Уолт любил становиться за прилавок киоска с мороженым и сладкой водой в Диснейленде. Он выглядил так, будто исполнил мечту своего детства. Он делал просто гигантские рожки, наверное, в милю высотой, клал в них мороженое всевозможных вкусов, поливал соусами, сливками, а сверху обязательно водружал вишенку.
В последние годы жизни Уолт особенно старался быть добрым дядюшкой и детям своих сотрудников. Боб Браут вспоминает: «Уолт организовал рядом со студией пост для скайтов. Он очень верил в это движение и поддерживал его. Мой сын Дэнни тоже был бойскаутом. Ребята встречались днем, когда Уолт работал в своем кабинете, и иногда, увидев их, он присоединялся к собранию. А однажды он пригласил всех на студию и несколько часов рассказывал им о работе генерального директора: показывал эскизы, сценарии, бюджет. Ребята остались в полном восторге».
Джон О”Коннер, сын художника Кена О”Коннера, также долгое время работавший в Disney, рассказал мне: «Наш бойскаутский отряд каждый понедельник встречался вечером на студии. Мне тогда было 14. Часто мы видели Уолта – он много работал по вечерам. Он шел по коридору с какими-нибудь бугами и, завидев нас, всегда останавливался поболтать. Позже мне присвоили высшее скаутское звание, и Уолт присутствовал на церемонии».
Линда Элленшоу Томпсон, дочь художника Питера Элленшоу, сказала: «Как-то к нам на ужин пришли Диснеи. Мне было четыре года, я была стеснительным ребенком и неохотно шла на контакт, особенно со взрослыми. Мама была на кухне, а папа – в другой комнате. Когда они вошли в гостиную, то обнаружили меня сидящей на коленях Уолта. Он рассказывал мне какую-то сказку, и я была абсолютно загипнотизирована. На меня такое было совершенно не похоже, что кое-что говорит об Уолте и его умении нравится детям».
Я попросил мышкетера Лунни Бурр описать Уолта одним словом, и он сказал: «Добросердечный». И это чистая правда. Затем Бурр добавил: «С ним было очень приятно разговаривать. Он был таким внимательным и спокойным. Джимми Додд стал нашим крестным отцом за время шоу, а Уолт – дружелюбным веселым дядей».
Мне довелось услышать множество историй о добром дядюшке Уолте. Мари Джонстон, жена Олли Джонстона, поделилась со мной воспоминаниями о том, как Уолт приходил к ним смотреть садовую железную дорогу Олли. Однажды они вместе были в гостиной и Мари кормила из бутылочки своего маленького сына. Вдруг зазвонил телефон. «Давай я подержу его», – предложил Уолт. Мари отдала ему ребенка и бутылочку и пошла к телефону. Вернувшись, она обнаружила, что сын по-прежнему пьет молоко на руках Уолта. Она хотела забрать его, но Уолт сказал: «Подожди, подожди. Ему здесь очень удобно».
«Когда Уолт закончил кормить сына, он положил полотенце себе на плечо и помог ему срыгнуть. Он умел обращаться с детьми, знал, что нужно делать», – закончила миссис Джонстон.
Невозможно отрицать доброту и сердечность Уолта. И мне совершенно непонятно, как Шикель мог заключить обратное.
Грубоватая нежность
Думаю, лучше других это объяснил Роберт Шерман: «Уолт был типичным американцем со Среднего Запада, очень сдержанным. Он не изливал своих чувств и не особенно любил обниматься – уж точно не в офисе. Однако, находясь рядом, вы не смогли бы не ощутить, с каким теплом он относится к вам. И для этого не нужно было громких слов. Уолт был скромным, обаятельным человеком. Ему непросто было демонстрировать нежность, мягкость, но это было и не нужно. Это и так чувствовалось. С ним было очень приятно работать. Годы, проведенные вместе с Уолтом, останутся в моей памяти лучшими в жизни».
Как и большинство представителей его поколения, Уолт не любил демонстрировать чувства. Не менее тяжело ему было выносить и чужие эмоции рядом. Ему, например, не нравилось, даже когда его благодарили. Как-то в 1930-е Уолт повысил зарплату аниматору Мильту Калу и тот горячо поблагодарил начальника – чем привел его в жуткое смущение. Уолт пробормотал: «Нечего тратить время на всякие сантименты. У тебя что, дел больше нет? Давай за работу».
Уолт не любил хвалить подчиненных. Он ценил их вклад, но просто не мог заставить себя произнести: «Отличная работа, парни!» (вероятно, эту черту он унаследовал от своего сдержанного отца). И все же он хотел, чтобы сотрудники его студии знали, какое большое значение он придает их труду, поэтому изобрел свой нетривиальный способ: Уолт нахваливал их за глаза. Он прекрасно знал, что, скажи он Джону Лаунсбери или Уоли Райтерману о том, как ему понравилась анимация Марка Дэвиса, рано или поздно Дэвис узнает об этом. Так он и передавал свои комплименты всем – что называется, через третьи руки.
Как-то меня пригласили на совещание о «Мэри Поппинс». Там я бнаружил, что все называют его дядей Уолтом. Никогда еще я не встречал столь «домашнего» начальника. Общение с ним доставляло большое удовольствие. Уолт был очень добродушным, сердечным человеком.
