Разумеется, Эбегг принял условия Баффета. Общение с ним укрепило Баффета в мысли о том, что предприниматели с сильной волей и этикой предпочитают не бороться
при продаже бизнеса до последнего цента. Гораздо более важным для них становится вопрос о том, как новый владелец будет относиться к созданному ими бизнесу.
Illinois National Bank, который Баффет начал достаточно быстро называть просто «рокфордским банком», был учрежден за несколько дней до того, как Федеральное казначейство США получило эксклюзивное право печатать деньги. Баффет с изрядным удивлением узнал, что банк продолжает выпускать собственную валюту. На 10-долларовых купюрах был изображен портрет Эбегга. Баффет, чье личное состояние составляло уже свыше 26 миллионов долларов, мог купить почти все, чего хотел, но только не это. В этой гонке ему было никак не догнать Юджина Эбегга. У него были такие же привилегии по выпуску собственной валюты, что и у Федерального казначейства, и это право не переходило ни Buffett Partnership, ни Berkshire Hathaway243. Его захватила идея выпуска законных денежных средств с собственным портретом. Он начал носить в бумажнике банкноту, выпущенную рокфордским банком.
До сего времени Баффет не хотел, чтобы изображение его лица появлялось на купюрах, да и где-либо еще. В процессе управления партнерством он предпочитал оставаться в тени, насколько это было возможно. Конечно, иногда в местной прессе мелькали его фотографии или истории из его жизни, и подобное нарушение права на частную жизнь ему совершенно не нравилось244. Несмотря на это, все шестидесятые годы он прошел с плотно сжатыми губами (если не считать писем к партнерам): ему совершенно не импонировала идея, что кто-то может «проехаться на его фалдах». Он не рассказывал ни о том, какие методы инвестирования использует, ни о том, каких результатов достигает. В этом он сильно отличался от других финансовых менеджеров того времени, любивших шумиху, — она позволяла им добиться славы и известности почти мгновенно.
Даже когда возможности заявить о себе возникали прямо у него перед носом, он предпочитал ими не пользоваться. Однажды в его офис в Kiewit Plaza зашел Джон Лумис, торговец ценными бумагами. Кэрол, жена Лумиса, вела авторскую колонку по вопросам инвестирования в журнале Fortune. Как-то раз она интервьюировала финансового менеджера по имени Билл Руан, который сообщил ей, что самый толковый инвестор в США живет в Омахе. Через некоторое время ее муж прибыл в бетонный монолит на Kiewit Plaza и поднялся в офис Баффета площадью 28 квадратных метров, ничто в убранстве которого не свидетельствовало о принадлежности одному из богатейших людей города.
Баффет отвел его в ресторан гостиницы Blackstone, расположенный через дорогу от офиса, и рассказал Лумису свою историю. Лумис же рассказал ему о том, что его жена занимается журналистикой, и Баффет нашел это интересным. Он признался, что если бы не выбрал карьеру финансового менеджера, то наверняка занялся бы журналистикой2.
В скором времени после этого Уоррен и Сьюзи повстречались с Лумисами во время своего очередного визита в Нью-Йорк. «Они сняли для нас кабинет в одном ресторане, где мы вместе и пообедали», — вспоминает Баффет. Молодой финансист из Омахи с большими связями и отличной карьерой и амбициозная журналистка из журнала Fortune нашли много общего — и стремление сбросить завесу, прикрывавшую темные делишки финансовых воротил, и навязчивую манию ко всякого рода мелочам, и желание постоянно соревноваться с конкурентами. Кэрол Лумис была высокой женщиной атлетического сложения с коротко постриженными темными волосами. Она относилась к некачественной журналистике примерно так же, как Баффет — к потере денег. А кроме этого, она оказалась крайне щепетильным редактором. Они с Уорреном начали переписываться, и постепенно она ввела его в мир журналистики высокого полета. Он же стал снабжать ее интересными историями для ее колонки. «Кэрол очень быстро стала для меня таким же близким другом, как Чарли», — говорит Уоррен3. Сначала она не упоминала имени Баффета в своих публикациях.
Однако к концу 1960-х рост рынка сделал инвестиции в акции достаточно непривлекательным занятием. Преимущества, связанные с возможностью покупки компании целиком, начали перевешивать преимущества секретности при покупке акций. Таким образом, в конце 1960-х давнее любопытство Баффета к газетам и издательскому делу пересеклось с недавно пересмотренными инвестиционными целями и стремлением привлечь внимание к своим новым хобби. Все это привело к тому, что интересы Баффета изменились до неузнаваемости.
В скором времени Уоррен погрузился в черно-белый мир журналистики. На его столе постоянно лежала целая кипа газет и журналов, пытавшихся на многих страницах дать более-менее корректное объяснение данных финансовой отчетности компаний. Когда он ложился спать, ему снились газеты, которые он доставал из упаковок, сворачивал в трубочку и укладывал в сумку. Когда сон не шел, он вспоминал во всех деталях маршруты, по которым в детстве разносил газеты подписчикам4.
