24.
И с этой точки зрения то, что считалось полюбовной договоренностью, оказывалось не более чем ставкой с хорошо просчитанными шансами. Победителем оказалась лишь компания Gillette, заработавшая для Berkshire 5,5 миллиарда долларов. 401
Хуже всего дела шли у US Air. На протяжении своей карьеры Баффет неоднократно говорил о глупости инвестиций в «штуки с крыльями». Компания приостановила выплаты дивидендов, и цены на ее акции сразу же упали (так же, как в свое время в случае с кливлендской фабрикой). «Сложно было придумать большую глупость, чем эта сделка! — взорвался негодованием один из друзей Баффета. — Что это вы творите? Вы нарушили каждый из своих основных принципов!»25 Позднее Баффет согласился с этими словами и заметил: «Как только дым рассеялся, компания оказалась по уши в убытках и так и не смогла выбраться из ямы. Иногда мне просто необходим телефон службы помощи, по которому я могу позвонить и сказать: “Меня зовут Уоррен Баффет, и я аэроголик”»26. Чарли Мангер ограничился сухим и коротким комментарием: «Уоррен не звонил мне по этому вопросу».
Нельзя было назвать успешной и работу компании Salomon, служившей моделью для сделок такого рода. После краха и чудесного спасения из лап Перельмана бизнес в области слияний достаточно медленно становился на ноги, а талантливые банкиры отправились искать себе счастья в другие места. Гутфрейнд произвел еще одну реструктуризацию фирмы, вновь проведя масштабные сокращения. Однако управлявшие компанией директора больше его не боялись. «Люди продолжали запугивать Джона, и он решил их подкупить», — рассказывал один из вице-президентов. Поначалу в фирме было всего три вице-президента, потом их количество выросло до семи. В Комнате появилась новая шутка «Ты вице-президент? Погуди сигналом!»401
Компания, уже и без того фрагментированная вокруг нескольких центров власти, разбилась на кланы враждовавших между собой командиров: командира подразделения по корпоративным облигациям, командира подразделения по государственными облигациями, по ипотечным облигациям, по акциям и так далее27.
Над всеми ними властвовал один человек — 41-летний Джон Мэриуэзер, начальник отдела арбитража на рынке облигаций, тихий в общении и великолепный математик. Застенчивый и скромный J. М., бывший аспирант, удовлетворял свои чрезмерные амбиции за счет того, что заманивал преподавателей из школ типа Гарварда и Массачусетского технологического института, обещая им зарплаты по высшему разряду Уолл-стрит. Арбитражеры прятались за экранами своих компьютеров, копались в математических моделях, изображавших вселенную облигаций. Казалось, что они находятся в каком-то оазисе интеллекта, самом сердце мира суетившихся и постоянно ругающихся трейдеров, обычно действующих по наитию. Подобно гандикаперам, создающим свои финансовые модели на основании Daily Racing Form, арбитражеры организовывали настоящую революцию в бизнесе по торговле облигациями и зарабатывали основную прибыль для Salomon с помощью перевеса, который создавали их компьютерные формы. С помощью компьютерных расчетов они легко переигрывали всех остальных сосунков на рынке. Они жили внутри небольшого пузыря, созданного Мэриуэзером в торговом зале, и чувствовали, что заслужили свое право на высокомерие. J. М. великодушно прощал им любые ошибки, но только не те, что были связаны с глупостью. Арбитражеры представляли собой его тщательно отобранную элиту. У него были глубокие и сложные личные отношения со своей 402 командой. Он проводил с ними почти все время, постоянно вовлекая сотрудников в одно из трех своих наваждений: работу, азартные игры и гольф. Вечерами, после закрытия рынка, арбитражеры часто садились в круг и играли в «покер лжецов», оттачивая свои навыки гандикапа28. Чаще всего выигрывал Мэриуэзер со своим детским выражением на бледном лице.
Несмотря на всю свою пассивность и минимальное влияние в совете директоров, Баффет, вне всякого сомнения, разобрался в сути арбитража. Однако в целом понимание деталей бизнеса Salomon со стороны членов правления было ограниченным, и Баффет совершенно не разбирался в компьютерах, которые становились все более важным атрибутом любого бизнеса и без которых уже было сложно представить себе нормальную работу на Уолл-стрит. При этом Баффет понимал, что теперь работает директором в компании, зависящей от компьютеров. Он вычислил, что применение компьютеров повышает риск работы. Как-то раз он нанес визит Марку Бирну (сыну Джека Бирна), который работал в Salomon и занимался торговлей валютными опционами.
«Марк был молодым и ярким человеком. Дома у него стоял компьютер, и он мог заниматься трейдингом практически постоянно. Он настроил программу таким образом, что если курс японской иены доходил до определенного предела, раздавался особый звонок, способный разбудить Марка даже посреди ночи.
