Книга третья
Глава первая
Своим вмешательством Дуайт хоть и не полностью достиг цели, но спас груз мистера Тренкрома. На две недели «Все как один» отошел обратно на Силли и позже выгрузил товары в трех разных местах вдоль побережья. Дуайт также спас Росса, поскольку мистер Тренкром о нем позаботился. Тем, кого схватили на месте преступления, уже ничем нельзя было помочь, но те, кому повезло больше, получили поддержку. Россу сообщили, что когда дело «Черной субботы» будет слушаться на квартальной сессии суда в конце месяца, фермер и его сын из Гвитиана присягнут, что капитан Полдарк провел ночь на второе февраля у них.
Примерно через неделю после стычки к доктору Энису приехал хирург по имени Райт и помог ему с некоторыми пациентами. Через несколько дней доктор Энис отбыл в Лондон.
Позже Дуайт пожалел о своей поспешности, что не подождал до суда, но в то время он решил, что больше не может ждать. Он подкупил Томаса, выудил у него лондонский адрес Кэролайн и написал дважды, на случай, если одно письмо затеряется, с полным отчетом о своих приключениях в ту ночь и объяснив причины своего поведения. Зная ее как человека рассудительного, Дуайт ожидал, что ее прощальное письмо, написанное в понятной горячке и спешке, рано или поздно будет позабыто, и они составят новый план. Денно и нощно он твердил себе, что подождет до завтра, и, в конце концов, всё бросил и уехал.
Учитывая приближающуюся сессию суда и то, что на путь до Лондона требовалось пять дней только в один конец, у него оставался лишь один день, чтобы извиниться перед ней и примириться.
Этого было бы достаточно, если бы Кэролайн хоть чуть-чуть к этому стремилась. Она остановилась у сестры мистера Пенвенена Сары, и Дуайт дважды заходил, и дважды его не впустили. Тогда, посчитав, что за отказом стоит дядя Кэролайн, вечером он пришел в третий раз, в уверенности, что Кэролайн дома, и дал лакею денег, чтобы тот отнес ей письмо. Дуайт нетерпеливо ждал, пока не вернулся лакей с ответом, который гласил:
«Дорогой Дуайт!
Да, я получила твои письма. Я рада, что сделанный тобой выбор пошел на пользу Россу Полдарку и другим контрабандистам. Но этот выбор — твой выбор — был сделан еще до того, как ты узнал, что этот человек — доносчик. И потому на мой выбор повлиять не может. Разве ты сам не видишь? Мне очень, очень жаль. Для нас обоих это к лучшему.
Кэролайн».
На следующее утро он сделал последнюю попытку с ней увидеться, но безуспешную, и отправился домой.
В ожидании квартальной сессии суда жители Сола и Сент-Агнесс больше беспокоились о ней, чем о войне с Францией. Судей, как известно, выбирали, чтобы они действовали беспристрастно, но многие считали, что их выбрали за склонность действовать в соответствии с буквой закона. Председателем был преподобный доктор Холс, славящийся среди судей суровостью, и вскоре он, недолго думая, осудил контрабандистов. Четверо получили год заключения, а двоих — Неда Ботрелла и человека из Сент-Агнесс — приговорили к высылке на десять лет. Для Корнуолла, где контрабандистов обычно приговаривали к легкому наказанию, это оказалось весьма сурово, и к тому времени, как Дуайт Энис предстал перед судьями, все предвкушали недоброе.
Дело доктора Эниса стояло особняком. Так и не установили точно, каким образом он замешан, и вызванные свидетели ясности не добавили. Сам же Дуайт отказался давать какие-либо объяснения своим действиям, преподобный Холс не скрывал своей ярости. Никто не может, а в особенности человек образованный, вдруг появиться на краю утеса и разжечь там костер без каких-либо четких оснований.
Это, а также многое другое доктор Холс высказал во время длинной назидательной речи, последовавшей за его консультациями с членами суда. Особенно отвратительно, подчеркнул он, что известный доктор оказался вовлеченным в эту недостойную торговлю. На обладающих репутацией людях лежит большая ответственность — они должны препятствовать неправедному поведению своих менее просвещенных соседей, а не поощрять его и не участвовать в нем, как, вероятно (поскольку никакого другого объяснения предложено не было), поступил доктор Энис. По мнению суда, доктора Эниса следует приговорить к штрафу в пятьдесят фунтов или трехмесячному тюремному заключению.
Дуайт принял отповедь и штраф с недрогнувшим лицом, а когда слушания закончились, отказался принимать сочувствие и помощь со стороны зрителей. Весь этот месяц он показывал неожиданную для обычно столь любезного и терпимого молодого человека резкость и злобу по отношению к друзьям и сочувствующим. Его популярность в Соле и окрестностях взлетела до новых высот (не считая дома Веркоу), и многие гадали, почему доктор ведет себя так недружелюбно. Он с раздражением воспринимал любой дружеский жест и не реагировал на советы и сострадание.
Он избегал даже Росса и Демельзу, и когда они с Россом поскакали после суда домой, то впервые за это время поговорили наедине.
