294. Подобно Бену Грэхему пятьдесят лет назад, он чувствовал, что просто обязан вернуть партнерам потерянные суммы.
«Если вы занимаетесь нашим делом, у вас должен быть “доверительный” ген, как у Уоррена и у меня, — говорил он, — и если вы сказали людям: “Я думаю, мы сможем извлечь из этого хорошую выгоду” и у вас ничего не получилось, то вы чувствуете себя просто отвратительно».
Про свои собственные проблемы Мангер говорил: «Конечно, стоимость моего капитала падает, и мне это не нравится. Но какое значение будет иметь через несколько десятков лет, сколько у меня денег — X или X минус Y? Меня беспокоит только то, что это плохо сказывается на моих партнерах. Я не оправдал их доверия, и это убивает меня»7.
У Мангера все еще было двадцать восемь партнеров, в числе которых находилось несколько семейных трестов. Чтобы отработать потерю половины своего капитала, он должен был более чем удвоить оставшуюся долю. И во многом результативность его задач зависела от того, что произойдет с активами Blue Chip Stamps.
Sequoia Fund, фонд Билла Руана, также переживал тяжелые времена. Начало фонду положили 50 миллионов долларов, которые вложили бывшие партнеры Баффета. Руан активно скупал недооцененные активы таких компаний, как Capital Cities Communications Тома Мерфи. Такие акции обычно не попадали в поле зрения финансовых менеджеров, которые не так давно вложили свои деньги в акции блестящих телекомпаний и производителей электроники, а теперь на всех парах мчались совсем в другом направлении, прямо в NIFTY Fifty295 — небольшую группу самых больших и самых известных компаний8.
«В нашем бизнесе, — говорил Руан, — есть новаторы, имитаторы и те, которые ни в чем не разбираются». У руля множества компаний было крайне мало новаторов, и активы, которые Руан и его партнер Рик Каннифф приобрели в 1970 году, вполовину упали в цене. Плюс ко всему этому они купили место на Нью-Йоркской фондовой бирже ровно перед тем, как цены на места резко упали296. Время для открытия фонда было явно неподходящим — Руан основал его как раз тогда, когда Баффет ликвидировал свое партнерство из-за отсутствия возможностей для развития. Рейтинг активов фонда каждый год оказывался ниже уровня рынка, и в конце концов это вылилось в огромную цифру297. Худшим годом был 1973-й: фонд потерял 25%, при том что рынок упал всего на 15%. Следующий год также не принес ничего хорошего. Крупнейший кредитор Руана — Боб Малотт был в ярости. У него и так сложилась нехорошая репутация среди работников Ruane, Cunniff из-за привычки звонить и жаловаться на самые мелкие расхождения в счетах его семьи. Теперь он упрекал Руана за то, что тот купил место на фондовой бирже, и жаловался на его неудовлетворительную работу с таким постоянством, что у Руана создалось впечатление, что Малотт может забрать свои деньги в любой момент, невзирая на потери9. Баффет же оставался безмятежным, считая, что мнение Господина Рынка о цене акций не соответствует действительности. Он знал, какие активы купили Руан и его партнеры, и был уверен, что они все сделали правильно.
Встреча последователей Грэхема, которая состоялась в 1969 году в клубе Colony Club, если и не вернула участникам полной уверенности в себе, то хотя бы обеспечила взаимную поддержку в условиях изменчивого рынка. С тех пор Баффет стал называть их Группой Грэхема. Эд Андерсон запланировал третью встречу в Уильямсбур-ге, а Чарли Мангер — четвертую в Кармеле. В 1971 году Баффет решил, что встречи лучше проводить раз в два года. В противовес устоявшейся практике он разрешил Руану пригласить Малотта на следующую встречу в Солнечной долине в 1973 году, которую организовал Рик Герин, и тот появился вместе со своей женой Ибби.
Встреча произвела на Малотта такое впечатление, что он оставил свой капитал в компании Руана, хотя при этом не перестал постоянно жаловаться, а Руан — переживать по этому поводу. К концу 1974 года, когда потери рынка составили более 25%, Sequoia Fund смогла притормозить падение своих активов.
Тем не менее совокупные потери компании были такие, что Генри Брандт и муж Кэрол, Джон Лумис, испугавшись самого плохого, решили сбежать с тонущего корабля298.
В ноябре того года журнал Forbes опубликовал интервью с Баффетом, которое начиналось пикантной цитатой: «На вопрос, как он себя чувствует на рынке, Баффет ответил: “Как сексуально озабоченный в гареме”». «Как раз сейчас нужно вкладывать деньги10, — продолжил он. — Впервые на моей памяти активы Фила Фишера можно купить по ценам, которые Бен Грэхем платил за “сигарные окурки”». Баффету казалось, что это самые значительные его слова во всем интервью, но журнал не включил их в окончательный вариант статьи — широкая аудитория не поняла бы, к чему тут Фишер и Грэхем11. Когда журналист попросил Баффета быть поконкретнее, тот, вместо того чтобы рассказать, что именно он уже купил или покупает в данный момент, решил провести небольшой эксперимент и выяснить, насколько внимательно журналист читал другие статьи Forbes, посвященные ему. «К примеру, меня интересуют водопроводные компании», — сказал он и добавил, что Blue Chip купила 5% San Jose Water Works. Репортер захватил наживку и упомянул компанию в статье без каких-либо ссылок на предыдущие статьи в его же собственном журнале (в которых намекалось, что Баффет купил эти акции, используя конфиденциальную информацию).
