The Mounthly Glamour Gazette, и он демонстрировал таланты Брюса Вебера[615], Роберта Мэпплторпа, Дэвида Сейднера[616], Кристофера Макоса[617], Дэвида Лашапеля[618]. Были еще и другие.
Разумеется, чем большую популярность приобретал журнал, тем больше внимания уделял ему Уорхол. Вначале его приходилось упрашивать, чтобы он записал и подготовил для публикации какое-нибудь интервью, теперь же он не только охотно выполнял эту работу, но и сам выходил на улицу и раздавал прохожим номера журналов со своим автографом.
В «Дневнике» есть несколько записей, сделанных не без ехидства, посвященных этой инициативе Уорхола.
Вторник, 4 июля 1978 года: «В 4 часа дня Виктор и Ру-перт зашли за мной, и мы отправились в “Макдоналдс” на ланч и раздавать Interview (ланч 9,50 доллара)».
Суббота, 24 февраля 1979 года: «Приехал в галерею Хайнера около половины первого и взялся за дело. Трудно поверить, что я в самом деле раздал тысячу экземпляров, но это так».
Пятница, 15 августа 1980 года: «Утром встал и занялся раздачей Interview: теперь я беру гораздо больше номеров, чем раньше. Я оставляю их в такси. Если подарить журнал, то можно отвязаться от тех, кто останавливает меня на улице. Они ведь думают, что им что-то дали, рисунок или что-то другое. Винсент на днях говорил, что мне пора уже продавать журналы прохожим, а не раздавать их бесплатно. Он считает, что мне это доставит больше удовольствия».
Четверг, 30 июня 1983 года: «Когда прохожие отказываются брать у меня номера Interview, меня это очень глубоко задевает».
Среда, 20 марта 1985 года: «Какая-то женщина остановила Жан-Мишеля Баския, и она все восторгалась и восторгалась им, говорила всем вокруг: “Он – мой самый любимый художник. И моего мужа, и у меня – самый, самый любимый”. Я стоял рядом и предложил ей номер Interview с моим автографом, а она мне ответила “Не надо”».
Пятница, 1 ноября 1985 года: «Потом поехали в Блумингтон. Продали там 400 книг и 190 экземпляров Interview».
Воскресенье, 18 мая 1986 года: «Мы отправились в центр имени Джейвитса на выставку винтажных аксессуаров. Раздал там 250 экземпляров Interview».
Пятница, 28 ноября 1986 года: «За мной зашел Тони, мы идем раздавать Interview».
Эта запись сделана за четыре месяца до смерти.
Interview находился в самом центре механизма, поддерживавшего славу и известность Уорхола, и раскрывал перед ним поле для деятельности далеко за пределы андеграундного кино и искусства, в область шоу-бизнеса и моды. Благодаря Interview он присутствовал на всех показах, находился в эпицентре всех событий, попадавших в новости. Как директор и организатор, он вмешивался во все тонкости рекламы и влиял таким образом на общественное мнение. Он делал неизвестных известными; решал, кому быть «в игре», а кому оставаться «вне игры». Он формировал события.
Энди лично присутствовал на обедах на «Фабрике» с крупными рекламными агентами, с ними держался слишком нагло, грубо принуждая их раскошеливаться в обмен на обещание поместить на обложку своего журнала нужные им фамилии. До крайности цинично эксплуатируя свой авторитет, он заставлял своих сотрудников публиковать интервью с теми персонажами, которые достаточно состоятельны, чтобы оплатить рекламу в их журнале или заказать ему свои портреты.
«Следуй своим склонностям вместо того, чтобы искать свой путь», – призывал Талейран. Вот и все.
Как интервьюер Уорхол действовал точно так же, как кинорежиссер: все, что обычно остается в тени, он заливал ярким светом. Все, что скрывается, ничем не контролируемая правда – вот его постоянный интерес.
Говорили, что Уорхол аполитичен, или нейтрален, или даже склоняется к правым. Сидни Люмет[619] повсюду рассказывал, что Уорхол – расист. Почему? Исключительно потому, что в то время его любимым фильмом был Mandingo[620]. Что касается выборов, то Уорхол голосовал за демократов, а если он не голосовал, то это, говорил он, из опасения быть выслеженным, обязанным явиться в суд и участвовать в обвинительном процессе против человека. «Один раз, в 1950-х годах, я ходил на выборы. Я не помню, за какую партию я голосовал. Мне досталась какая-то неисправная урна, я растерялся и так и не понял, как работает эта машина для голосования. Никакой инструкции не было, происходило это в церкви на 35-й улице между Парком и Лексингтоном, – рассказывал он. – Потом меня пригласили в суд присяжных, но я отослал конверт обратно, надписав на нем “Адресат переехал”. С тех пор я больше не хожу на выборы». 16 июля 1980 года, когда Рейган стал понемногу выбиваться в лидеры, он записал: «Это в самом деле вселяет страх». Конечно, Уорхол не был ни политизированным художником, ни блестящим стратегом, он анализировал политическую ситуацию, но имел свой ход мыслей, и эти мысли не сближали его ни с консерваторами, ни с республиканцами.
