воспользоваться услугами людей, не входивших в профсоюз, так как не был спокоен за их безопасность. «Я совершенно не собирался отправлять наших людей темным декабрьским вечером куда-нибудь в городские трущобы, где они могли бы получить по голове железякой. Сам я сидел в теплом кабинете в Омахе, но не хотел принимать решение, которое ставило бы под угрозу жизни большого количества людей».
Газета Evening News закрылась.
Баффет сообщил профсоюзам, что у газеты «ограниченный объем «крови». Если кровотечение будет слишком обильным, то она не выживет... Мы собираемся вновь открыть газету не раньше, чем появятся разумные основания считать, что она сможет нормально работать и дальше»35. Точка кипения была уже совсем близко36.
На сей раз профсоюзы взялись за ум. Уже через 48 часов Evening News вновь появилась на улицах города. К тому времени News, несмотря на проблемы с воскресным выпуском, смогла отвоевать немного территории у Courier-Express и понемногу начала восхождение к лидерству, прочно удерживая свои позиции основной газеты, выходившей в будни37. К концу 1981 года Липси и Баффет смогли сократить потери до 1,5 миллиона в год, что было в два раза меньше величины убытков Courier-Express38. Победа в войне была налицо, но далась немалой кровью. Хотя Courier-Express не оставляла попыток восстановить ограничения, наложенные судьей Бриантом, ее владельцы видели, как другой судья — Рынок — уже вручал золотую медаль Buffalo Evening News. Владельцы Courier-Express попытались продать ее газетному магнату Руперту Мердоку, однако профсоюзы не согласились с предложением Мердока, согласно которому они лишились бы своей важной роли в переговорном процессе. Это была последняя карта на руках Courier-Express, и газета выложила ее на стол в сентябре 1982 года. Следующим шагом могла бы быть только капитуляция.
После этого Buffalo Evening News немедленно организовала выпуск утреннего издания и переименовалась в Buffalo News. Получив на руки козыри, Баффет с Манге-ром отправились на собрание сотрудников в гостиницу Statler Hilton в центре города. Кто-то заикнулся насчет новой схемы распределения прибыли. На это Баффет ответил: «Люди, сидящие на третьем этаже (он имел в виду журналистов), не могут ничего сделать для того, чтобы повлиять на нашу прибыль». Капитал принял на себя риски и заслуженно пожинал теперь плоды победы. Баффет и Мангер поставили на кон 35 миллионов долларов, судьба которых зависела только от правильности их решений. Они могли потерять все до последнего цента. Поэтому им ушла и вся прибыль. Сотрудники получали зарплату — ни больше ни меньше. Сделка есть сделка. Однако многие сотрудники были шокированы отсутствием у Баффета расположенности к ним после всего совместно пережитого.
Выходя с заседания, Баффет и Мангер прошли мимо издателя Генри Урбана, ждавшего, по словам Рона Олсона, «хотя бы малейшего знака одобрения». Мангер был известен тем, что мог садиться в такси, будто бы не замечая, что кто-то с ним разговаривает. Ему было свойственно исчезать за дверью сразу же после того, как он доводил до сведения других людей то, что считал нужным, не удосуживаясь услышать их ответ. Урбан, не знавший этого, так и остался стоять с открытым от удивления ртом. Баффет вышел вслед за Мангером, не глядя никому в глаза. Ни тот, ни другой даже не поблагодарили собравшихся. Олсон, оставшийся в комнате, обошел всех и пожал им руки, пытаясь сгладить неловкую ситуацию39.
Уже через год благодаря росту тиража и притоку рекламодателей News заработала 19 миллионов долларов прибыли до налогообложения, что значительно перекрывало потери предшествовавших лет. Половина этой суммы пошла прямиком в карман Баффета. Как только напряжение спало, уменьшилась и степень его внимания к газете. И хотя он продолжал вспоминать о Buffalo News в своем ежегодном отчете, его интерес переключился на совершенно другой объект.
Глава 43. Фараон
Омаха • 1980-1986 годы
Пять сотен благодарных богачей, облаченных в смокинги и бальные платья, двигались по красному ковру шикарного нью-йоркского Metropolitan Club, где отмечалось 50-летие Баффета. Акции Berkshire Hathaway стоили по 375 долларов, и чистый объем состояния Баффетов более чем удвоился за последние полтора года, так что они могли арендовать эту площадку без проблем343. Между членами Buffet Group мелькали полузнаменитости типа дочери актера Гэри Купера. Сьюзи заказала торт в форме упаковки из шести банок столь любимой Уорреном пепси-колы. Он попросил своего старого друга и товарища по бизнесу с игровыми автоматами Дона Дэнли принести на праздник балансовую ведомость Wilson’s Coin-Operated Machine Company1. Баффет начал собирать различные материалы, связанные с первыми попытками ведения бизнеса, — своего рода тотемы. Он показывал их окружающим с легким оттенком благоговения, так как они казались ему вещественными подтверждениями собственной состоятельности, абсолютно убедительными артефактами.
