В первом ряду этих помех, от которых надо избавиться, стоит то самое «действо». Почти невыносимая длительность фильма в первую очередь выполняет следующую функцию: дает вам возможность смотреть, смотреть по-настоящему, как в обычной жизни мы почти никогда не делаем, а еще меньше – в вымышленной кинематографической действительности. Он учит воспринимать реальность такой, какова она есть, не прибегая к помощи действия, поскольку оно рассеивает внимание; не прибегая к помощи монтажа, поскольку он подразумевает интерпретацию и задает ритм. Естественную реальность, без драматизма, без разных обвинений и извинений, без уверток.
«Это очень длинно, не так ли», – говорит персонаж комикса Текса.
Эйвери… Нет, фильмы Уорхола совсем не длинные. Музыкальные сопровождения, правда, монотонны, но все же музыка к его фильмам, написанная Эриком Сати, Джоном Кейджем и Ла Монте Янгом, так же не бесконечна. Как и у фильма Sleep, продолжительность ленты Empire как раз является именно тем временным интервалом, в котором возможно достичь восприятия другой реальности, погрузившись в состояние либо полного отрешения, либо расслабляющего покачивания, либо острой сконцентрированности. Это позволит наконец увидеть эту реальность.
Как и в случае с фильмом Sleep, реакция зрителей на показе Empire оказалась бурной. В Нью-Йорке спустя десять минут от начала сеанса группа из тридцати человек покинула зрительный зал, ворвалась в холл, окружила кассу и угрожала не только «перерезать глотку» Йонасу Мекасу, но и стереть этот кинозал с лица земли, если им не будут возвращены деньги. «Это не кино! Там ничего не происходит!» – кричали разъяренные зрители.
Здесь нужно отметить, что Empire будет самым часто транслируемым фильмом на ночных шоу «Пластиковый взрыв неизбежен», причем его показ осуществлялся методом наложения на все что угодно: на другие фильмы, на проекции диапозитивов, на вспышки стробоскопов, на выступлениях группы Velvet Underground и даже на цветные фильтры. В этом заключена одна из постоянных особенностей Уорхола – сохранять целостность своего произведения настолько, насколько это необходимо для его узнавания. В первую очередь, это касается его кинематографических произведений, которые, впрочем, никогда не демонстрировались одинаково.
Эти фильмы имели примерно то же назначение, что обои с нарисованными коровами или портретами Мао Цзэдуна, на которые Уорхол помещал другие свои картины; или видео, постоянно «прокручиваемые» на дискотеках или в барах, как и музыку, какую Сати назвал «бесконечной».
Во время демонстрации фильма зрители могли свободно входить и выходить, посидеть немного, посмотреть на экран, пойти в туалет или в буфет – поесть мороженого, поскольку такая длительность фильма чрезвычайно действовала зрителям на нервы. На другом фильме и ведут себя иначе.
По этому поводу Уорхол, как обычно, иронизировал: «Мои первые фильмы, в которых я использовал неподвижные объекты, создавались, главным образом, для того, чтобы помочь людям лучше узнать себя… На просмотре моих фильмов можно делать много чего такого, что на других фильмах нельзя. Можно есть и пить, курить, кашлять и глазеть по сторонам, потом снова уставиться на экран и понять, что там все осталось по-прежнему».
Уорхол, в самом деле, первый «киношник», который допускал тот факт, что публика может не гореть желанием смотреть его фильм целиком, не упустив из него ни одной минуты. Он оказался единственным кинематографистом, кто всегда подчинялся цензуре, вместо того чтобы бороться с нею. Он просто останавливал фильм и приступал к новому, увеличивая скорость производства…
Уорхол никогда не был там, где его рассчитывали найти, где его ждали.
Вот другое, несколько раздраженное, его высказывание: «Что я пытался сделать в этих фильмах – это показать, как одни люди могут встретить других людей, что они могут сделать, что они могут сказать друг другу. Вся идея заключается в одном: показать двух знакомящихся людей». Репортеры и даже близкие знакомые после таких заявлений приходили в недоумение.
Давайте посмотрим, например, как интеллигентная Ультра Вайолет, которая была частой гостьей на «Фабрике» и снялась в фильме Уорхола I, a Man[456], вспоминала о просмотре на «Фабрике» фильма Blow Job в какое-то воскресенье, осенью 1964 года, до его публичной демонстрации. Об этом уже было объявлено Village Voice. По ее словам, этот фильм – один из наиболее отталкивающих, даже можно сказать – самый порочный. Она привела на просмотр нескольких своих близких друзей. Все устроились на большом диване, рядом с Ингрид Суперстар[457], Малангой, Уорхолом и Эриком Эмерсоном. О нем Ультра Вайолет написала, что он разгуливал по «Фабрике» с оголенными гениталиями, вымазанными золотой краской.
