Сьюзи не просто была женщиной, которая не могла сказать «нет». Договориться о встрече с ней было почти невозможно. Она была кочевницей, не способной контролировать время, которое уделяла другим. Число тех, кто искал с ней общения, росло с такой поразительной быстротой, что вскоре даже самые близкие люди могли связаться со Сьюзи только через Кэтлин.
Из-за того что Сьюзи практически никогда и никому не говорила «нет», люди, искренне ее любившие, волновались за нее. «Ни у кого не может быть две или три сотни настоящих друзей», — говорил один из них. Скорость ее передвижений все время возрастала. «Все это похоже на гонку за собственным хвостом, — сказал другой друг Сьюзи. — Нельзя иметь друзей, если ты не находишься рядом с ними». «Но если, к примеру, вы заболеете, — возражала Сьюзи, — то у меня всегда найдется для вас куча времени». Некоторым казалось, что стремление помочь и угодить другим заменяло ей жизнь ради достижения собственных целей. «Она никогда не говорила о себе самой», — заметил кто-то. Метафизически мыслящий человек, пожалуй, посчитал бы знаковым, что проблемы со здоровьем начались у Сьюзи с горла и кишечника. Именно эти органы обычно ассоциируются с постоянным разъездами, пополнением коллекций и их беспрерывным переоформлением как выражением того, что составляло главный смысл ее жизни. «Ее жизнь становилась все тяжелее и тяжелее», — рассказывал один из ее знакомых. «Остановись! — хотел сказать ей другой. — Посмотри на себя со стороны, займись собой!» Но у Сьюзи было стойкое ощущение, что если она остановится, то обязательно произойдет нечто плохое.
И все же многие называли ее святой, ангелом, даже сравнивали с матерью Терезой. Она отдавала всю себя стольким людям, что со временем стала выглядеть очень хрупкой. Шерстяной платок, который защищал ее от жестокости мира, истерся и стал совсем тонким. «Но разве это не естественно для святых, — заметил кто-то из ее друзей, — отдавать себя другим, пока ничего не останется? Разве в этом она не похожа на мать Терезу?»1
Весной 2003 года Сьюзи перенесла хирургическую операцию на ноге и вынуждена была отказаться от своей любимой обуви от Manolo Blahnik2. Лежа в больнице, она писала для Кэтлин обычный «список из девятисот вещей», которые нужно сделать. Когда доктор ее выписал, она выпрыгнула из постели, и все завертелось по-прежнему. Хотя во время путешествий Сьюзи предпочитала останавливаться в пятизвездочных гостиницах, у людей было впечатление, что она спит на полу где-нибудь в хижине. Впрочем, иногда условия путешествий были тяжелыми, но Сьюзи никогда не жаловалась. К тому же ей действительно время от времени доводилось спать и на полу в хижине. При этом Сьюзи страдала от кислотного рефлюкса и была на грани язвы пищевода, ей часто приходилось спать полулежа, под углом в 45 градусов.
Уоррен так хотел провести с ней время, что согласился полететь в Африку, чтобы вместе отметить ее семидесятилетие. Хоуи за полтора года начал планировать путешествие, намеченное на позднюю весну 2003 года. «Увидеть папу в Африке было для меня все равно что лицезреть восьмое чудо света», — вспоминал он. Баффеты направлялись в Лондолози и Пинду, семизвездочные сафари-курорты в Южной Африке. Хоуи часто бывал в Африке. Матери удалось привить ему интерес к фотографированию людей, живущих на этом континенте, и диких животных. Специально для отца Хоуи организовал ежедневную доставку на курорты Wall Street Journal и New York Times. «Они приходили к нам, хотя и с трехдневным опозданием. За целых 500 долларов в день удалось обеспечить подключение Интернета, чтобы папа мог читать новости в своей комнате, — рассказывал Хоуи. — К нашему приезду в гостиницах уже были заготовлены гамбургеры и картошка фри. Это было несложно, так как эти продукты гостиницы обычно покупали и для меня, зная мои запросы»3. Баффеты собирались провести в Африке несколько недель после ежегодной поездки в Нью-Йорк, которая обычно следовала за очередным собранием акционеров.
Перед началом собрания, 1 апреля 2003 года, Berkshire объявила о покупке производителя мобильных домов Clayton Homes. Это решение было обычным для того времени, естественным продолжением скупки активов, обесценившихся после скандала с Enron.
Сделка с Clayton стала возможной потому, что за годы низких ставок появились банки, набитые свободными деньгами503. Они быстро убедили клиентов в том, что низкие ставки дают им возможность покупать больше за меньшие деньги. Люди, вложившие свои средства в покупку недвижимости, поняли, что она может стать для них неким подобием текущего счета. Вне зависимости от того, шла ли речь о предложении кредитных карточек, недвижимости или мобильного жилища, банки в поисках направлений вложений обратили внимание и на тех, кто, хотя и имел меньше возможностей выплатить долг по кредиту, все равно хотел любым способом осуществить свою «великую американскую мечту»504. В случае с мобильными домами банки выдали деньги производителям, а те, в свою очередь, одолжили их покупателям. В теории этот процесс работал нормально — производители домов сами несли риски, связанные с платежной дисциплиной и невозвратом кредитов.