Когда 20 января 1981 года в Вашингтоне, в Капитолии, Уорхол присутствовал на инаугурации нового президента, который произносил речь в момент освобождения американских заложников в Иране, он всем своим видом не скрывал, что на него произвели сильное впечатление произнесенная речь и эмоциональный градус окружающей атмосферы. При этом Энди все равно очень быстро стряхнул с себя это настроение, выдав один из своих знаменитых афоризмов-острот, а придумывать их он был мастер: «Все поднялись со своих мест, и я почувствовал себя республиканцем. Но едва речь закончилась и я окинул взглядом лица всех республиканцев, то снова с большим удовольствием стал демократом, потому что разница действительно есть».
Однажды Уорхол открыто встал на сторону одного человека. Им был Макговерн, сенатор Северной Дакоты, который соперничал с Никсоном на президентских выборах 1972 года. Никсон разозлился, а его администрация пустилась на угрозы. Уорхолом заинтересовалась налоговая служба, и до самой смерти за ним будет вестись фискальный надзор.
Возможно, чтобы проще было отвечать на вопросы чиновников, а также чтобы самому иметь под рукой памятку, но именно в это время Уорхол начинал каждый день, с 9 утра, по одному часу диктовать Пэт Хэкетт свой «Дневник». Здесь все будет запротоколировано: все мерзости, все встречи, работа, выходы неважно куда, все хорошее и плохое, что произошло накануне, а кроме этого – все расходы, включая плату за каждую поездку в такси и даже гамбургер, проглоченный на улице, на ходу.
На публике Уорхол всегда вел себя подчеркнуто невозмутимо, в «Дневнике» же высказывал одновременно меланхолично (из-за частых повторов) и эмоционально (из-за придирчивого упоминания мельчайших деталей) не стесняясь и не прячась под масками, именно то, что он думал на самом деле.
На его промакговерновской афише был изображен… Никсон на оранжевом фоне с желтыми губами и зеленым цветом лица. Что может быть страшнее?! И все-таки под портретом он посчитал нужным написать: «Голосуйте за Макговерна», чтобы его правильно поняли. Эта идея не отличалась новизной: Бен Шан, которого Уорхол высоко ценил, уже пользовался таким приемом в 1964 году, когда нарисовал плакат с портретом Голватера Голдуотера[621], призывая голосовать за Линдона Джонсона. Но воздействие на публику плаката Бена Шана было ничтожным по сравнению с «шедевром» Уорхола. Энди не делал ставку только на контраст, как Бен Шан, он рассчитывал, что у людей сработает рефлекс «отталкивания». С другой стороны, он изобразил Никсона только по той причине, что он наиболее известен из двух кандидатов, а значит, больше привлекает к себе внимание.
Если он начал интересоваться Мао Цзэдуном в 1971–1972 годах, так это ровным счетом потому, что его портрет, отпечатанный в миллионах экземпляров, висел в каждом доме, на каждом перекрестке, в фойе каждого официального учреждения в Китае и был одним из самых известных в мире. Изображение китайского вождя было иконой для многих.
С Мао Уорхол словно вернул себе времена Мэрилин: он снова начал рисовать, и с успехом. Его портрет, нарисованный размашистыми мазками чуть ли не дворницкой метлой, обмокнутой в ведро с краской, может показаться кому-то угрожающим, кому-то элегическим, кому-то пародийным, а кому-то – всем одновременно. Для Уорхола Мао, так же как и Мэрилин, – всего лишь продукт массового потребления.
Успех портретов Мао был стремительным. С этого момента отсчитывается период триумфального возвращения Уорхола к рисованию. Об этом периоде говорили как о периоде светских портретов. Интерес довольно спорный. В довершение считали, что Уорхол топтался на одном месте.
В 1970–1980-х годах говорили, что немногие его работы могут похвастаться таким же успехом у публики, как картины первой половины 1960-х. Всего за несколько лет, невероятно продуктивных и ярких, Уорхол, кажется, выразил своим творчеством почти все, что хотел сказать.
Давайте не будем пренебрегать этим «почти», особенно в тех случаях, когда нужно смотреть, а не слушать, что говорят другие, даже если эти другие – все вокруг. Портреты Мао на обоях во дворце Гальера в Париже – это еще пустяки, не больше, чем мрачные номера Interview или «Ретроспективы», которые для Уорхола были тем же, что «Коробка в чемодане» Дюшана или великолепные «Камуфляжи», балансирующие между фигуративным искусством и абстракцией, они, несомненно, стоят на одном уровне с лучшими произведениями этих же художников, сделанных ими в свой ранний период. Или стремительные перемены, произошедшие с начала изображения им фрески, в которой в конце своей жизни Уорхол, больной, искал ответов на вопросы: что он представлял собой как католик; что значил его культ образов, свободно выплескивая на картину с фрески Леонардо да Винчи «Тайная вечеря» бушующую созидательную энергию и не сравнимую ни с чем свежесть.