Я сказал Марку: “Позволь сказать тебе кое-что начистоту. Вот тут у тебя есть компьютер, и после того, как ты занимался своими делами до двух часов ночи (и мы даже не спрашиваем тебя, что именно ты делаешь), ты засыпаешь, а в три часа утра раздается звонок. Ты встаешь, плетешься к компьютеру и видишь, что курс иены к доллару сейчас вот такой и такой. Теперь скажи мне, существует ли какой-либо лимит по размеру сделки, в пределах которого ты можешь действовать? Взбунтуется ли компьютер, если ты допустишь ошибку?”
Он ответил: “Нет, я могу печатать все, что мне заблагорассудится”.
“Таким образом, — продолжил я, — если ты накануне выпил лишнего и поставишь при размещении заявки три лишних нолика, это станет обязательным к исполнению для компании? И эта сделка должна будет пройти?”
Он ответил: “Да”.
Мне тут же представилась кошмарная картина, когда парень в три часа утра вылезает из кровати, в которой лежит вместе с подружкой, в полусне идет к компьютеру, вбивает туда пару цифр, а затем вновь валится в кровать. А наутро оказывается, что вместо триллиона иен он купил или продал квадриллион».
Для Баффета было очевидно, что комбинация склонного к ошибкам человека и свободного от суждений компьютера в полностью неконтролируемой среде означает, что дела с высокой степенью вероятности могут вырваться из-под контроля. Однако, будучи всего лишь членом правления, он не имел достаточных полномочий для того, чтобы что-либо поменять, и мог действовать только путем убеждения. К этому моменту они с Мангером уже многократно — и безуспешно — вступали в схватку с руководством Salomon. Мангер был вовлечен в работу комитета по аудиту — который в прежние времена нельзя было назвать бастионом тщательного контроля — и принялся разбирать работу компании и ее бухгалтеров на заседаниях, длившихся по 6-7 часов. Мангер обнаружил, что бизнес Salomon в области деривативов рос достаточно активно, но, помимо прочего, за счет сделок, для которых не существовало сформированного рынка. Некоторые сделки не могли закрыться в течение длительного периода, чуть ли не нескольких лет. В подобных сделках деньги практически не переходили из одних рук в другие, поэтому деривативы отражались в бухгалтерской отчетности Salomon на основании специально разработанной модели403. Так как эту модель создавали люди, размер бонуса которых зависел от ее работы, неудивительно, что модели обычно показывали высокую прибыльность по сделкам. С помощью подобных бухгалтерских ухищрений прибыль компании была завышена почти на 20 миллионов долларов29. Однако в поле зрения аудиторского комитета обычно попадали лишь сделки, одобренные и чаще всего завершенные. Иными словами, определенная зона работы вообще выпадала из поля контроля.
У Баффета с Мангером был огромный опыт в инвестициях, поэтому они достаточно громко выражали свое неудовольствие возникшим положением вещей, однако их мнение проигнорировали. Их протесты привели лишь к повышению степени их отчужденности от работников компании. Phibro, подразделение Salomon, основало совместное предприятие с компанией из Хьюстона Anglo-Suisse, созданной семью годами раньше. Цель предприятия состояла в разработке нефтяных полей в Западной Сибири и Арктике, что должно было привести к настоящей революции в производстве нефти в России. Проект «Белые ночи» хотел прийти в Россию с миром — помимо разработки нефтяных месторождений им был построен рекреационный центр, а кроме того, в Россию из США хлынул поток продуктов питания и одежды.
«Anglo-Suisse... — вспоминал Мангер после того, как идея потерпела крах. — Это была совершенно идиотская затея. В деятельность компании не были вовлечены ни англичане, ни швейцарцы. Даже само имя компании говорило нам о том, что в этот проект лучше не влезать».
Тем не менее Salomon вложила в проект 116 миллионов долларов, предположив, что нефть очень важна для будущего развития России и что для ее добычи будет крайне необходим западный капитал. Однако, несмотря на то что Баффет считал, что «страна никуда не денется, никуда не денется и нефть», этого нельзя было сказать о российской политической системе. И риск не покрывался никаким запасом прочности30.
Как и следовало ожидать, вскоре после начала работы совместного предприятия «Белые ночи» российское правительство начало играть с налогами на экспорт нефти. Эти налоги практически лишили «Белые ночи» какой-либо прибыли. Кроме того, разочаровывающими оказались и объемы добываемой нефти. Российские олигархи постоянно летали в США и ждали, что там их будут развлекать, в том числе и с помощью проституток. Российское правительство вело себя непредсказуемо и недружелюбно, что приводило к конфликтам чуть ли не с самого первого дня работы. Наверняка на добыче нефти в России кто-то мог заработать большие деньги, но уж точно не Salomon Inc. Тем не менее в тот период основная головная боль была связана не с Россией. В 1989 году США были прямо-таки одержимы опасениями того, что страна останется в тени восходящего солнца японской экономики. Salomon инвестировала крупные суммы в Японию и достаточно успешно запустила там свой новый проект, который быстро развернулся