Но, несмотря на свой энтузиазм в отношении рынка, в 1974 году Баффет практически никуда не инвестировал, а главным образом перемещал деньги между Studebaker-Worthington, Handy & Harman, Harte-Hanks Newspapers и Multimedia, Inc. и добавил небольшую долю в Coldwell Banker. Он также увеличил долю в некоторых других своих активах на 10-20% и купил 100 000 акций Blue Chip у Рика Герина. «У него совсем не было денег, и он продал их мне по пять долларов, — рассказывал Баффет. — Это было жестокое время».
Цитата с «гаремом» имела двойной смысл: несмотря на то что ситуация располагала к покупке акций, Баффет по большей части мог смотреть, но не трогать. Один из деловых партнеров National Indemnity—компания, специализировавшаяся на авиационном страховании, - вышла из-под контроля и стала продавать убыточные полисы. National Indemnity попыталась пресечь самоуправство, отменив ее полномочия, но в течение еще нескольких месяцев так и не смогла ее закрыть12. В бухгалтерских отчетах царила полная неразбериха, и подсчитать общую величину потерь было невозможно. Руководство National Indemnity понятия не имело, во сколько им обойдется вся эта катастрофа, — было лишь понятно, что в худшем случае речь могла идти о десятках миллионов долларов. Топ-менеджеры надеялись, что до таких потерь дело не дойдет, потому что у компании не было подобных сумм. Баффет был раздражен и нетерпелив299.
Всего за пару месяцев, к началу 1975 года, у него накопилось уже довольно много проблем. Чак Рикерсхаузер, партнер юридической компании Мангера, которая теперь называлась Munger, Tolies & Rickershauser, позвонил ему и Мангеру и сказал, что Комиссия по ценным бумагам и биржам собирается возбуждать против них дело о нарушении законов о ценных бумагах. Назревающая, но легко решаемая проблема теперь превратилась в полномасштабную катастрофу.
Рикерсхаузер уже работал на Баффета и Мангера во время сделки с Sees и имел большой опыт работы на рынке, но допустил промашку, посчитав звонок штатного адвоката SEC за совершенно рядовой. Он направил звонившего к главному бухгалтеру Berkshire Верну Маккензи.
Маккензи снял трубку и, к своему великому ужасу, услышал, что с ним хочет поговорить сам Стэнли Споркин, глава отдела контроля за соблюдением законодательства Комиссии по ценным бумагам и биржам, «плохой коп», перед которым трепетали все до единого.
Споркин выглядел так, как будто проводил все вечера, сгорбившись над своим столом и лично разрабатывая обвинения против крупных корпораций. Это заставляло многих из них, впервые в американской истории, дрожать перед SEC (при том что дела далеко не всегда доходили до суда)13. Он расспросил Маккензи о Wesco, и о Blue Chip, и о Berkshire, и о многом другом. Он говорил не очень дружелюбно, но, как понял Маккензи, это был его привычный стиль общения. С другой стороны, у Маккензи создалось впечатление, что, по мнению Споркина, если вы богаты, значит, обязательно в чем-то виноваты14.
Когда Рикерсхаузер узнал, что ему звонил не какой-нибудь штатный адвокат, а сам Споркин, его чуть не хватил сердечный приступ. Споркин был одним из самых известных людей в деловом мире Америки. В некотором смысле у него было больше власти, чем у его босса, председателя SEC.
Внимание Комиссии к Баффету и Мангеру привлек двухлетний проект — они изящно пытались распутать нити, связывавшие несколько принадлежавших им компаний. Сначала они попытались слить Diversified или хотя бы ее часть с Berkshire Hathaway. К 1973 году Diversified стала чем-то большим, чем просто средство для покупки акций Berkshire и Blue Chip. Но для такого слияния необходимо было разрешение Комиссии по ценным бумагам и биржам, а она затормозила сделку. Мангер успокоил Баффета, что ничего серьезного не происходит, и сказал Рикерсхаузеру, чтобы тот «направлял всех, у кого будут вопросы», непосредственно к нему, «если это ускорит работупо нашему делу»15.
Вместо этого следующие полгода сотрудники Комиссии присматривались к Blue Chip Stamps и другим инвестициям и пришли к выводу, что Баффет и Мангер сознательно сорвали сделку между Wesco и Santa Barbara, предложив более высокую цену за четверть актива с целью поглощения остальной части. По крайней мере, так видели ситуацию руководители Santa Barbara — скорее всего, именно они и сообщили об этом в SEC16.
И тут Уоррен и Чарли впервые осознали, что Blue Chip оказалась в беде17. Не успел еще Баффет до конца насладиться своим членством в правлении Post, как ему и Мангеру пришлось столкнуться с серьезными юридическими проблемами. К этому времени Рикерсхаузер уже испытал на собственной шкуре, что значит работать с Баффетом. Однажды он сказал коллеге: «Не нужно подходить слишком близко к солнцу, даже если оно яркое и теплое»