Но потом производители, стараясь избежать риска невыплат, стали продавать свои права по кредитам. С этого момента плохие кредиты оказывались проблемой кого-то другого. Этим «кем-то другим» становился инвестор. В ходе процесса, получившего название securitization, кредиты Уолл-стрит «переупаковывались», скупались и перепродавались инвесторам в виде долговых облигаций, обеспеченных заложенной недвижимостью (collaterized debt obligation, CDO). Финансисты объединяли тысячи подобных кредитов со всей Америки, затем делили их на части, названные «траншами». Транши верхнего яруса получали деньги из фонда ипотечных платежей в первую очередь. Затем наступала очередь второго яруса, третьего и так далее.
Разделение на транши позволило присвоить высший рейтинг надежности ААА траншам верхнего яруса, рейтинг А А траншам второго и так далее. Затем банки принялись продавать их инвесторам. Вероятность дефолта была рассчитана банковскими аналитиками исходя из данных, полученных в ходе многолетних наблюдений. Но система предоставления кредитов переживала изменения, и опора на исторические параллели становилась все более и более сомнительной.
Со снижением стандартов, на основе которых предоставлялись кредиты, «кредитное плечо» хедж-фондов, инвестировавших в долговые обязательства, все увеличивалось и достигало иногда 100 долларов долга на 1 доллар капитала. Так что качество облигаций CDO (даже с самым высоким рейтингом ААА) становилось, как говорят, «отстойным». Некоторые инвесторы занервничали из-за жуликоватого поведения игроков рынка и решили подстраховаться4. Они стали покупать бумаги на новом рынке, на котором делались ставки по поводу возможности дефолта по кредитам. Это называлось «кредитно-дефолтный своп». Если CDO обесценивались из-за дефолта по кредиту, то заплатить за это должен был тот, кто выпустил своп.
Теперь казалось, что инвестирование в CDO совершенно безопасно. «Когда деньги бесплатны, — написал позже Чарльз Моррис, — кредитование ничего не стоит и совершенно безопасно. Кредитор, ищущий прибыль, будет раздавать деньги до тех пор, пока не останется людей, которых можно кредитовать»5.
Если же кто-то пытался указать, что риск на самом деле никуда не исчез, то участники рынка с демонстративным вздохом объясняли ему, что секьюритизация и деривативы свопов распыляют этот риск по самым дальним уголкам земного шара, где его возьмут на себя столько людей, что никто этого просто не почувствует.
Рациональным бизнесменам, связанным с мобильными домами, эта ситуация развязала руки. Они снизили ставки по кредитам, упростили процесс их получения. Пока на рынке недвижимости царил бум, рискованные виды ипотечных кредитов — вместе с коммерческими, потребительскими, образовательными и другими — распространялись, как вирус простуды в детском саду. Все они, как и кредиты за мобильные дома, страховались, приобретали иную форму и перепродавались через свопы. Появлялись и другие, более экзотические производные ценные бумаги.
В своем письме акционерам в 2002 году Баффет назвал производные бумаги (деривативы) «токсичными» и относился к ним как к «бомбам замедленного действия», приводящимся в действие совершенно бесконтрольно и способным вызвать цепную реакцию и финансовую катастрофу. На встрече с акционерами в том же году Чарли Мангер описал, как нынешняя бухгалтерская отчетность преувеличивает доходность от деривативов, и сделал вывод: «Вы оскорбите сточные воды, если назовете “канализацией” финансовую отчетность по деривативам в Америке». В письме в 2003 году Баффет назвал деривативы «финансовым оружием массового поражения»505. Подобных сделок заключено столько, писал он, что из них сложилась целая цепь, опоясавшая мир. Несмотря на основанный на математических моделях совет покупать, а не продавать во время кризиса, инвесторы стали убегать, как стадо жирафов от льва, при первых признаках проблем. И хотя формально на рынке было очень много игроков, на нем всегда доминировало лишь небольшое количество крупных финансовых организаций, использовавших «кредитное плечо». У них были и другие активы, которые считались никак не связанными с деривативами, но их стоимость на обрушившемся рынке падала вместе со стоимостью деривативов.
У General Re был собственный дилер по деривативам — General Re Securities, которого Баффет ликвидировал, продав свои позиции или отказавшись от них в 2002 году, преподав тем самым наглядный урок акционерам — он подробно описал сложность и проблематичность закрытия подобной компании. General Re настолько разозлила Баффета потерей 8 миллиардов долларов при выплате страховок, что он с трудом мог говорить об этом. Его гневное письмо об этом инциденте все еще висело на сайте Berkshire, хотя Рон Фергюсон уже ушел в отставку, его заменили Джо Брэндон и его «второй пилот» Тэд Монтросс. Конкуренты General Re радостно сообщили клиентам, что Баффет собирается продать компанию или ликвидировать ее. С учетом примера Salomon такие предположения не казались безосновательными. Вместо того чтобы вливать капитал в General Re для выправления ее финансовой отчетности, Баффет после трагедии 11 сентября забрал у компании часть ее нового бизнеса и передал его в принадлежавшую Berkshire Re компанию Аджита Джейна