Он появился в компании в самое правильное время. Цены на страховые услуги достигли своего пика. Он разместил рекламу в журнале Business Insurance: «Мы хотим большего — мы ищем сделки, страховая премия по которым превышает один миллион долларов». В этой рекламе совмещались склонность к зрелищным шагам и остроте мышления — типичные «признаки» Баффета. «У нас не было ни репутации, ни дистрибуционной системы», — вспоминает Баффет. Однако после публикации этого объявления к ним начало приходить все больше клиентов, и Аджит не занимался ничем, кроме как сделками, сделками, сделками13. 365
Глава 46. Рубикон
Омаха • 1982-1987 годы
1980-е годы были годами сделок — чаще всего финансировавшихся не собственными средствами, а займами. Индекс Доу-Джонса не сдвигался с места в течение семнадцати лет365. Инфляция уничтожала корпоративные прибыли, тем не менее компании не урезали фондов заработной платы, в результате чего каждый «белый воротничок» (в отличие от остальных) мог комфортабельно почивать на мягкой «подушке», набитой хрустящими купюрами. Руководители компаний развлекались, посещая курсы по обучению гольфу и выезжая на охоту. Значительная часть прибыли корпораций выводилась за счет сомнительных операций, за которыми не могла уследить неповоротливая бюрократия1. К началу 1980-х годов акции продавались по бросовым ценам, почти как костюмы из полиэстера. После того как Федеральную резервную систему возглавил Пол Волкер, процентная ставка, не так давно находившаяся на уровне астрономических 15 процентов, начала снижаться по мере того, как властям удалось поставить инфляцию под контроль. Проницательные финансисты заметили, что американский бизнес находится в начальной стадии потенциального пузыря. Благодаря низкой стоимости привлечения заемного капитала возможные покупатели могли использовать активы покупаемой компании в качестве обеспечения при получении кредитов для покупки самой этой компании — чем-то это напоминало стопроцентную ипотеку при покупке дома. Покупателям не нужно было вкладывать свои деньги. Стоимость покупки крупной компании была не выше, чем расходы по установке киоска по продаже прохладительных напитков366367. Масса финансистов вернулась на Уолл-стрит с намерением забить нескольких откормленных агнцев с помощью острого ножа заемных средств. Начался бум слияний.
«Мы берем доходы или прочую ценность, которая должна была бы отойти акционерам, и используем эти средства в интересах компаний, — говорил об этой ситуации Джером Кольберг, один из первых финансистов, занявшихся массовой скупкой контрольных пакетов акций. — Корпоративная Америка несет основную ответственность за сложившуюся ситуацию. Можно задаться вопросом: почему они сами не сделали того, что делаем мы?»2
В 1984 году напряжение еще возросло после того, как рынок обратил внимание на так называемые «мусорные облигации». К этим ценным бумагам (имевшим и другое, более вежливое название «падшие ангелы») относились облигации компаний типа Penn Central Railroad, пытавшихся выбраться из состояния банкротства или балансирующих на грани краха368. В обычных условиях компании крайне редко занимались выпуском мусорных облигаций с высокими купонными выплатами — подобные действия, как правило, ассоциировались с высоким кредитным риском. Выпуск мусорных облигаций часто считался отчаянным или по крайней мере «туманным» шагом.
В прежние времена люди, работавшие на Уолл-стрит с мусорными облигациями, считались кем-то вроде торговцев наркотиками или старьевщиков. Лишь немногие банкиры соглашались работать с подавленными руководителями компаний, желавших выпустить мусорные облигации, или специалистами по «проблемным долгам» и проводившими дни напролет за изучением отчетности, в спорах с юристами, занимающимися вопросами банкротства, взбешенными инвесторами или отчаявшимися менеджерами.
Все изменилось после того, как Майкл Милкен, главный «старьевщик» динамично развивавшегося инвестиционного банка Drexel Burnham Lambert, стал самым влиятельным человеком на Уолл-стрит с помощью одного простого факта. Если инвестиции в отдельно взятых «падших ангелов» могли считаться рискованным предприятием, то покупка пучка облигаций таковым не являлась, так как в среднем более высокая норма прибыли вполне компенсировала возможные риски. Иными словами, набор мусорных облигаций в совокупности обладал запасом прочности — так же, как и «сигарные окурки».
