Встреча произвела на Малотта такое впечатление, что он оставил свой капитал в компании Руана, хотя при этом не перестал постоянно жаловаться, а Руан — переживать по этому поводу. К концу 1974 года, когда потери рынка составили более 25%, Sequoia Fund смогла притормозить падение своих активов.
Тем не менее совокупные потери компании были такие, что Генри Брандт и муж Кэрол, Джон Лумис, испугавшись самого плохого, решили сбежать с тонущего корабля298.
В ноябре того года журнал Forbes опубликовал интервью с Баффетом, которое начиналось пикантной цитатой: «На вопрос, как он себя чувствует на рынке, Баффет ответил: “Как сексуально озабоченный в гареме”». «Как раз сейчас нужно вкладывать деньги10, — продолжил он. — Впервые на моей памяти активы Фила Фишера можно купить по ценам, которые Бен Грэхем платил за “сигарные окурки”». Баффету казалось, что это самые значительные его слова во всем интервью, но журнал не включил их в окончательный вариант статьи — широкая аудитория не поняла бы, к чему тут Фишер и Грэхем11. Когда журналист попросил Баффета быть поконкретнее, тот, вместо того чтобы рассказать, что именно он уже купил или покупает в данный момент, решил провести небольшой эксперимент и выяснить, насколько внимательно журналист читал другие статьи Forbes, посвященные ему. «К примеру, меня интересуют водопроводные компании», — сказал он и добавил, что Blue Chip купила 5% San Jose Water Works. Репортер захватил наживку и упомянул компанию в статье без каких-либо ссылок на предыдущие статьи в его же собственном журнале (в которых намекалось, что Баффет купил эти акции, используя конфиденциальную информацию).
Но, несмотря на свой энтузиазм в отношении рынка, в 1974 году Баффет практически никуда не инвестировал, а главным образом перемещал деньги между Studebaker-Worthington, Handy & Harman, Harte-Hanks Newspapers и Multimedia, Inc. и добавил небольшую долю в Coldwell Banker. Он также увеличил долю в некоторых других своих активах на 10-20% и купил 100 000 акций Blue Chip у Рика Герина. «У него совсем не было денег, и он продал их мне по пять долларов, — рассказывал Баффет. — Это было жестокое время».
Цитата с «гаремом» имела двойной смысл: несмотря на то что ситуация располагала к покупке акций, Баффет по большей части мог смотреть, но не трогать. Один из деловых партнеров National Indemnity—компания, специализировавшаяся на авиационном страховании, - вышла из-под контроля и стала продавать убыточные полисы. National Indemnity попыталась пресечь самоуправство, отменив ее полномочия, но в течение еще нескольких месяцев так и не смогла ее закрыть12. В бухгалтерских отчетах царила полная неразбериха, и подсчитать общую величину потерь было невозможно. Руководство National Indemnity понятия не имело, во сколько им обойдется вся эта катастрофа, — было лишь понятно, что в худшем случае речь могла идти о десятках миллионов долларов. Топ-менеджеры надеялись, что до таких потерь дело не дойдет, потому что у компании не было подобных сумм. Баффет был раздражен и нетерпелив299.
Всего за пару месяцев, к началу 1975 года, у него накопилось уже довольно много проблем. Чак Рикерсхаузер, партнер юридической компании Мангера, которая теперь называлась Munger, Tolies & Rickershauser, позвонил ему и Мангеру и сказал, что Комиссия по ценным бумагам и биржам собирается возбуждать против них дело о нарушении законов о ценных бумагах. Назревающая, но легко решаемая проблема теперь превратилась в полномасштабную катастрофу.
Рикерсхаузер уже работал на Баффета и Мангера во время сделки с Sees и имел большой опыт работы на рынке, но допустил промашку, посчитав звонок штатного адвоката SEC за совершенно рядовой. Он направил звонившего к главному бухгалтеру Berkshire Верну Маккензи.
Маккензи снял трубку и, к своему великому ужасу, услышал, что с ним хочет поговорить сам Стэнли Споркин, глава отдела контроля за соблюдением законодательства Комиссии по ценным бумагам и биржам, «плохой коп», перед которым трепетали все до единого.
Споркин выглядел так, как будто проводил все вечера, сгорбившись над своим столом и лично разрабатывая обвинения против крупных корпораций. Это заставляло многих из них, впервые в американской истории, дрожать перед SEC (при том что дела далеко не всегда доходили до суда)13. Он расспросил Маккензи о Wesco, и о Blue Chip, и о Berkshire, и о многом другом. Он говорил не очень дружелюбно, но, как понял Маккензи, это был его привычный стиль общения. С другой стороны, у Маккензи создалось впечатление, что, по мнению Споркина, если вы богаты, значит, обязательно в чем-то виноваты14.
Когда Рикерсхаузер узнал, что ему звонил не какой-нибудь штатный адвокат, а сам Споркин, его чуть не хватил сердечный приступ. Споркин был одним из самых известных людей в деловом мире Америки. В некотором смысле у него было больше власти, чем у его босса, председателя SEC.
