Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира — страница 89 из 272

«Если я собираюсь вести более публичный образ жизни, то не смогу быть в достаточной степени конкурентоспособным. Я знаю, что не хочу до конца своих дней напоминать собаку, несущуюся на бегах за фальшивым зайцем, то есть за инвестиционными возможностями. И единственный способ замедлиться — это полная остановка»9. А затем Баффет преподнес партнерам бомбу — он объявил о том, что подаст формальное уведомление об отставке к концу года и закроет партнерство в начале 1970 года. «Я не могу привыкнуть к нынешней рыночной среде и не хочу ухудшить достигнутые ранее отличные результаты, играя в игру, правила которой мне непонятны, и пытаясь при этом выйти из нее победителем»10.

Что же он собирался делать потом?

«У меня нет ответа на этот вопрос, — писал он. — Я знаю лишь то, что в 60 лет мои личные цели окажутся иными, чем в 20-летнем возрасте»11.

Партнеры разочарованно вздохнули, а кое-кто и перепугался. Многие из них, такие как тетушка Элис, были простыми людьми — священниками, раввинами, школьными учительницами, бабушками и тещами. Объявление Баффета послужило еще одним сигналом о ненормальной ситуации на фондовом рынке. Он думал, что в самом скором времени эта игра станет бессмысленной. Он учил других тому, чему выучился сам, — игрокам следует опасаться перегретого рынка. Некоторые партнеры верили ему больше, чем кому бы то ни было. Однако он «просто не хотел работать в среде, недостаточно подходящей для его возможностей, — говорит Джон Хардинг, — особенно когда ему казалось, что этому занятию нужно посвящать все время».

* 247247

Сьюзи Баффет была счастлива услышать, что муж прекращает деятельность партнерства. Радовалась она в первую очередь за детей. Они крайне серьезно относились к общению с отцом. Сьюзи-младшая всегда получала максимум того ограниченного количества внимания, которое Уоррен уделял детям, а тихий Питер был доволен тем, что находился на второстепенных ролях. Однако 14-летний Хоуи, который обладал особенной эмоциональной привязанностью к отцу (а тот не отвечал ему взаимностью), по мере взросления становился все более необузданным. Сьюзи-младшая могла, к примеру, найти у себя в шкафу спрятанные им ноги от манекена, политые искусственной кровью. Он мог вскарабкаться на крышу дома в костюме гориллы и оттуда следить за ней, когда она шла со свидания. Как-то раз, когда она нарядилась на танцы, он окатил ее водой из кухонной раковины. В те дни, когда родители уезжали в Нью-Йорк, Хоуи пользовался свободой и от души предавался хулиганству247. Уоррен, полагавшийся на Сьюзи во всех бытовых вопросах, считал, что она в силах решить все проблемы Хоуи и других детей. Однако к этому времени сама Сьюзи уже оставила попытки контролировать сыновей и дочь. Кроме того, она уже давно позабыла идеалистические фантазии первых лет своего брака. Все чаще ее внимание сосредоточивалось на огромном количестве «бродяг» (по выражению одного ее друга), просивших ее о помощи и отнимавших у нее кучу времени12.

Она безоговорочно принимала всех посетителей. Некоторые из ее «клиентов» были в прошлом уголовниками, аферистами, наркоманами, а один — владельцем публичного дома. Время от времени эти люди обманом вытягивали из Сьюзи деньги. Но ее это не особенно заботило. Поначалу Баффета бесили эти ситуации — ему казалось, что кто-то лезет прямо к нему в карман. Однако со временем он начал воспринимать эти потери как часть бюджета на содержание жены и даже находил в этом какое-то странное очарование. Круг ее подруг постоянно расширялся — она постоянно общалась с Беллой Айзенберг, Юнис Дененберг, Джинни Липси, Рэки Ньюман и другими. Хотя Уоррен был знаком с большинством из них, это был круг общения Сьюзи, а не его собственный. Некоторые из ее товарищей, такие как Родни и Энджи Вид, были выходцами из сообщества гражданских активистов. Другой круг ее друзей сформировался из компании, собиравшейся на теннисных кортах в Дьюи-парке. Кроме прочего, она постоянно общалась с семьей — с Лейлой, особенно после того, как Рой Ральф умер и она вновь взяла себе фамилию Баффет; Фредом и Кэти Баффет и их сыном Фрицем, женившимся на Пам, бывшей няне детей Уоррена и Сьюзи, — и со множеством других людей. Ее племянники Том и Билли Роджерс часто заходили к ней домой вместе с еще одним местным гитаристом, Дэвидом Страйкером. Помимо детей Роджерсов и Дейва Страйкера, у Сьюзи было еще несколько друзей моложе ее — она была близка с Рене и Аннетт Гибсон, дочерями бейсболиста Боба Гибсона и его жены Шарлин. Время от времени к ней заходили чернокожие студенты, которых она опекала и которым платила стипендию, — Расселл Макгрегор, Пэт Тернер и Дуэйн Тейлор, сын великого джазового музыканта Билли Тейлора.

