На эту сумму можно было заполнить гавань Нью-Йорка резиновыми утятами так, что они доходили бы до бедер статуи Свободы. Так что же представлял собой «розыгрыш на миллиард долларов»?
— Насколько я знаю, речь шла об одной сотруднице, которая покидала свой отдел после многих лет работы. Возможно, она уходила на пенсию, — сказал Баффет. — Кто-то другой подготовил от ее имени заявку на очень крупную сумму. На целый миллиард долларов. Это была заявка на покупку нового выпуска тридцатилетних казначейских обязательств на сумму один миллиард долларов. Дальнейшие детали мне неизвестны. Возможно, план состоял в том, чтобы убедить ее, что заявка не была проведена вовремя и что ее клиент в возмущении спрашивает, почему заявка не была отправлена. Возможно, участники розыгрыша просто хотели напугать ее до полусмерти. Я этого точно не знаю. Но тем не менее заявка была размещена на рынке.
Пятьдесят репортеров сидели в гробовой тишине. Salomon купила облигаций на целый миллиард долларов в результате неудачного розыгрыша. Баффет отнюдь не шутил, когда утверждал, что культура Salomon должна претерпеть значительные изменения.
— Эта заявка должна была быть отменена. Думаю, что тот, кто это задумал, собирался ее аннулировать, но не смог или не успел. Это одна из самых дурацких и тупых шуток, с которыми я сталкивался за свою жизнь.
Никто не проронил ни слова.
Мохан поинтересовался у аудитории, есть ли еще вопросы.
Казалось, что из комнаты выпустили весь воздух. Какие еще можно было задавать вопросы после столь откровенного рассказа? Последовал лишь ряд формальных вопросов, заданных куда более умеренным тоном.
Затем пресс-конференция завершилась. Сходя со сцены, Баффет посмотрел на часы.
— Мне пора обратно в Омаху, — сказал он.
— Уоррен, что происходит? — спросил Мохан. Он не принимал участия ни в разговорах с разозленными правительственными чиновниками, ни в заседаниях правления Salomon... но он чувствовал, что корабль тонет. — У вас есть какое-нибудь мнение о том, кто должен формировать управленческую команду? Есть ли у вас какая-то стратегия дальнейшего развития, которой вы хотели бы со мной поделиться?
— Если ты задаешь мне вопросы такого рода, это значит, что я выбрал не того руководителя, — ответил Баффет. Не проронив больше ни слова, он ушел, оставляя 700 миллионов долларов и свою репутацию в руках человека, с которым впервые встретился тридцать часов назад83.
«После пресс-конференции они продолжали тыкать камерами нам в лицо и преследовать своими вопросами. Это напоминало какую-то постановку. Я вышел на улицу и поймал такси. Заметившие мой отъезд два-три репортера посчитали это признаком новой культуры Salomon. Руководитель компании сел в такси, а не залез в ждавший его у входа лимузин».
Утром в понедельник Мохан пошел в Комнату, чтобы поднять боевой дух сотрудников. Он снял пиджак и засучил рукава рубашки. Обратившись к своим коллегам, он сказал, что компании предстояло пройти три теста. Первым был тест на характер. Уволив Мозера и его напарника Томаса Мерфи, а также приняв отставку других сотрудников, компания прошла этот тест.
Вторым тестом был тест на доверие. Вернув, пусть и частично, доверие со стороны Министерства финансов, Salomon прошла и этот тест.
Третьим был тест на волю. «Это не та же фирма, что прежде, — сказал Мохан, — однако нам следует сохранить некоторые элементы старой культуры, пока формируем новую»84.
Некоторые из трейдеров остались в недоумении. Что именно он имел в виду под новой культурой?
В эти дни Salomon получила хотя бы одну передышку. Вечером разнеслись вести о том, что президент СССР Михаил Горбачев смещен со своего поста в результате путча. Фондовый рынок немедленно упал на 107 пунктов. Деловые издания, всю пятницу долбившие Salomon, внезапно переключили фокус своего внимания на Горбачева, которого держала под домашним арестом группа военных и гражданских руководителей страны. В то время как танки двигались к Москве, а жители России выходили на демонстрации, клиенты компании бросились к телефонам, а отдел по работе с облигациями полностью погрузился в дела.
«Есть множество способов уйти с первых страниц газет, — сказал один сотрудник компании, — но договориться с Красной армией — это, пожалуй, самый оригинальный»85.
Глава 49. Разгневанные боги
Нью-Йорк • 1991-1994 годы
Уверенность регуляторов рынка в том, что Salomon сможет выжить на одной лишь репутации Баффета, оказалась ошибочной. Salomon еле устояла, даже когда Министерство финансов частично изменило свой подход. Некоторые крупные клиенты не испытывали по отношению к Salomon ничего, кроме отвращения. Вначале гигантская и влиятельная California Public Employees’ Retirement System, а потом и World Bank отказались от работы с проштрафившейся компанией. Каждую ночь Баффету снились страшные сны о сотнях миллиардов долларов долгов Salomon, которые нужно выплатить в течение ближайших недель. У него было чувство, что на этот раз ситуация вышла из-под его контроля. «События грозили раздавить меня, но я не мог спрыгнуть с поезда. И не знал, куда этот поезд идет».