Между двумя стойками было натянуто белое покрывало. Именно на нем, а не на обычном экране, Уорхол предпочитал демонстрировать свои фильмы. На этом белом полотне появилась голова молодого мужчины с квадратным лицом, изображение персонажа обрезано по плечи и кадрировано в среднем плане. Мужчина стоит, прислонившись к кирпичной стене. По всей вероятности, он ждет начала действия, обещанного лаконичным названием фильма. В нижнем левом углу появляется плечо другого мужчины, одетого в черную кожаную куртку. По его движению можно предположить, что он опускается на колени. Затем камера придвигается ближе и показывает крупным планом ничего не выражающее лицо стоящего мужчины. Она остается в таком фиксированном положении все тридцать минут, пока длится минет, то есть те тридцать минут, которые длится весь фильм.
«Если бы мы пропустили начало, то ни за что не догадались бы, что происходит на экране. Зрители-мужчины зашевелились. Девушки старались сдерживать участившееся дыхание. Энди лениво жевал жвачку, ритмично почавкивая. Это и было единственным звуковым сопровождением фильма», – говорила Ультра Вайолет, в то же время задаваясь вопросом – вуайеризм? порнография? Невозможно разобраться. Не подлежит сомнению только то, что фильм производит невообразимо шокирующий эффект. Чего Энди хотел достичь? Хотел ли он просто показать ту подробность интимной жизни, которую обычно скрывают от глаз? Встал ли он таким образом на защиту гомосексуализма? Искал ли он случая в очередной раз шокировать общество? Или речь идет просто об еще одном документальном фильме? Не знаю почему, но я надеюсь найти ответы на эти вопросы. Ультра Вайолет говорила о гипнозе.
Лицо того, кому делают минет, почти неподвижно, а взгляд его охотнее устремляется к объективу камеры, превращая, таким образом, нас в любителей подглядывать в замочную скважину, нежели к тому, кто стоит перед ним на коленях, с ним он вообще никак не общается. Мужчина производит впечатление здорового, но отрешенного человека. В его манере держаться и полной индифферентности есть что-то анонимное.
Может быть, именно это интересует Уорхола? Или он хотел провести скандальный эксперимент? Ультра Вай-олет продолжила размышлять на эту тему: «Я не была ни за, ни против, не ужаснулась, не увлеклась, не осталась равнодушной, но и не пленилась. Отсутствие звукового сопровождения в этом фильме рождало пустоту. Мне безумно захотелось, чтобы какой-нибудь оглушительный взрыв поставил финальную точку в этой покорности, в этом действии, превращенном в такое же рутинное занятие, как стрижка волос или чистка зубов. Так же механически и обезличенно!»
– Сколько ты им заплатил? – спросил чей-то голос.
Уорхол не ответил.
– Да здесь нечего смотреть, – после некоторой паузы буркнул Ондин.
– У меня такое впечатление, что мы все подглядывали в щелку двери, – прошептала Ультра Вайолет.
– Это похоже на поддразнивание, – сказала Ингрид Суперстар. – Так называемые актеры находятся всего в метре от камеры.
Ультра Вайолет, которая записала эти комментарии о фильме, удивлялась: «Внешне я была агрессивна и оскорблена. Фильм меня сильно озадачил: мне хотелось встать, схватить камеру, перевернуть ее “вверх ногами” и посмотреть, что в ней происходит. Но я не могла этого сделать, и вот тогда пришло разочарование. Докручивались последние кадры пленки, изображение прыгало. Рядом со мною вовсю сопел и копошился Эрик. Он даже не скрывался: в конце фильма он приник ртом к гениталиям своего соседа – какого-то здорового парня. Эрик всегда готов ко всему. Он никогда не застегивает ни ширинку на джинсах, ни пуговицы на одежде».
После просмотра Ультра Вайолет спросила Уорхола:
– Энди, с какой целью ты снял этот фильм?
– Мне нравится, когда что-то накапливается-накапливается, а потом взрывается, – ответил он.
Кто-то спросил, где он нашел этих двоих, которые снялись в фильме. Он ответил, что сначала предлагал главную роль Чарльзу Райделлу[458], известному комедийному актеру, которому объяснил, что его задача просто сохранять неподвижность и невозмутимость, в то время как пятеро парней будут по очереди сосать его член до тех пор, пока не доведут его до оргазма.
Актер согласился, но в назначенное воскресенье, когда камера и пятеро других, необходимых действующих лиц уже были на съемочной площадке, Чарльз Райделл так и не появился. Когда Уорхол, спустя несколько дней отыскал его, тот удивился: «Я думал, что ты пошутил. Я ни за что не стал бы участвовать в таком деле». Тогда Уорхол просто уговорил на эту роль какого-то парня, который слонялся в тот день по «Фабрике».
Ультра Вайолет спросила Уорхола:
– Энди, а ты ходил в церковь до съемки?
– Разумеется.
– Зачем? Для чего тебе это нужно? Мы отводим взгляд от реального объекта и стараемся не замечать того самого порочного действия, которое является основным в этом фильме, – заметила Ультра Вайолет. Уорхол использует обман, пускается на всевозможные хитрости, лишь бы не «высказываться» напрямик. В этом его кайф. На мой взгляд, главную роль здесь сыграл обертол.