Состояние Баффета уже было достаточно большим для того, чтобы он мог позволить себе купить газету или журнал, а то и оба сразу. Он мечтал быть не просто инвестором, а издателем, то есть иметь достаточное влияние в обществе за счет владения каналом, через который население узнает новости. В начале 1968 года он вместе с друзьями пытался купить для развлечения газету Variety, но из этой затеи ничего не вышло5. Но одно из его новых знакомств оказалось на удивление плодотворным. Стэнфорд Липси, друг Сьюзи, который любил ходить с ней по клубам и слушать джаз, как-то раз зашел в офис Уоррена и сказал, что хочет продать группу газет под названием Omaha Sun Newspapers. Баффет немедленно заинтересовался, так как прежде уже имел виды на эту группу.
Sun представляла собой группу еженедельных местных газет, которую Стэн и Джинни Блэкер-Липси унаследовали от ее отца. В окрестностях Омахи выходило семь изданий. Газеты публиковали полицейские сводки, местные новости, рассказы о городских компаниях, результаты школьных спортивных соревнований и различные слухи. Это превращало их в обязательное чтение — как для родителей, так и для детей. Деятельность группы Sun была не очень успешной, однако ее главный редактор Пол Уильямс специализировался на журналистских расследованиях, и часто его истории опережали публикации ведущей газеты города — Omaha World-Herald. Его расследования были посвящены темным делишкам власть имущих — очевидно, что такие истории могли бы здорово обидеть основных рекламодателей World-Herald. Обычно эти рекламодатели избегали иметь дело с Sun.
Невзирая на свое положение в высшем обществе Омахи, Баффет заинтересовался этой частью работы Sun. Еще с детских времен, записывая номера автомобилей, чтобы помочь в поиске преступников, он хотел играть роль полицейского. И, по словам Липси, «он всегда преклонялся перед газетами». «Я интуитивно понял, что Уоррен понимает роль газет в нашем обществе. По территории моего предприятия должна была пройти новая широкая магистраль, а мне нужно было занять довольно много денег для того, чтобы купить новый печатный пресс. Мне не особенно нравились перспективы Sun, но я знал, что у Уоррена есть достаточно денег для того, чтобы журналистика не пострадала из-за финансовых проблем. Мы заключили сделку за 20 минут».
«Я посчитал, что, заплатив за газету миллион с четвертью, мы сможем получать от нее по 100 тысяч в год», — говорит Баффет. Иными словами, доходность могла составлять 8%. Эта ставка была примерно равна ставкам по облигациям. Этот доход был куда ниже, чем обычный возврат на инвестиции в работающую компанию или акции, и в долгосрочной перспективе обещал скорее еще снизиться, чем возрасти. Однако деньги партнерства все равно лежали без дела, а он очень хотел стать издателем. «Одно из условий сделки состояло в том, — вспоминал Липси, — что он должен был принять меня в партнерство, несмотря на то что доступ новых членов был завершен». Но Баффет хотел заполучить Sun настолько сильно, что пошел и на это условие, хотя в тот момент начал задумываться о том, чтобы вообще прекратить деятельность партнерства.
Berkshire Hathaway стала официально владеть Omaha Sun Newspapers 1 января 1969 года. Однако приобретение местной газеты было лишь началом — Баффет хотел стать издателем национального масштаба. Джо Розенфилд представил его секретарю штата Западная Виргиния Джею Рокфеллеру, которого сам Розенфилд считал восходящей политической звездой. Вскоре Баффеты пригласили Рокфеллеров на ужин в Омахе. Рокфеллер, в свою очередь, представил Уоррена Чарльзу Питерсу, мечтателю и владельцу нового журнала Washington Monthly, который показался Баффету подходящим рупором для выражения его точки зрения по наиболее важным вопросам. Чтобы хоть немного разобраться в управлении издательским бизнесом, Баффет пообщался с Гилбертом Капланом, управлявшим журналом Institutional Investor6. Затем он написал Рокфеллеру: «Вы нашли мою ахиллесову пяту. Я могу сгенерировать огромное количество идей — но только когда мне нравится продукт... Должен сказать, что мой энтузиазм в отношении издательского дела прямо пропорционален моим расчетам финансовой состоятельности этого бизнеса»7.
Баффет предложил Фреду Стэнбеку и Розенфилду инвестировать в Washington Monthly, однако предупредил их о том, что с финансовой точки зрения дело может и не выгореть. Однако, с другой стороны... какие скандалы можно вскрыть! какие идеи можно донести до масс! сколько людей можно разбудить! какое невероятное влияние приобрести! Его собеседники приняли решение инвестировать в журнал немного денег (сам Баффет инвестировал для начала 32 000 долларов).
Совсем скоро Washington Monthly потратила на организацию рабочего процесса почти всю сумму первоначально внесенного капитала. Баффет оказался перед необходимостью инвестировать в журнал еще 50 000 долларов. Он тут же позвонил Питерсу и общался с ним на протяжении 50 минут. Питерс вспоминал об этом так: «Эта инвестиция имела все предпосылки, чтобы завершиться неудачей. В Уоррене можно было заметить и инстинкты жесткого бизнесмена, и инстинкты филантропа и добропорядочного гражданина. Было очевидно, что эти инстинкты вступили между собой в жесткое противоборство. Он волновался за свою деловую репутацию и был в одном шаге от того, чтобы выйти из бизнеса. Я же потихоньку подталкивал его в обратном направлении. Уоррен находил все новые оправдания для того, чтобы расстаться с журналом, а я перекрывал для него один выход за другим. Разумеется, в итоге он решил остаться»