Он удивился, но кивнул.
— Есть женские индивидуальные тренировки. Но зато девочки — высший класс! В обиде не будешь.
— Оплата наличными?
— Вообще-то не положено…
— Тогда не подходит, я ухожу.
— Ну, хорошо. Андрей! — остановил меня Макс, когда я уже развернулся в сторону тренерской, собираясь уйти из клуба к чертям собачьим. — Сделаю в виде исключения. Но только сегодня и лишь потому, что не могу отказаться от такого тренера!
— А сколько стоит час?
От озвученной суммы заскрипели зубы. Чем же я подрабатывал на этих индивидуалках, если смог позволить себе дорогую спортивную экипировку, в которой сейчас стоял? Себя продавал, что ли?
— Хорошо, распиши до вечера.
— И все? И ни тебе спасибо, старина?
Говорить не хотелось, но я знал цену услуге.
— Спасибо, но учти, что после расчета я увольняюсь!
По дороге домой заехал в торговый центр за карандашами для Сони и продуктами. Купил девчонкам сладости. Очень не хватало личного транспорта. Причем настолько, что меня нешуточно ломало от одной мысли об автомобиле и желания сесть за руль. Стоило задержать взгляд на пролетающих мимо черных внедорожниках, и я буквально ощущал, как пальцы сжимают послушный руль, а ноздрей касается запах кожи нового салона.
Но для материализации внедорожника, да еще и люкс-класса, одного желания мало, и уже завтра мне следовало думать, как жить дальше и чем зарабатывать на хлеб.
Пока возвращался к дому пешком, все размышлял над словами жены, и о своем прошлом вне семьи. Снова пытался вспомнить хоть что-нибудь — другую женщину, другой дом, то, каким я был на самом деле — и не мог.
Дверь открыла Даша, в домашней одежде, с косой на плече, словно стояла в прихожей и ждала моего возвращения. С виду молодая девчонка, немного испуганная и неожиданно… виноватая?
Это оказалось вынести сложнее всего. Зря она переживала, я больше никуда уходить не собирался. Напротив, я собирался много чего поправить в нашей с ней жизни и больше не возвращаться к тому, что даже мое сознание не хотело помнить.
Переступив порог квартиры, я опустил сумки на пол и хмуро уставился на жену, озадаченно вскинувшую брови. Рассказывать о сегодняшнем дне было нечего, да и не хотелось. Она оказалась права, женщины липли ко мне, как мухи на мед — вряд ли бы ей понравилось еще раз об этом услышать.
— Привет, Андрей.
— Привет, — вышло сказать суше, чем собирался. Видно, сказалось раздражение. — Напомни, где живет Костя?
— А что… что-то случилось? В восемнадцатой, тремя этажами ниже. Расположение квартиры, как у нас.
— Нет, ничего. Ложись спать и не жди меня.
Она ничего не ответила и не спросила. Только посмотрела внимательно, кивнула и ушла, оставив мне самому захлопнуть за собой дверь.
Да, Даша вешаться на шею и держать возле себя не станет. И умолять тоже. Отпустит, оставив меня один на один со своей жизнью, и научится быть одна.
Сейчас я пожалел, что попросил ее не ждать. В глобальном смысле я бы предпочел, чтобы меня всегда ждали, иначе ради чего тогда всё?
Интересно, как бы я сам поступил, найди она другого мужика со всеми вытекающими?
Однозначно убил бы.
Во всяком случае, мужика точно.
Спустившись на нужный этаж, я позвонил в настенный звонок и стянул с головы шапку, услышав, как в двери провернулась собачка замка. Увидев на пороге невысокого Константина, вопросительно мигнувшего на меня из-за стекол очков, спросил:
— Ну так что? Ты мне друг или как?
Спасибо, что Костя медлить не стал. И так сомнений хватало. Толкнул дверь шире и ответил просто:
— Друг.
— Выпить есть? Или сходить?
— Есть конечно.
— Нальешь?
— Спрашиваешь, Андрюха. Заходи!
Даша
Господи, как стыдно-то! Мне еще никогда не приходилось вступать в такой конфликт со своей совестью, что от бессилия опускались руки. Но разве я могла подумать в тот момент, когда брякнула шефу об измене, что он именно «так» отреагирует на новость? Что воспримет мое признание близко к сердцу? Ведь я была уверена, что оно у него холодное и бесчувственное, как ледышка. Он сам всегда подтверждал это! А оказалось, что очень даже отзывчивое и теплое. А руки…
От их прикосновений я вспыхнула, как спичка, и сама испугалась того жара, который ощутила в теле. Здесь я Воронову противостоять не могла. У меня не было ни опыта, ни защиты… ни шанса устоять, продолжи он в том же духе. Я успела забыть, каково это, ощущать на себе мужские губы и быть желанной женщиной. Быть просто любимой для кого-то, и паника от слов и действий Андрея буквально обездвижила!
Нет, всё это не по-настоящему.
Все это случайно и неправильно!
Потому и сказала.
Хороша бы я была, если бы, воспользовавшись ситуацией, постаралась привязать его к себе и позволить поверить. Какой бы жалкой выглядела позже?
А Воронов… Как он мог что-то чувствовать ко мне? Почему чувствовал, если не должен? Он ведь меня едва терпел в офисе, разве могли несколько дней все изменить?