И хотя Сьюзи постоянно находилась в центре событий, она начала чувствовать, что ей тоже хотелось бы получить немного внимания от других. Многие ее друзья говорили, что для счастья ей было достаточно лишь минимального внимания со стороны мужа. Она никогда не могла согласиться с тем, что зарабатывание денег может быть основной жизненной целью. Она чувствовала себя обделенной из-за того, что Уоррен совершенно не интересовался путешествиями, музеями, театром, искусством и не мог разделить ее увлечений. На публике Уоррен взахлеб хвалил ее, но, приходя домой или на работу, погружался в привычное состояние. Она полагала, что, если бы он попытался сделать над собой усилие и хотя бы изредка сопровождал ее в картинную галерею или ездил на отдых туда, куда хотелось бы ей, это многое бы изменило в их отношениях. Но даже когда он делал то, о чем она просила, это воспринималось не как подарок, а как одолжение.

Когда Сьюзи окончательно поняла, что Уоррен никогда не плюнет на работу и не поедет с ней на пару недель в Италию, она принялась путешествовать в одиночку или с кем-то из подруг. Она также начала ездить в гости к членам семьи, например к Берти, жившей в Калифорнии, и посещать семинары по вопросам личностного роста.

Как-то раз, когда она присела на скамейку в чикагском аэропорту, перед ней остановился мужчина. «Простите, вы не Сьюзи Томпсон?» — спросил он. Она смотрела на него в смущении, так как ее рот в этот момент был набит хот-догом. Это оказался Милт Браун, ее школьный возлюбленный, которого она не видела уже много лет. Он сел рядом с ней, и таким образом старое знакомство восстановилось13.

Сьюзи, которая всегда нуждалась в эмоциональной связи, впоследствии говорила, что ее муж не был человеком без эмоций — скорее он старался отключить свои чувства. Ей казалось, что самые сильные эмоциональные узы связывали его с друзьями и партнерами, перед которыми он имел обязательства, — именно они фактически и составляли для него истинную семью. Все другие члены семьи Баффетов ничего не могли поделать с тем, что по-настоящему он загорался в компании друзей, а находясь дома, лишь исполнял все требуемые ритуалы, однако мысли его витали где-то далеко.

Даже несмотря на намерение закрыть партнерство, которому посвятил тринадцать лет жизни, он сохранял тесные связи со своими партнерами и, казалось, совершенно не собирался от них отказываться. Порой он доходил до крайности в попытках помочь им правильно разместить свои деньги. Он написал им еще одно письмо с детальным и скрупулезным описанием имевшихся у них возможностей.

Свою преданность им он объяснял так: «Вопрос поиска других консультантов крайне сложен. Закрывая партнерство, я помнил, что на меня рассчитывали многие, а я намеревался передать им значительные суммы. Я чувствовал себя обязанным предложить им хотя бы какие-нибудь альтернативы».

Такое поведение было, мягко говоря, нетипичным для финансового менеджера. Даже Бен Грэхем когда-то ограничился тем, что сказал лишь: «Покупайте акции AT&T», а потом мимоходом упомянул имя Баффета в разговоре с несколькими людьми. Однако Баффет прилагал немалые усилия для того, чтобы направить будущую инвестиционную жизнь своих партнеров в правильное русло. Некоторые из них уже имели доли в партнерстве Мангера, и Баффет направил к Чарли еще пару вкладчиков. Сам Мангер в то время также испытывал по отношению к рынку негативные чувства. «Зачем мне новые люди, когда мне угрожает опасность разочаровать их? — говорил он. — Особенно когда я сам втянул их в отношения?» Также ему недоставало присущей Баффету способности рекламировать свой бизнес.

«Я порекомендовал своим партнерам двух людей, которые, по моему мнению, особенно хороши в своем деле и поразительно честны, — Сэнди Готтесмана и Билла Руана. К тому моменту я неплохо изучил мир инвестиций, а этих двоих знал уже давно — знал не только к каким результатам они пришли, но и за счет чего им это удалось, а это было чертовски важно»14.

Итак, более богатые партнеры могли смело идти к Готтесману в First Manhattan. Однако мелкие клиенты совершенно не интересовали Сэнди, поэтому всех остальных Баффет направил к Руану, который как раз уходил из Kidder, Peabody и открывал собственную консультационную компанию Ruane, Cunniff & Stires с двумя партнерами — Риком Канниффом и Сидни Стайрсом, а также создавал фонд под названием Sequoia Fund специально для работы с мелкими вкладчиками. Они наняли на работу Джона Хардинга, который оставался не у дел после закрытия партнерства Баффетом. Джон возглавил офис новой компании в Омахе. Джон Лумис, фондовый делец и муж Кэрол Лумис, вместе с Генри Брандтом, занимавшимся аналитикой для Баффета, также ушли на работу к Руану и Канниффу, и в результате компания оказалась полностью укомплектованной профессиональным персоналом. Имевшиеся связи помогли Хардингу, Лумису и Брандту оставаться в составе широкой «семьи» Баффета.

Баффет пригласил Руана в Омаху и рассказал своим партнерам о фонде Sequoia Fund. Он поддержал Руана с помощью формулировок, составленных с математической точностью. Даже зная его много лет, Уоррен чувствовал необходимость найти возможность для запасного выхода. Он совершенно не хотел, чтобы кто-либо имел повод обвинить его в случае, если бы что-то пошло не так, и писал партнерам: «Не существует никакой возможности оценить вероятность ошибки при анализе поведения человека... однако я считаю, что Билл с большой вероятностью обладает сильным характером и инвестиционным чутьем»