Внимание Комиссии к Баффету и Мангеру привлек двухлетний проект — они изящно пытались распутать нити, связывавшие несколько принадлежавших им компаний. Сначала они попытались слить Diversified или хотя бы ее часть с Berkshire Hathaway. К 1973 году Diversified стала чем-то большим, чем просто средство для покупки акций Berkshire и Blue Chip. Но для такого слияния необходимо было разрешение Комиссии по ценным бумагам и биржам, а она затормозила сделку. Мангер успокоил Баффета, что ничего серьезного не происходит, и сказал Рикерсхаузеру, чтобы тот «направлял всех, у кого будут вопросы», непосредственно к нему, «если это ускорит работупо нашему делу»15.
Вместо этого следующие полгода сотрудники Комиссии присматривались к Blue Chip Stamps и другим инвестициям и пришли к выводу, что Баффет и Мангер сознательно сорвали сделку между Wesco и Santa Barbara, предложив более высокую цену за четверть актива с целью поглощения остальной части. По крайней мере, так видели ситуацию руководители Santa Barbara — скорее всего, именно они и сообщили об этом в SEC16.
И тут Уоррен и Чарли впервые осознали, что Blue Chip оказалась в беде17. Не успел еще Баффет до конца насладиться своим членством в правлении Post, как ему и Мангеру пришлось столкнуться с серьезными юридическими проблемами. К этому времени Рикерсхаузер уже испытал на собственной шкуре, что значит работать с Баффетом. Однажды он сказал коллеге: «Не нужно подходить слишком близко к солнцу, даже если оно яркое и теплое»18. Следующие пару лет он проверял то, что можно назвать Законом Термодинамики Рикерсхаузера.
В феврале 1975 года SEC инициировала повестку в суд и начала полноценное расследование покупки Wesco «по делу Blue Chip Stamps, Berkshire Hathaway Incorporated, Уоррена Баффета [sic], НО-784». Сотрудники комиссии предполагали, что Баффет и Мангер совершили ряд мошеннических действий: «Blue Chip, Berkshire, Баффет [sic], отдельно или совместно с другими... возможно, предпринимали действия, которые прямо или косвенно способствовали совершению мошенничества; или сделали ложное заявление относительно существенных аспектов деятельности; или упустили из виду значительные обстоятельства...»
Адвокаты Комиссии сосредоточились на том, что руководство Blue Chip с самого начала планировало поглотить Wesco Financial, но не разглашало этот факт. Покупка активов после провала сделки с Santa Barbara должна была считаться «тендерным предложением», не подлежащим регистрации в SEC300. Это обвинение было самым серьезным, а за ним могло последовать публичное и громкое обвинение в мошенничестве не только против Blue Chip, но также и против Баффета и Мангера лично.
Принимая решение относительно объекта обвинения, Споркин мог выбирать — привлекать его к ответственности или урегулировать дело мирным путем. Во втором случае объект обвинения мог принести извинения без признания собственной вины; он не подтверждал и не отрицал факт совершения мошенничества, но соглашался заплатить штраф. Также в этом случае SEC решала, разглашать ли имена участников соглашения или просто заключить сделку непосредственно с компанией, без упоминания каких-либо имен. Оглашение имен в подобной ситуации если и не ставило крест на карьере, то уж точно могло существенно подпортить репутацию. Поэтому Баффет, который поднялся на олимп благодаря Supermoney, Forbes и Washington Post, был вынужден отчаянно бороться за свое доброе имя.
Расследование продолжало набирать обороты, и Баффету пришлось представить все свои документы — а это была огромная коллекция материалов (как, впрочем, и все его коллекции). Вторгаясь в столь оберегаемую им частную жизнь, адвокаты из конторы Munger, Tolies просматривали бланки регистрации сделок, информацию о недавних покупках активов, записки банкирам, письма в Sees Candies, заметки Верну Маккензи и т. п. и отправляли их в Вашингтон на экспертизу. У Баффета было чувство, что его загнали в угол. Они с Мангером как будто жили в кошмаре, где за ними гнался огромный, громыхающий гигант, а им приходилось бежать со всех ног, чтобы выжить.
Обмен письмами между Munger, Tolies и SEC приобрел невероятные масштабы. Внешне оставаясь спокойным, внутренне Баффет невероятно страдал. Мангер же не скрывал своего беспокойства.
К марту 1975 года расследование перешло в стадию допроса свидетелей. Инспекторы SEC вызвали для допроса Бетти Питерс. «Где ваш адвокат?» — спросили они. «А он мне нужен?» — задала она встречный вопрос. «Обычно все приходят с адвокатами», — ответили они. «А вы разве не хотите просто узнать, что произошло?» — спросила Бетти, и они допросили ее без адвоката.
Затем вызвали Мангера. Он тоже пришел без адвоката — зачем Чарльзу Мангеру еще один юрист? Он попытался опровергнуть обвинение против Blue Chip в срыве сделки между Wesco и Santa Barbara и объяснить, почему Blue Chip заплатила за активы Wesco больше, чем они стоили на самом деле. Конечно, они думали о полном контроле, но это были «долгосрочные планы», возможные только в том случае, если сделка между Wesco и Santa Barbara не состоится. Однако когда речь зашла о том, что Баффет и он, Мангер, предлагали Винченти работать на них, и «обхаживали» Бетти Питерс ради голосов членов ее семьи, обсуждение пошло по кругу. Мангер постоянно прерывал штатного юриста SEC Ларри Сейдмана и начинал читать ему лекции. «Мы хотели выглядеть справедливыми по отношению к Лу Винченти и Бетти Питерс», — говорил он