать свое раскаяние. И близкие отлично понимали, что было у него на душе, даже если он не облекал свои чувства в слова.