красиво колыхались, когда она поднимала огромную штангу над волосами, встрепанными ветром, а узкая талия и красивый бюст волновали всех культуристов и зрителей на пляже Санта-Моники. Ее рост составлял чуть больше 150 см, а вес — 52 килограмма, и при этом она могла поднять над собой на вытянутых руках взрослого мужчину, продолжая выглядеть очень женственной. Будучи «самой знаменитой женщиной в мире культуризма», она вела авторскую колонку под названием Barbelles73 в Strength and Health, а также управляла Салоном развития фигуры, «специализирующимся на развитии бюста, контура фигуры и снижении веса» в Лос-Анджелесе7.
«Тонус мышц у нее был как у Митци Гейнор7475, а грудь не меньше, чем у Софи Лорен, — рассказывает Лу Баттистоун. — Она была феноменальна. И мы — должен вам признаться — попросту вожделели ее».
До этого времени девушкой из грез Уоррена была Дейзи Мей. Он всегда искал черты Дейзи Мей в женщинах, с которыми знакомился. Но Толстушка... она была реальной!
«Правда, нам не было понятно, как вести себя с такой подружкой, как Толстушка»76. Ребята озадаченно смотрели на рекламу «Руководства Боба Хоффмана по успешной и счастливой семейной жизни», из которого можно было узнать о «Предсвадебном исследовании. Как узнать, что ваша жена до свадьбы оставалась “в порядке”, а также об ухаживании, причинах вступления в брак и малых формах любви». «Что это такое — малые формы любви?» — удивлялись подростки. Даже большие формы любви еще оставались для них загадкой; рекламные объявления на задней обложке Strength and Health были для них всем, что могли предложить 1940-е годы с точки зрения сексуального воспитания. Не беспокойся, папа, мы тут в подвале проводим физические эксперименты!
Однако увлечение Уоррена цифрами в конце концов одержало победу.
«Знаете, мы постоянно мерили размер наших бицепсов, чтобы убедиться, выросли ли их диаметры с 33 до 33,5 сантиметра. И мы постоянно беспокоились, не слишком ли ослаблена или растянута измерительная лента. Тем не менее мне так и не удалось обрести фигуру лучше, чем на картинке “до” в рекламном объявлении Чарльза Атласа.
Думается, что диаметр моего бицепса действительно вырос до 33,5 сантиметра после нескольких тысяч упражнений с отягощением. А книга The Big Arms вряд ли сильно помогла мне в этом».
В августе 1945 года, который Баффеты проводили дома в Омахе, Соединенные Штаты сбросили две атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. А 2 сентября Япония формально капитулировала. Война окончилась. Празднование победы американцами носило истерический размах. Однако Уоррен вспоминает, как быстро начал размышлять о следующих шагах после того, как услышал о применении атомных бомб.
«Тогда я ничего не знал о физике. Но я знал, что если какая-то страна сможет первой применить такую бомбу в ходе войны, то ей удастся легко уничтожить пару сотен тысяч людей. Это как если я сталкиваюсь с парнем в темной аллее, у него оказывается пистолет, а у меня — пушка. Если он захочет нажать на спусковой крючок, а у меня будут присутствовать угрызения совести, то он выиграет. Эйнштейн сказал совершенно правильную вещь: “Это изменило все в мире, за исключением того, как люди мыслят”. По сути дела, мы зажгли фитиль у бомбы, которая приведет к концу света. Разумеется, этот фитиль может оказаться достаточно длинным и у нас могут найтись способы прервать его горение, но если у нашей метафорической бомбы есть целая дюжина одновременно горящих фитилей, то проблема становится куда более сложной, чем до того, как мы зажгли первый из них. Мне было всего четырнадцать лет, но я достаточно четко понял, что произойдет дальше, — в немалой степени так и случилось».
Через несколько недель, когда семья вернулась в Вашингтон, Уоррен перешел в десятый класс школы имени Вильсона, оставаясь пятнадцатилетним подростком, но уже став бизнесменом. Он зарабатывал так много денег на разноске газет, что смог скопить свыше 2000 долларов. Говард позволил своему сыну инвестировать эту сумму в Builders Supply Со, магазин по торговле оборудованием, который он вместе с Карлом Фальком открыл рядом со своим продуктовым магазином в Омахе77. Тем временем сам Уоррен купил за 1200 долларов ферму с участком в сорок акров в семидесяти милях от Омахи1. На ферме работал арендатор, и они с Уорреном делили доходы. Уоррену всегда нравились сделки такого рода, когда всю тяжелую работу делал кто-то другой. Уоррен начал представляться новым знакомым в школе как Уоррен Баффет из Небраски, владелец фермы на Среднем Западе2. Он думал как настоящий бизнесмен, но совершенно не был похож на него внешне.
Он чувствовал себя достаточно дискомфортно в школьной толпе, приходя на занятия в одних и тех же драных кроссовках и обвисших носках, выглядывавших из-под мешковатых брюк. Ему не нравились и его худая шея, и узкие плечи, терявшиеся в рубашке не по размеру. Если приходилось надевать на ноги танцевальные туфли, то к ним он умудрялся подобрать белые или ярко-желтые носки. Казалось, что он все время извивается на своем стуле. Иногда он казался скромным, почти невинным. В другие моменты он вел себя резко и грубо.
