60. Сотрудники чувствовали, что Гут-фрейнд испугался действий Minorco, позвонил в отчаянии Баффету и в результате продал ему конвертируемые акции не по оптимальной цене. И таким образом, с гарантированной маржой в 15 процентов Баффет мог (как позднее писал об этом Майкл Льюис) «делать гарантированную ставку на то, что Salomon не станет банкротом»61.
В сущности, за эти деньги компания купила лишь репутацию Баффета, и отчасти ей пришлось заплатить за это властью Гутфрейнда. Помимо акций Баффет и Мангер получили места в правлении компании. Прежде чем подписать бумаги, Баффет влез в свой самолет и отправился в Нью-Йорк. Он встретился с Мангером в гостинице One New York Plaza, и они отправились инспектировать Salomon.
Встав около офиса Гутфрейнда, Баффет впервые увидел Комнату целиком. Сотни растрепанных людей потели перед крошечными зелеными экранами. Большинство из них постоянно держали около уха телефонную трубку. Они толкались, плевались, пыхтели и метались, заключая при этом многомиллионные сделки. Время от времени гул, царивший в комнате, нарушали проклятия и крики. Над залом висело плотное облако табачного дыма. Многие трейдеры успокаивали нервы табаком, так что в отказе от курения не было никакого смысла. Курил ты или нет, твои легкие все равно были заполнены никотином.
Мангер скрестил руки на груди и повернулся к Баффету. «Ну что, Уоррен, — сказал он. — Ты действительно готов вложить во все это деньги?»
Баффет молча стоял и смотрел сквозь дымку на столпотворение, за которое он был готов выложить кучу денег. «М-м-м-м, хм-м-м-м», — сказал он после долгой паузы62.
Глава 47. Белые ночи
Нью-Йорк • 1987-1991 годы
Наблюдатели с отвисшими в недоумении челюстями наблюдали за тем, как Мидас из Омахи одним прикосновением озолотил могущественную компанию Salomon Brothers. Баффет — миллиардер, «любивший гамбургеры и ездивший за рулем восьмилетнего “кадиллака”, который жил в своем старом доме, когда-то купленном за 31 500 долларов, и владел всего лишь несколькими из привычных атрибутов богатых и знаменитых, — теперь оказался владельцем крупнейших инвестиций на Уолл-стрит.
Баффет регулярно выступал против действий Уолл-стрит, несмотря на то что теперь стал его частью. Он писал акционерам Berkshire о своем неприятии мусорных облигаций, с помощью которых компании (в том числе и Salomon) финансировали недружественные поглощения и которые, по его словам, «продавались теми, кому было все равно, тем, кто не задумывался»1. «Я никогда не разговариваю с брокерами или аналитиками, — говорил он. — Вы должны думать самостоятельно... Уолл-стрит — это единственное место, где люди, ездящие на “роллс-ройсах”, спрашивают совета у людей, ездящих на метро»2. Со страниц Washington Post он осуждал «общество-казино», обогащавшее корпоративных рейдеров. Почему бы не облагать прибыль спекулянтов по ставке 100 процентов?3 Объектов для налогообложения было вполне достаточно. За период с 1982 по 1987 год индекс Dow Jones Industrial Average подскочил с 111 до 2722. Баффет многократно повторял студентам бизнес-школ: «Если вы хотите заработать деньги, зажмите носы и двигайте на Уолл-стрит». Сам он уже был там.
Образ Уолл-стрит, соблазнявший популиста со Среднего Запада, был слишком хорош, чтобы оставить его без внимания. Когда один репортер спросил Баффета, почему он, владея крупнейшей долей Salomon, при этом считает Уолл-стрит злом, Уоррен с радостью ответил. Вся его вера была сконцентрирована в одной фигуре. По его словам, Джон Гутфрейнд являлся «выдающимся, уважаемым и крайне цельным человеком»4.
Баффет всегда влюблялся в людей, и многие наблюдатели полагали, что он совершенно определенно влюбился и в Гутфрейнда... но лишь поначалу. Однако человек, который когда-то оставил свою работу по выдаче «рецептов» для того, чтобы избежать очевидного конфликта интересов со своими клиентами, не мог с помощью Джона Гутфрейнда отмахнуться от того простого факта, что ему принадлежит часть инвестиционного банка, находящегося в состоянии конфликта интересов с его клиентами. Каким же образом ему удалось оказаться в столь неловком положении и попасть в совет директоров подобной компании?5 Во времена инвестиционной «засухи» стремление Баффета заработать деньги в очередной раз перевесило его высокие надежды, стремления и принципы. То же самое происходило в ходе всей его жизни — каждый раз, когда алчность брала верх, сразу же начинались проблемы.
В то время как Баффет решил инвестировать в Salomon, рынок приблизился к переломной точке. В своем письме акционерам, написанном в предыдущем марте, он отмечал: финансовые менеджеры настолько активизировались, что по сравнению с ними «любой танцующий дервиш казался бы спокойно сидящим на месте». У него не было партнерства, чтобы его распустить, и в течение нескольких следующих месяцев он начал сбрасывать акции. Он знал, что отчасти движение рынка вверх связано с новым изобретением, получившим название «фьючерсы S&P 500». Salomon, как и все остальные крупные банки, начал торговать контрактами на деривативы, представлявшими, в сущности, пари относительно того, насколько высоким или низким будет значение индекса «S&P 500 акций» на определенную дату393. Контракты на деривативы работали следующим образом: примерно так же, как в сделке с Rockwood Chocolate, цена фьючерсного контракта была производной от цены на какао-бобы на определенную дату. Если бы цена бобов оказалась более низкой, чем цена, определенная во фьючерсном контракте, лицо, купившее его в качестве страховки, оказывалось «в выигрыше» — его потери были покрыты. Если же реальная цена бобов оказывалась выше,
то «выигрывал» человек, продавший фьючерсный контракт. Контракт позволял ему купить бобы по цене более низкой, чем цена, сложившаяся в тот момент на рынке.