Те редкие случаи, когда Уолт хвалил кого-то в лицо, тут же становились легендой. Олли Джонстон вспоминал, как в конце 1930-х во время перерыва он болтал с секретаршами. Вдруг он заметил в коридоре Уолта. Тот шел быстро, смотря прямо на Олли. «Ой-ой, что-то сейчас будет, – подумал бедный аниматор. – Наверняка скажет: “Почему болтаешься без дела? У нас полно работы!”» Но Уолт вовсе не собирался отчитывать его. «Привет, Олли, – сказал он, подойдя ближе. – Я посмотрел твои эскизы для “Пиноккио”. Здорово сделано».
Олли замер, будто оглушенный. Уолт ушел, и когда он был уже вне поля слышимости, секретарши защебетали: «Не может быть! Уолт похвалил Олли!» К концу дня о произошедшем говорила вся студия. «Несколько часов эта новость была настоящей сенсацией», – закончил Олли.
«Уолт был скуп на похвалу, – рассказал мне Ксавье Атенсио. – Он ожидал, что вы всегда будете делать лучшее, на что способны. Как-то наша команда делала в Огайо презентацию для спонсора. Все прошло очень хорошо. На обратном пути в самолете Уолт сказал мне: “Ксавье, ты проделал отличную работу. Только пусть это не ударит тебе в голову”. Лично мне такой похвалы было достаточно».
Сэм МакКим, имаджинер Disney, поделился со мной своими воспоминаниями. «Как-то я закончил проект, и Уолт сказал мне: “Хорошая работа, Сэм”. Один из начальников, Джим Алгер, услышал об этом и позвал меня к себе в кабинет. “Сэм, – сказал он мне, – я работаю здесь тридцать семь лет, и за все это время Уолт похвалил меня всего дважды. Запомни этот момент”. После этого Уолт дал мне несколько поручений, и тогда Джим сказал мне: “Лучший комплимент от Уолта – это то, что мы продолжаем на него работать”. Часто Уолт мог сказать о тебе что-то хорошее в разговоре с другими людьми. Было очень приятно, когда после тебе передавали его слова».
Джинни Тайлер рассказывает: «Как-то мы с Уолтом были в Диснейленде вместе. Я без умолку говорила о том, как прекрасен, как красив его парк. После очередных слов восхищения он сказал мне: “За это стоит поблагодарить, в том числе и нашего автора”. Он имел в виду меня! Никогда еще меня так не переполняла гордость. Я помню тот день, словно это было вчера».
«Все считают, что Уолт никогда не говорил слов благодарности и никогда никого не хвалил, – говорит режиссер Кен Аннакин. – Что ж, отчасти это действительно так. Я не припомню, чтобы хоть бы раз слышал от него “Спасибо” или “Молодцы”. Однако своим особым образом он всегда показывал, как ценит то, что ты сделал – например, когда поручал новый проект именно тебе. Это был его способ сказать: “Отличная работа, парень”».
Уолт не умел хвалить и не умел принимать похвалу. Он не доверял людям, которые рассыпались перед ним в восторженных выражениях, считая их пустой лестью. Как-то Уолт принимал нескольких бизнесменов в одном из конференц-залов студии. За обедом они наперебой восхищались работой Уолта и его достижениями. Заметив, как неприятно боссу слушать все эти комплименты, Донн Татум заметил: «Что ж, Уолт, теперь тебе осталось только пройтись по воде».
«Я уже пытался, – ответил Уолт, подмигнув Донну. – Но не сработало».
Люди далеко не сразу понимали Уолта. Им нужно было привыкнуть к его манере вести себя. Роберт и Ричард Шерманы пришли в Disney в 1961 году. Первым проектом, над которым они работали, стал двухсерийный эпизод под названием «Объездчик лошадей» (с Аннетт Фуничелло в главной роли) для диснеевского ТВ-шоу. Братья написали песню «The Strummin” Song» (англ. «Бренчащая песенка») и показали ее музыкальному директору студии Джимми Джонсону. «Прекрасная мелодия, – сказал Джонсон. – Давайте покажем ее Уолту».
Из непреклонного молодого диссидента-провокатора, каким Уолт Дисней был в 1930-е, к 1950-м он превратился в великолепного ведущего шоу «Диснейленд» – дружелюбного, добросердечного традиционалиста, пропагандирующего высокие моральные ценности.
Ричард и Роберт в удивлении переглянулись. Они полагали, что человек, занимающий в компании такое положение, какое занимал Уолт Дисней, обитает где-то на Олимпе и не снисходит до общения с простыми смертными. Они и представить не могли, что смогут лично встретиться с хозяином студии!
Джонсон проводил Шерманов в кабинет Уолта. Он сидел там за письменным столом, одетый в обычный свитер, и что-то писал. Джонсон представил братьев, и Уолт спросил: «А вы, ребята, и правда братья? Я видел много эстрадных дуэтов, члены которых тоже называли себя братьями, хотя даже родственниками не были».
«Да, – ответил Роберт, – мы и правда родные братья».
«Что ж, прекрасно, прекрасно, – ответил Уолт. – Теперь позвольте, я немного расскажу вам о фильме, который мы снимаем». И Уолт рассказал им о фильме под рабочим названием «Мы должны быть вместе» (он появился в прокате под названием «Ловушка для родителей»). Пока он говорил, обеспокоенные братья то и дело переглядывались. Уолт Дсней рассказывал им совсем не о том фильме. Наконец, кашлянув, Роберт Шерман сказал: «Мистер Дисней…»