Некоторое время друзья обсуждали исход дня. Росс думал, что ни Ботрелл, ни человек из Сент-Агнесс не станут отбывать наказание. Военно-морскому флоту требовались люди, и двум заключенным, как опытным морякам, наверняка дадут возможность выбора.
— Не могу сказать, что это лучший вариант, но дело в самоуважении. Думаю, что хотя бы Ботрелл выберет флот.
— Рад, что тебя не обвиняли, Росс. Я подумал, они могут попытаться к тебе прицепиться, это ведь твоя земля, в особенности учитывая, как тебя пытались осудить на прошлых слушаниях.
— Так бы и вышло, если бы не Тренкром. Он снабдил меня свидетелями, которые присягнули, что меня не было дома в день выгрузки.
— У выхода из суда ко мне подошел человек, сказал, что он от мистера Тренкрома, и тот желает выплатить мой штраф.
— И что ты ответил?
— Разумеется, отказался! Я ввязался в эту авантюру не ради Тренкрома.
— Нет, ты сделал это ради меня. Я говорил, как к этому отношусь?
— Не стоит беспокоиться.
— Я перед тобой в неоплатном долгу.
— О, чепуха.
Несколько минут они ехали молча. День был ветреным, но не холодным. Над головами с криками кружили чайки, солнце придавало их крыльям блеск. Росс был не из тех, кто продолжает расспросы, когда они явно нежелательны, но понимал — что-то с Дуайтом не так.
— Третьего дня видел твоего друга Райта. Полагаю, ты до сих пор собираешься покинуть нас, когда всё уляжется?
— Я пока не определился.
— А как твоя женитьба на Кэролайн?
— Ее отменили. Глупое ребячество. К счастью, мы вовремя это поняли.
Росс уставился на своего друга.
— В результате этого дела с контрабандой?
— Нет, разумеется.
— Демельза настаивает, что это именно так. Говорит, ты сказал ей, что вы уезжаете в субботу ночью. Видимо, на планы повлияла твоя задержка?
— Не в ущерб мне, как я теперь понимаю. Нам не стоило этого делать, Росс. Мы несовместимы, были захвачены глупой страстью, которая не продлилась бы долго и сделала бы нас обоих несчастными.
— А сейчас к чему она привела?
— Мы временно несчастны, но потом будем за это благодарить. Если бы ты это признал, я был бы в долгу перед тобой, а не ты передо мной.
Дуайт говорил достаточно твердо, но Росс видел, чего ему это стоит. Ему хотелось бы сказать что-нибудь в утешение, но в глубине души он был такого же мнения, как и Дуайт. Эти отношения были обречены. Лучше горькое разочарование сейчас, чем унижение и несчастье от мезальянса длиной в целую жизнь.
Мысленно поискав другую тему, через некоторое время Росс сказал:
— МакНил, офицер драгун, после ранения выглядит неважно. Он и правда остановился у Бодруганов?
— Да. Они знакомы с ним со времен его первого визита и пригласили погостить. Я по-прежнему его навещаю.
— Ты? Вот так сюрприз.
Дуайт слегка улыбнулся.
— Я знаю. Мы по разные стороны закона. Но в субботу ночью я взял на себя ответственность и перевязал его рану в твоем доме, так что, похоже, он благодарен, что я не дал ему истечь кровью, в общем, потребовал, чтобы я снова его посетил, так мы и порешили.
— Вы могли бы побеседовать об этике контрабанды.
— Мы это не обсуждаем. Но думаю, он не желает никому зла, за исключением человека, который его подстрелил. Без сомнений, МакНил пока не может путешествовать и даже не смог присутствовать нынче на суде, он горько сожалеет о каждом дне, который проводит вдали от своего полка и войны с Францией.
— Думаю, если он будет терпелив, то за несколько месяцев возможность покрыть себя славой никуда не денется.
— Наверное, нет. Сложно предвидеть, как долго это продлится.
— Что ж, когда страна с армией в пятьдесят тысяч человек, главным образом задействованной за границей, вступает в драку с армией в полмиллиона, находящейся дома и ударяющей прямо во фронт...
— У нас есть союзники.
— Пруссия и Австрия? Весь прошлый год, когда у них имелись великолепные возможности, они медлили. Голландия? Думаю, голландцам понадобится кое-что поболее, чем несколько наших канонерок и полк пехоты, чтобы им захотелось сражаться.
— В последние недели я всё думал, что мне следует что-то предпринять, — сказал Дуайт. — Сложно понять, что именно, но эта мысль привлекает меня всё больше, наверное, помогает избавиться от ощущения собственной бесполезности.
— Что ж, не торопись. Обдумай всё хорошенько — когда окажешься на сковородке, с нее уже не спрыгнуть.
Перед тем, как они расстались, Дуайт сказал:
— А как твоя встреча с Марком Дэниэлом, всё оказалось тщетным?
— Не совсем, потому что показала мне, какой я самоуверенный глупец.
— Он не дал ни одного полезного совета?
— Ни единого.
— И долго ты намерен продолжать?
— Пока не закончится уголь.
Дуайт молчал, пока не натянул поводья на повороте.
— И как там Дэниэл, Росс?
— То событие оставило свои отметины, как ты и сам понимаешь.
— Да... как я и са