Предположим, что в сделке по оптимизации веса, которую Баффет заключил с Хоуи, он не хотел бы, чтобы вес Хоуи реально уменьшился, что, в свою очередь, могло бы привести к снижению арендных поступлений. Так как этот процесс находился под контролем самого Хоуи, Уоррен мог бы захотеть купить страховку у кого-то еще. К примеру, он мог бы сказать Сьюзи: «Давай я заплачу тебе 100 долларов сегодня. Если Хоуи сможет снизить вес на 20 фунтов и удержаться на этом уровне в течение следующих шести месяцев, ты заплатишь мне 2000 в качестве потерянной арендной платы. Если же ему не удастся это сделать, ты не должна будешь платить мне арендную плату и сможешь оставить себе эту сотню долларов». Индекс, определявший потерю или выигрыш, был производным от показателя веса Хоуи, и заключение Баффетом подобного рода сделки зависело от гандикапа, то есть шансов на то, что Хоуи действительно сможет снизить вес и не набрать его снова.
Другой пример — предположим, что Уоррен договорился с Астрид о том, что откажется от употребления картофельных чипсов в течение года. Если бы он не удержался, то заплатил бы ей 1000 долларов. Это не был бы контракт на производные. Уоррен и Астрид просто заключали сделку. Факт поедания Уорреном чипсов не был производным от чего-либо другого. Он полностью контролировал свои действия.
Однако если бы Астрид и Уоррен заключили подобное соглашение, а потом Астрид заплатила бы сестре Уоррена Берти 100 долларов в качестве страховки, а при проигрыше пари получила бы от нее 1000, то договор с Бетти представлял бы собой производный контракт. Он стал бы производным от того факта, ест Уоррен чипсы или нет, и это находилось вне контроля как Берти, так и Астрид. Астрид могла проиграть 100 долларов Берти, если бы Уоррен сделал свой выбор в пользу чипсов, а Берти проиграла бы 1000, если бы Уоррен воздержался от чипсов. Таким образом, производный контракт стал бы либо страховкой (для Астрид), либо просто азартной игрой (для Берти)394.
Большинство людей покупают и продают производные контракты на безличност-ной основе, то есть даже не встречаются с другой стороной сделки. Фьючерсы по индексу акций S&P, которые финансовые менеджеры покупали в качестве страховки в 1987 году, позволяли им получить свои деньги в случае, если бы фондовый рынок упал ниже определенного уровня. Те, кто предполагал, что рынок продолжит свой рост, часто занимались азартной игрой на «продаже» такой страховки. Они хотели извлекать доход за счет премии.
Баффет уже писал в Конгресс, упоминая о присущем такого рода сделкам риске, и просил регуляторов рынка изменить правила уже с 1982 года, но ничего не изменилось6. С тех пор фьючерсы на индексы акций начали роиться, как мошки в июле. Если бы рынок акций начал падать, то все счета были бы предъявлены к оплате продавцам страховок одномоментно. Для того чтобы удовлетворить требования, им пришлось бы сбрасывать акции. Тем временем покупатели индексных фьючерсов часто использовали их для обеспечения так называемых «программируемых торгов» (program trades), или автоматической продажи в случае падения рынка, что приводило к целому каскаду продаж.
К началу осени рынок начал нервничать, спотыкаться и тормозить. 19 октября 1987 года, в день, получивший название «черного понедельника», рынок акций упал на рекордные 508 пунктов, и все игроки пытались в самый последний момент заскочить в закрывающуюся дверь. Рынок оказался на грани прекращения торгов, как это было в 1929 году, и испытал самое сильное падение в процентном отношении за один день за всю свою историю7.
* * *
Так случилось, что очередная встреча Buffett Group произошла на третий день снежной лавины, на сей раз в колониальном Вильямсбурге*. Ответственность за подготовку мероприятия была возложена на Кей Грэхем, и она использовала патриотичную атмосферу Вильямсбурга для того, чтобы поднять настроение участников встречи, подавленных «небрежными и непрофессиональными усилиями непонятно кого» (как говорил об этом Баффет) на совершенно новый уровень. Группа повсюду разъезжала на лимузинах с шоферами, и те из ее участников, которые привыкли к кукурузным хлопьям на завтрак, обнаружили, проснувшись, «море еды, которым можно было накормить тысячу людей» (как писал об этом один из участников). Помимо традиционной яичницы им предлагались цыплята, отбивные, ветчина и печенка. Для одного официального ужина Грэхем сняла Carters Grove Plantation, историческое здание XVIII века, стоявшее на берегу Джеймс-Ривер. Также она арендовала здание театра для показа фильма, спродюсированного Риком Герином, который направлял на голливудские проекты значительную часть своих денег. Каждый последующий вечер был интереснее предыдущего. Участники группы были шокированы тем, насколько встреча отличалась от прежних, и размахом расходов на ее организацию. «Как прекрасно быть гостем Кей!» — сказал как-то раз Чак Рикерсхаузер, а все остальные согласн