екларацию о доходах в четырнадцать лет и с тех пор продолжает делать это каждый год и что у него несколько малых бизнесов». Лоримар Дэвидсон многого достиг сам, так что его трудно было чем-либо удивить. «Дэви», как его называли в университете, был посредственным студентом, но, по его словам, уже с десяти-одиннадцати лет знал, кем будет. «Я хотел быть в точности как мой отец. Я никогда не думал о чем-то другом [кроме торговли облигациями]». Он считал Уолл-стрит настоящей Меккой.
В 1924 году в первую неделю работы в качестве торговца облигациями Дэвидсон заработал 1800 долларов комиссии. Со временем он начал играть на фондовой бирже с использованием заемных денег, торгуя акциями «Радио» (Американской радиокорпорации RCA). В июле 1929 года он открыл короткую позицию по акциям «Радио», продававшимся по абсурдно высокой цене. Он был уверен в том, что цены на них быстро упадут. Однако абсурд не знал границ, и когда акции выросли еще на 150 пунктов, Дэвидсон потерял все. Затем, когда 29 октября рухнул весь рынок, он забыл и о своей беременной жене, и о том, что они потеряли все, что у них было. Единственной его целью стало помочь своим клиентам пережить ужас, с которым те столкнулись. Он и его коллеги работали до пяти утра, отвечая на звонки клиентов, которые, за редким исключением, сами торговали на заемные деньги.
Сначала клиенты старались погасить свои кредиты наличными деньгами. Фондовые аналитики и правительственные чиновники заявляли, что фонды восстановятся в ближайшее время. Процесс шел с неизменной скоростью, но не в том направлении. Очередная волна требований об уплате лишила Дэвидсона половины клиентов — они оказались не в состоянии рассчитаться по своим долгам. Дэвидсон же, который до кризиса зарабатывал невероятную сумму в 100 000 долларов в год на одних только комиссионных", вскоре стал получать 100 долларов в неделю и считать себя счастливчиком. «Это было довольно жалкое зрелище, — вспоминает он о годах депрессии, — когда ранее успешный старый друг, у которого есть жена и дети, вынужден считать каждый цент, чтобы заработать на пропитание, продавая фрукты на углу Уолл-стрит и Брод-стрит».
Именно благодаря своей работе по продаже облигаций Дэви случайно обратился к услугам Government Employees Insurance Company. Когда он узнал, как работает GEICO, то был просто очарован.
GEICO стремились сделать автострахование максимально дешевым, продавая полисы по почте без использования услуг агентов104105. Для того времени это была революционная идея. Чтобы она заработала, необходимо было ввести кое-какие правила, не допускавшие того, чтобы водитель, выпив полбутылки текилы, ехал в три часа ночи с большим превышением скорости106. Позаимствовав идеи у компании USAA, продававшей полисы только военным, учредители GEICO Лео Гудвин и Кливе Ри решили продавать страховки только государственным служащим, потому что те, как и военные, были ответственными и законопослушными гражданами. Кроме того, госслужащих было много. Вот так и родилась Government Employees Insurance Company.
Позже семья Ри наняла Дэвидсона в качестве продавца их акций, так как члены семьи жили в Техасе и не хотели тратить время на дорогу. Собирая синдикат покупателей, он обратился к «Грэхем-Ньюман» в Нью-Йорке. Предложение заинтересовало Бена Грэхема, но было отвергнуто его грубоватым партнером Джерри Ньюманом. «Джерри считал, что покупать что-то по цене продавца недопустимо. Он сказал: “Я никогда не покупал ничего по цене продавца и не собираюсь делать этого сейчас”», — рассказывал Дэвидсон.
Они торговались. Немного уступив, Дэвидсон убедил Джерри Ньюмана купить 55 процентов компании за миллион долларов. Бен Грэхем стал председателем совета директоров GEICO, Ньюман — одним из директоров. Шесть или семь месяцев спустя Дэвидсон сообщил исполнительному директору компании Лео Гудвину, что хочет перейти на работу в GEICO и заняться управлением инвестициями. Гудвин посоветовался с Беном Грэхемом и согласился.
Услышав эту историю от Дэвидсона, Уоррен был очарован. «Я не мог остановиться и продолжал засыпать его вопросами о страховании и GEICO. Он не пошел на обед в тот день — вместо этого он сидел и разговаривал со мной в течение четырех часов, как будто я был самым важным человеком в мире. Впустив меня в свой кабинет, он открыл мне дверь в мир страхования».
Сейчас большинство людей хотят, чтобы эта дверь была надежно закрыта. Но в то время страхование было одним из основных предметов в бизнес-школах; Уоррен изучал его в Пенсильвании, и в этом занятии было что-то такое, что заставляло его «внутреннего критика» навострить уши. Он заинтересовался системой страхования под названием тонтина, при которой всю накопленную сумму страховки получает член фонда, переживший всех остальных. Тонтины в то время были официально запрещены16.