Нет, не могли.
Но тогда почему я сама думаю о нем уже иначе? Вижу другим?
Увы, от этих увещеваний к совести на душе легче не стало. Столько добрых слов, сколько вчера сказал шеф, я от бывшего Славки за всю жизнь не слышала. Никогда и никому не жаловалась, не говорила о том, как было трудно остаться одной с детьми, но когда от Андрея услышала, это стало последней каплей. Ни перед кем не ревела, а тут слезы сами собой по щекам потекли.
Что ни говори, а у мужской груди оказалось уютно и надежно. Хотя последнюю мысль я сразу же отогнала прочь — не было у меня на нее права. Но не признать не могла, повезет настоящей жене Воронова с мужем. Женщине, которую он полюбит.
Уже лежа в детской, в кровати со Степкой, обнимала сына, смотрела в окно и смаргивала влагу с ресниц — вот за последнее особенно мучила совесть. Если бы могла, ни за что бы не пошла за шефом на стоянку и не оглушила бы его дедовым портфелем. Пусть бы всё помнил и жил своей жизнью, а я своей. И не мучилась бы сейчас от угрызений совести, и не чувствовала бы себе обманщицей, не заслужившей у судьбы любви.
Но тогда к Андрею наверняка подобраться бы киллер Куприянова, сделал свое черное дело и сейчас его могло и вовсе уже не быть на свете.
Ох, и почему в жизни все так сложно? Хочешь, как лучше, а получается только хуже.
Уснуть толком не получилось и на работу пришла уставшая. Все утро продолжала изводить себя мыслями, а начиная с обеда решила, хватит конспирации, все расскажу! Не буду больше врать! Объясню, уговорю, попрошу прощения. Ведь он поймет! Сегодняшний Воронов наверняка все поймет!
А вчерашний?
А вот при мысли о вчерашнем шефе стало страшно. Он меня точно по головке не погладит и вышвырнет из «Сезама», это как пить дать. (Если сразу не придушит на месте.) И никакие оправдания не помогут обелиться. И в сюжет о перемигивании машины Пригожевой с машиной сообщника тоже не поверит.
За всеми переживаниями и не заметила, как прошел рабочий день и пришло время уходить.
Когда уже ехала в автобусе домой, с пятой попытки решилась-таки написать Андрею:
«Как у тебя дела? Нам надо поговорить»
Ответ пришел не сразу. К тому моменту, когда на мессенджер упало сообщение, мы с Сонечкой успели вернуться из детского сада и даже раздеться.
«Буду поздно. Скажи Соне, что я помню»
И все. О чем помнит? Спросила дочку за ужином, но та только плечиками загадочно пожала и уткнулась в тарелку. Мало ли, мол, о чем.
Андрей не вернулся ни в семь, ни в восемь. Казалось бы, для меня все проходило, как обычно — еще один будничный вечер, когда я дома с детьми. Но шефа не было, и я поймала себя на мысли, что жду его возвращения. Продолжаю ждать, не в силах взяться ни за одно дело. И только когда Андрей появился, успокоилась, пусть он и ушел к Мелешко.
Там были Тамарка и Костик, свои люди, а желание «поговорить» при виде хмурого Воронова тут же пропало.
Я легла к Сонечке на пять минут, а проспала до утра. Уже когда проснулась, не могла отделаться от неясного ощущения, что ночью меня кто-то разглядывал. Но от переживаний и неспокойного сна и не такое привидится. Еще и Сонечка крутилась без конца.
Глава 36
Утром встала пораньше, привела себя в порядок и, как только чайник на плите просвистел, и Воронов на кухню пришел — босиком и в одних штанах. Не знаю, сколько они вчера с Костиком выпили — Тамарка сказала, что закрылись на кухне и никого не пускали, — но выглядел Воронов вполне трезвым, разве что сонным и немного взъерошенным. Налил себе кофе и сел рядом.
— Привет.
Нам оставалось совсем немного времени, прежде чем проснутся дети и все вокруг зашумит, я сделала еще один бутерброд и подсунула ему на тарелке. Сказала, потому что хотелось:
— Спасибо, Андрей, за альбом и карандаши. Соня с ними спала, я не стала забирать. Сегодня она возьмет их в садик и, боюсь, что половину карандашей растеряет.
— Не страшно, ерунда. Я еще куплю.
— И за остальное тоже спасибо.
Как оказалось, Воронов вчера накупил немало продуктов и все самое дорогое. Наверняка, когда оказался в магазине, сказалась привычка покупать только лучшее. Но то, что его день в фитнес-клубе прошел не зря, было ясно.
— Даш?
— Что?
— Перестань.
Он был прав, и я притихла, попивая чай и поглядывая исподтишка то на часы, а то на голую мужскую грудь — впечатляюще-крепкую, надо сказать, на моей по-женски одинокой кухне.
Да и не в кухне дело, а в том «что» Воронов успел во мне разбудить, и что, стоило его увидеть так близко, снова вспыхнуло под кожей горячими фитильками.
Я опустила взгляд и поднесла к губам чашку, поймав себя на том, что открыто пялюсь на мужчину.
— Я ушел из спортклуба вчера, совсем. Мне не подходит такая работа.