«Я был не в силах помешать тому, что сотрудники делали каждый день. Я ничего не мог поделать с теми деталями, которые обнаружил, когда вошел в дело, но о которых до этого ничего не знал. Я никак не мог повлиять на мнение Джерри Корригана и на то, что предпримут в этой связи федеральный прокурор Южного округа Нью-Йорка и антитрестовский отдел Министерства юстиции. Я понимал, что необходимо все сделать правильно, но при этом отдавал себе отчет, что, несмотря на все старания, не контролирую ситуацию. Я мог всю ночь оставаться на работе, анализировать происходящее, но это не гарантировало благоприятного исхода дела. Проблема уже повлияла на большое количество людей и могла изменить в будущем мою жизнь».
На следующей неделе Баффет должен был вернуться в Нью-Йорк. Присутствие в Нью-Йорке новоявленного председателя правления требовалось по множеству причин, но главная заключалась в том, что сенатор Дэниел Патрик Монихан хотел встретиться с ним по поводу ситуации с Salomon. Вместе с Мангером они пошли в отдельную столовую на 47-м этаже здания Salomon. Шеф-повар приготовил для Монихана типичные блюда и вина Уолл-стрит. Баффет с Мангером заказали сэндвичи, на которые сенатор смотрел с отвращением. Восточное побережье сотрясал ураган «Боб».
Неожиданно через открытые окна в комнату хлынули потоки дождя. «Боги сердятся на Salomon», — заметил Баффет1. На той же неделе он и Мангер отправились в Вашингтон на встречу с Биллом Маклукасом и Диком Бриденом из SEC. В офис они вошли, выглядя как «парни, каких можно встретить на автобусной остановке», вспоминал потом Маклукас. Они принялись рассказывать свой план по спасению Salomon, и Маклукас стал понимать, почему одного из говорящих называют живой легендой, а второй заканчивает предложения, которые начинала формулировать «легенда»2.
Потом Баффет посетил Казначейство и встретился с Ником Брэди, который признался: прежде он думал, что Баффет блефует. «Уоррен, — сказал он, — я знал, что ты возьмешься за это дело, что бы ни случилось»3. Искренность обращения Баффета тронула его. «Закончи это дело как можно скорее и убирайся отсюда», — сказал Брэди.
Баффет старался, чтобы все нарушения в Salomon были обнаружены, немедленно признаны и исправлены. «Делайте правильно, делайте быстро, чтобы избавиться от всего этого», — говорил он. Когда Баффет произносил «быстро», он имел в виду именно «быстро». Он вызвал к себе секретаршу, которая работала раньше на Гут-фрейнда и всех хорошо знала. «Пола, — предложил Баффет, — почему бы вам не встретиться с членами совета директоров и не расспросить их, когда и что они узнали?»4 Однако Боб Денхам, осторожный и дотошный юрист Мангера и Толлеса, прибывший из Лос-Анджелеса, чтобы возглавить расследование, узнал об этом плане и отменил его — расследование, настаивал он, должно быть проведено юристами.
Первое, что сделал Денхам, — поговорил с Доном Файерстайном. По итогам этого разговора Файерстайн был уволен. Он попросил встречи с Баффетом, который только и сказал ему: «Вы могли сделать больше». Вначале Баффет думал, что Файерстайн не понимал, что происходит5. Но постепенно пришел к выводу, что верность Файерстайна Гутфрейнду заставила его поставить интересы босса выше интересов Salomon. Денхам получил должность генерального советника. Входя в курс дел компании, Баффет обнаружил, насколько члены ее совета директоров подвергались тому, что он называл «информационное рационирование», со стороны менеджмента Salomon. Баффет и Мангер, в частности, узнали: когда в апреле Мозер впервые признался в том, что делал ставку без надлежащей авторизации разрешения, в компании обнаружили, что он пытался скрыть это и обманул клиента — фактически прикрылся им, сказав, что фальшивый ордер на государственные облигации был выдан в результате технической ошибки.
«Мозер зажег спичку. Еще 29 апреля мистер Гутфрейнд мог задуть ее. Но он этого не сделал. Оказалось, что у Мозера повадки пироманьяка и спички ему хотелось зажигать чаще, чем мы думали. Обязанность Гутфрейнда заключалась в том, чтобы помешать его “пиротехническим пристрастиям”. Но поначалу он не сделал ничего, а потом, возможно, охваченный паникой, сам стал подливать бензин в огонь. В результате акционеры Salomon могли лишиться сотен миллионов долларов, а восемь тысяч сотрудников и их семьи — средств к существованию из-за потери работы.
Я думаю, сделать это было проще всего на свете. Перед вами парень по имени Пол Мозер, который признал, что попытался обмануть самого важного в мире клиента и регулятора — американское правительство. Потом выясняется, что он пытался сделать так, чтобы правительство об этом не узнало, и для этого хотел — тоже обманом — использовать имя одного из клиентов. Ничего из этого нельзя поставить в прямую вину мистеру Гутфрейнду.