Если пути Дорис и Уоррена пересекались в коридорах школы, они предпочитали не замечать друг друга. «Дорис, пользовавшаяся популярностью у всей школы, очень меня стыдилась, потому что я ужасно одевался. Иногда сестра предпринимала попытки подружить меня с обществом, но чаще всего я наотрез от этого отказывался. В этом не было ее вины; я и сам мучительно страдал от своей социальной неприспособленности. Я попросту чувствовал себя безнадежным».
За каменным лицом Уоррена и его причудами скрывалось острое чувство «непохожести» на других, изрядно осложнявшее его жизнь после отъезда из Омахи. Он отчаянно хотел быть нормальным, но все равно ощущал себя чужаком.
По словам Нормы Терстон, девушки его друга Дона Дэнли, Уоррен был «колеблющимся», «осторожно подбирал слова и никогда не давал обязательств, даже самых малых, если не мог их исполнить»3.
Многие из его соучеников с энтузиазмом окунались в подростковую жизнь — вступали в школьные братства и клубы, назначали свидания и ходили на вечеринки в подвалах родительских домов, где им сначала подавали лимонад с хот-догами, а затем приглушали свет, чтобы дать влюбленным парочкам возможность заняться поцелуями. Но Уоррен в это время занимался совсем иными делами. Каждый вечер субботы он вместе с Лу Баттистоуном посещал театр Джимми Лейка (местный бурлеск), где напропалую флиртовал с одной из танцовщиц по имени Китти Лайн. Уоррен рыдал от смеха, когда кто-то из комиков забывал слова или повторял одну и ту же хохму с поскальзыванием на банановой кожуре4. Он потратил двадцать пять долларов на пальто с енотовым воротником в стиле 1920-х годов. Однажды Уоррен заявился в театр облаченным в это пальто, и вышибала на входе сказал ему: «Ребятки, нам здесь клоуны не нужны. Либо ты снимаешь это пальто, либо я тебя не пускаю внутрь»5. Уоррен предпочел снять пальто.
«Темная» часть личности Уоррена, отвечавшая за кражи в Sears, находилась в «переходном» периоде — она стала почти незаметной, но не исчезла совсем. Время от времени они с Дэнли продолжали пользоваться «стопроцентной скидкой» в магазине. Когда учителя рассказывали ему о том, что держат основную часть своих пенсионных накоплений в акциях компании AT&T, он открывал по этим акциям короткую позицию, а затем с гордостью демонстрировал им сертификаты по сделке, чтобы вызвать у них изжогу. По его собственным словам, «он был настоящей занозой в заднице»6.
Его исключительные способности к рассуждениям и самоуверенность вылились в талант защищать любую, даже самую странную точку зрения. Каким-то образом, возможно, потому что был сыном конгрессмена, Уоррен принял участие в одной радиопрограмме. 3 января 1946 года CBS American School of the Air передала в эфир программу WTOP, подготовленную местной станцией, которая принадлежала Washington Post. В то субботнее утро Уоррен уселся вместе с четырьмя другими ребятами около микрофона и начал вести дебаты, получившие название Congress in Session.
Ведущая шоу поручила ему «поддать жару» в разворачивающейся дискуссии. Он с готовностью принялся защищать самые абсурдные идеи — например, отказ от подоходного налога или аннексию Японии. «Когда было нужно внести в шоу элемент безумия, — вспоминает он, — я был тут как тут». И хотя Баффет наслаждался спором ради спора, его умные возражения, молниеносные контраргументы и общее упрямство никак не помогали обрести сверстников.
Пока что усилия Уоррена найти общий язык с людьми приводили к неоднозначным результатам. Он мог очаровать любого взрослого, за исключением собственных учителей. Он не мог установить нормальных отношений с ровесниками, но ему всегда удавалось найти одного-двух близких друзей. Он отчаянно хотел нравиться людям и не выносил личных нападок на себя. Уоррен хотел создать систему. В сущности, он уже ее создал, но не использовал на полную. Теперь же за неимением других ресурсов он обратился к ней.
Уоррен столкнулся с этой системой в доме своего деда, где он читал практически все, что только оказывалось в поле его зрения (точно так же он поступал и дома). Активно изучая содержание книжного шкафа, он жадно проглатывал каждый выпуск Progressive Grocer и каждый экземпляр Nebrascan Daily (газеты, в которой его отец работал редактором) и, подобно долгоносику, вгрызался в собранную Эрнестом подписку журнала Readers Digest за пятнадцать лет. В этом шкафу также находилось несколько биографических книг, в основном описывавших жизнь известных бизнесменов. Уоррен с молодых лет изучал историю жизни таких людей, как Джей Кук, Дэниэл Дрю, Джим Фиск, Корнелиус Вандербильт, Джей Гулд, Джон Д. Рокфеллер и Эндрю Карнеги. Некоторые книги он перечитывал по многу раз. Одна из них была особенно им любима — книга в мягкой обложке, написанная бывшим продавцом по имени Дейл Карнеги и носившая соблазнительное название «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»