Достаточно быстро финансовые менеджеры перестали думать о том, что играют в рулетку с деньгами своих клиентов, и начали активно включать мусорные облигации с высокими купонными выплатами в их портфели. Достаточно быстро выпуск мусорных облигаций превратился в уважаемое дело. Захват сильных компаний теперь мог осуществляться с помощью выпуска мусорных облигаций, в результате чего прежде нормальные балансовые отчеты становились похожими на швейцарский сыр, испещренный дырками долговых обязательств. Корпоративные рейдеры, вооруженные мусорными облигациями, осуществляли недружественные поглощения, цель которых заключалась в том, чтобы обобрать компанию до нитки. Их потенциальные жертвы обычно бросались к любому более или менее дружелюбному покупателю. Это позволяло заработать настолько ошеломляющие деньги, что банки перестали ждать, когда к ним обратятся клиенты, а сами вышли на охоту. Их аналитики прилежно изучали компании из рейтинга S&P 1000, примерно так же, как в свое время Баффет штудировал страницы Moody’s Manual в поисках «сигарных окурков». Оргия поглощений приковала к себе внимание общественности. Ежедневные газеты были переполнены рассказами о столкновениях эго финансовых титанов. Майкл Милкен ежегодно проводил конференцию по вопросам работы с мусорными облигациями под названием «Бал хищников»3, которая и дала название всей этой эпохе.
Баффет презирал подобные сделки, с помощью которых богатство отнималось у акционеров и передавалось менеджерам компаний и корпоративным рейдерам, которым с большой охотой и за небольшую плату помогала масса банкиров, брокеров и адвокатов369. «Мы не занимаемся недружественными поглощениями», — говорил он. Сделки 1980-х годов отталкивали его прежде всего из-за того, что были связаны со значительными долгами. Люди, воспитанные в годы депрессии, с предубеждением относились к чужим деньгам, прибегая к займам лишь при самом плохом сценарии развития событий. Однако в 1980-х годах финансирование с помощью долга превратилось в своего рода рычаг, то есть способ резкого повышения прибыли за счет чужих денег. Этот рычаг появился примерно в то же время, когда США начали страдать от значительного дефицита бюджета, вызванного «рейганомикой» — идеей о том, что снижение налоговых ставок позволит экономике раскачаться, а следовательно, в итоге приведет к росту налоговых поступлений. Между экономистами разгорелись яростные споры о том, способно ли снижение налоговой ставки окупить себя, и если да, то насколько. Экономика начала перегреваться из-за роста потребительских расходов, финансировавшегося за счет роста долгов. Простые американцы начали привыкать к тому, что могут позволить себе купить с помощью кредитных карт все что угодно. В итоге у них образовывалась огромная задолженность, выплатить которую они не смогли бы и за всю жизнь. Присущая эпохе депрессии бережливость сменилась новой культурой — «покупай сейчас и плати потом».
Баффет же продолжал расплачиваться реальными деньгами, а в сделках по приобретению компаний играл свою прежнюю роль благородного белого рыцаря. Одним февральским утром 1985 года (Баффет находился в Вашингтоне) ему позвонил Том Мерфи и сообщил, что только что купил телевизионную сеть АВС.
«Приезжай и посмотри, каким образом я буду за нее платить», — сказал Мерфи4. АВС был настоящим полем боя между корпоративными рейдерами. Компания отчаянно хотела, чтобы Мерфи спас ее путем дружественного поглощения. Так оно и произошло".
«Подумай о том, как это изменит твою жизнь», — сказал Баффет. Мерфи был набожным католиком, который никогда не тратил деньги на пустяки — теперь же перед ним открывался почти Голливуд. Баффет наверняка думал об определенной несовместимости между скромным и непубличным Мерфи и сверкающим телевизионным миром5, однако следующий шаг самого Баффета показал, что он и сам был не против подобных изменений. По крайней мере так могло показаться, когда он порекомендовал Мерфи пригласить в Cap Cities/ABC «инвестора-гориллу», способного защитить компанию в случае, если корпоративные рейдеры не прекратят свои набеги. Никого не удивило, что Мерфи предложил в качестве подобного инвестора самого Баффета. Последний без промедления согласился потратить 517 миллионов долларов из средств Berkshire на покупку 15 процентов Cap Cities6.
Спасая Cap Cities, Баффет стал участником одной из самых значительных сделок в медиаиндустрии за всю ее историю. Доля Berkshire в этой компании в шесть раз превышала объем бизнеса Nebraska Furniture Mart. Общая сумма, которую они с Мерфи заплатили за АВС, составила 3,5 миллиарда долларов7 — вполне неплохо для компании, боровшейся за свое существование и скатившейся в рейтингах на третье место. «Бизнес телевизионных сетей — это вам не какое-нибудь чудо», — позднее говорил Баффет8. При этом он уже наблюдал за развитием телевидения с самых первых 370 его дней и отлично представлял себе и потенциал этого бизнеса, и его способности по формированию общественного мнения. В совокупности активы компании были достаточно впечатляющими: АВС и Cap Cities владели сотней печатных изданий, двадцатью четырьмя радиостанциями, двенадцатью крупными телевизионными каналами и более чем пятьюдесятью каналами кабельного телевидения9. Баффет настолько сильно хотел приобрести Cap Cities/ABC, что ради нее готов был покинуть правление Washington Post — этого требовали указания FCC, так как одновременный контроль обоих активов мог привести к конфликту интересов компаний на телевизионном рынке