Уоррен даже рассматривал в качестве будущей профессии актуарное дело — математику страхования. Он мог бы десятилетиями трудиться над таблицами статистических данных о смертности или о средней продолжительности жизни инвалидов. Помимо того что он наслаждался бы этой работой, в одиночестве погружаясь в сбор и систематизацию чисел, актуарное дело позволило бы ему тратить свое время на размышления об одном из двух его любимых вопросов — ожидаемой продолжительности жизни.
Однако его второе увлечение (накопление денег) взяло верх.
Уоррен начал разбираться с фундаментальной концепцией бизнеса — каким образом компании на самом деле зарабатывают деньги. Компания в его представлении была чем-то похожа на отдельно взятого человека. Она должна была изо всех сил изыскивать способы сохранить крышу над головами своих сотрудников и акционеров.
Уоррен понял, что поскольку GEICO продает страховки по самым низким ценам, то заработать на этом деньги она сможет только при минимуме затрат. Он также обнаружил, что страховые компании инвестируют взносы своих клиентов задолго до момента выплат. Иными словами, компании могли использовать чужие деньги для своих целей — и эта идея была ему по душе.
Концепция GEICO показалась Уоррену беспроигрышной.
В следующий же понедельник, менее чем через сорок восемь часов после возвращения в Нью-Йорк, Уоррен продал акции, составлявшие три четверти его растущего портфеля, и купил на эти деньги 350 акций GEICO. Это был невероятный поступок для обычно осторожного Уоррена.
А то что цена акций была такой, что даже Грэхем не одобрил бы эту покупку (несмотря на то что «Грэхем-Ньюман» недавно стал самым крупным акционером GEICO), делало этот поступок еще более невероятным. Идея Грэхема заключалась в том, чтобы покупать акции за меньшую цену, чем стоимость активов. А еще он не верил в то, что можно что-то выиграть, покупая небольшое количество. Но Уоррен находился под впечатлением от рассказа Лоримара Дэвидсона. GEICO быстро росла, и он был уверен, что сможет предсказать, сколько она будет стоить через несколько лет. Если исходить из этого, то заплаченная им цена была достаточно низкой. Он написал об этом отчет и отправил его на фирму своего отца, заявив, что акции GEICO продаются по 42 доллара за штуку, то есть почти в восемь раз превышают величину чистой прибыли в расчете на акцию. Другие страховые компании, отметил он, продавали свои акции при гораздо более высоком соотношении цены к прибыли. К тому же GEICO была небольшой компанией, в то время как ее конкуренты «практически исчерпали запасы роста». Затем
Уоррен сделал заниженный прогноз стоимости компании через пять лет. По его расчетам выходило, что акции в будущем могут стоить 80-90 долларов за штуку17.
Этот прогноз был в стиле Грэхема. Опыт, приобретенный им за годы экономического бума и депрессии, сделал его осторожным относительно расчета перспектив возможных доходов. Настолько осторожным, что хотя на лекциях он и любил поговорить о консервативном методе оценки, но на практике он никогда не использовал бы его для оценки акций, которые собирался покупать. Тем не менее Уоррен поставил на этот прогноз три четверти своих накоплений.
В апреле он написал письмо в две наиболее известные брокерские фирмы, специализировавшиеся на акциях страховых компаний (Geyer & Со и Blythe and Company), с просьбой предоставить ему свои исследования. Затем он посетил их, чтобы поговорить относительно прогнозов в отношении GEICO. Услышав их мнение, Уоррен изложил свою теорию.
Они заявили, что он сошел с ума.
В отрасли доминировали огромные страховые компании с тысячами агентов, и ожидалось, что так будет всегда. Но, несмотря на это, GEICO росла, как одуванчик в июне, и печатала деньги, как Монетный двор США.
Уоррен не мог понять, как они не видят очевидного.
Когда в Колумбийском университете начался второй семестр, Уоррен весь трепетал от возбуждения. Во-первых, отца только что большинством голосов избрали в Конгресс в четвертый раз, а во-вторых, он наконец собирался встретиться со своим героем.
В своих мемуарах Бен Грэхем описывает себя как одиночку, у которого после окончания средней школы никогда не было близкого друга: «У меня были приятели, но закадычного друга не было никогда»1. Никто не мог достучаться до его сердца. Люди восхищались им, любили его и хотели подружиться с ним больше, чем этого хотел он. Он вызывал у людей восхищение, но никто не мог похвастаться тем, что был его другом. Позднее Баффет назвал это «защитной оболочкой» Грэхема. Даже со своим партнером Дэвидом Доддом Грэхем не был близок, он испытывал большие трудности в понимании других людей и общении с ними. Окружающим было тяжело с ним разговаривать — слишком умным, слишком эрудированным, слишком интеллигентным. Рядом с ним невозможно было расслабиться, приходилось постоянно напрягать свои умственные способности. И хотя он всегда был любезен в общении, но быстро уставал от бесед. «Настоящими друзьями и близкими» Грэхема были его любимые авторы — Гиббон, Вергилий, Мильтон, Лессинг — и их произведения, которые, по его словам, «оставили большой след в моей памяти и имели гораздо большее значение для меня, чем живые люди».