Сьюзи привезла из Сан-Франциско свой ансамбль и спела для Уоррена песню «Пора двигать в Буффало» с новыми словами:
Warren got fed up with candy With stamps he wasn’t handy...344
Куплет за куплетом в песне рассказывалось о том, как Уоррен собирал свое состояние и ехал в Буффало, чтобы купить несколько недооцененных акций.
Семья и друзья Баффета начали перечислять вслух — в его присутствии — список компаний и инвестиций, которые он коллекционировал, как бусины на четках. Сам Уоррен, брови которого выбивались над оправой очков, как побеги плюща, выглядел теперь значительно менее неловким в костюме с черным галстуком. Созданная им когда-то компания Berkshire Hathaway вела охоту за «новыми бусинами» для его «четок» с точностью хорошего часового механизма. Жажда новых объектов покупки приобрела у Баффета совершенно иные масштабы. Он наконец перестал собирать «сигарные окурки» и освободился от массы судебных разбирательств, преследовавших его несколько десятилетий. Великая машина сложных процентов работала на него, как верный слуга, со все возрастающей скоростью и привлекала все больше внимания широкой публики.
Его метод был тот же, что и раньше: оценка внутренней стоимости инвестиций, точный расчет гандикапа и риска, покупка на основании запаса прочности, концентрация, нахождение внутри круга компетенции... а затем он просто позволял компании работать, а сложным процентам — делать свое дело. Эти простые идеи были понятны всем, но далеко не все могли им следовать. И хотя, глядя на Баффета, можно было подумать, что этот процесс не заставляет его тратить силы, на самом деле присущая ему техника и дисциплинированность требовали огромной работы как от него самого, так и от его сотрудников. По мере разрастания его деловой империи от края и до края, от берегов озера Эри345 до пригородов Лос-Анджелеса в ее центре оставалась Kiewit Plaza — тихий, но постоянно занятый делами храм коммерции, заставленный старой потертой мебелью с металлическими каркасами и линолеумом на полу. Каждая новая инвестиция означала дополнительную работу, однако число сотрудников компании менялось крайне редко. Как и прежде, Баффет оставался за закрытыми дверями под защитой Глэдис. Разбогатевший Билл Скотт теперь работал только часть времени, а остальное уделял своему музыкальному ансамблю. В офис пришел новый менеджер Майк Голдберг. Верн Маккензи по-прежнему управлял финансами. Сотрудники нечасто покидали свои уютные кабинеты — разве что на время достаточно редких общих собраний, происходивших в переговорной комнате, которая была способна вместить лишь четырех человек. Никто не толпился и не болтал около кулера с питьевой водой. В ответ на вопрос, стало ли легче работать после завершения эпопеи с Buffalo Evening News, Маккензи ответил: «Легкого времени у нас не было никогда»2. Сотрудники, пытавшиеся проверить на практике действие закона термодинамики Рикерсхаузера, обнаруживали, что действительно общение с «солнцем» было приятным, а само оно — достаточно теплым. Однако Баффет был настолько сконцентрирован на работе, а его мозг работал настолько быстро, что продолжительное общение с ним приводило, фигурально говоря, к ожогам. «Мой мозг изнемогал», — говорил один друг Баффета. «Мне нужно было восстанавливаться после встреч с ним», — признавался другой. А один из бывших сотрудников Баффета выразился так: «Казалось, что мне долбят по голове весь день».
Баффет обладал энергией и энтузиазмом неутомимого подростка. Казалось, что он помнит каждый факт и цифру, услышанные или увиденные когда-либо ранее. Он побуждал людей добровольно вызываться на тяжелую работу, затем рассчитывал на то, что они смогут сотворить чудо. Будучи достаточно терпимым к причудам и недостаткам других, он совершенно не выносил причуд и недостатков, стоивших ему денег. Он настолько сильно стремился к результату, настолько доверял профессионализму других людей и настолько слабо представлял себе различие между своим и их уровнем понимания, что в итоге хронически недооценивал уровень чужой нагрузки. Баффет, «солнце», вокруг которого вращались все остальные, сам по себе был невосприимчив к действию закона термодинамики Рикерсхаузера.
«Мне часто жалуются, что я слишком сильно давлю. Я никогда не делал этого специально. Некоторым начальникам нравится давить на подчиненных. Но это было не в моем стиле. В сущности, это последнее, что я стал бы делать. Мне самому не кажется, что я давлю на других, но мне так часто об этом говорят, что, наверное, так оно и есть».
Менеджерам в глубинке, управлявшим компаниями, принадлежавшими Berkshire и Blue Chip, повезло чуть больше, потому что Баффет чаще всего оставлял их в покое.
Суть его метода управления заключалась в том, чтобы найти одержимых перфекционистов, которые бы беспрестанно работали на него, а затем не обращать внимания на их действия, концентрируясь лишь на внимании, похвалах и других техниках Дейла Карнеги. Большинство менеджеров привыкли к этому стилю и не смогли бы работать в других обстоятельствах.