Вице-губернатор кивнул и посмотрел на гостью.
– К сожалению, супруга права. Двоих чиновников вот так, запросто… А после этого знаете сколько сотрудников подали заявления об увольнении? И как тут не испугаться, когда такой беспредел? Я лично людей уговаривал остаться. Но, несмотря на мой авторитет, не всех удалось удержать. Пришлось срочно замену искать.
– Я что-то слышала, – сказала Лена. – Говорят, убитые были не рядовыми чиновниками.
– В подчинении у Виктора Васильевича были, – поторопилась уточнить Инна Сергеевна, – я их лично знала: вполне порядочные люди. Один руководил строительством и содержанием дорожного хозяйства, а второй…
– Второй управлением инвестиций, – подхватил Кондаков. – Я курировал их направления, но сказать, что близко знал, не могу.
Жена посмотрела на мужа с удивлением. Но вице-губернатор этого не заметил.
– Паша, горяченького принеси минут через пять, – обратился он к домработнице.
Та молча вышла из столовой.
– Удачно съездили в Милан? – спросила Зворыкина, переводя разговор на более безопасную тему.
– Более чем, – ответил Кондаков, – мы привезли туда такие предложения, от которых итальянцы не смогли отказаться. Представители Неаполя были просто поражены, когда мы сказали, что можем построить им электростанцию на бытовых отходах. Сейчас они не знают, куда мусор девать, все улицы им завалены. Полная антисанитария, а ведь рядом море, набережные, пляжи, залив красивейший… А наша компания всего за триста миллионов евро готова им построить электростанцию, которая обеспечит город чистотой и электричеством. И ведь там еще автомобильные покрышки не утилизируются должным образом. Мы тогда предложили разные способы переработки: хоть в асфальт крошку закатывать, хоть печное топливо из них делать… Но их заинтересовали новые дороги с качественным покрытием. Короче, через месяц-другой ждем ответного визита деловых кругов Италии. За это время будут подготовлены контракты…
– Белканов тоже был в составе делегации?
Вице-губернатор кивнул:
– В последний момент его включили, но ему действительно есть что предложить. К сожалению, не было времени поговорить с ним о вашем муже. То есть время можно было найти, но повода для того разговора не нашлось. Но…
Виктор Васильевич поднял вверх палец и продолжил:
– Я ничего не забываю. И перед отлетом в Милан поговорил с юристами. Те обещали узнать. Так вот, по их уверениям, вашему мужу ничего такого страшного не грозит. В худшем случае три года.
– Три года?! – поразилась Лена. – А если он не виновен?
– Ну, тогда бояться нечего – следствие ведут грамотные сотрудники. Разберутся. Если не виновен, то отпустят. А если каким-то боком связан, то три года и, может быть, даже условно. Ведь ущерба он никому не нанес. Тем более что вопрос стоял о тендерах. А это контролируется с особой тщательностью. Там сейчас новый человек, ведь предшественника… Ну, вы в курсе, как с ним расправились…
– Не в курсе, – пожала плечами Лена.
– Вы же говорили…
Вице-губернатор покосился на жену, и та объяснила:
– Человек просто ехал на работу, а его расстреляли из встречной машины…
– Главное – никаких нареканий не было по его деятельности! Никто не жаловался… Тендеры – такое дело сложное, но все очень прозрачно, никаких взяток или откатов там быть не может.
– Тогда и мой муж ни при чем, раз все так прозрачно! – воскликнула Лена. – Если на заседание суда придет эксперт, который все это расскажет. А если расскажет все следователю, то, может, и суда не будет…
Инна Сергеевна на секунду оглянулась на мужа. Видимо, она неплохо умела читать по его лицу, а потому произнесла с грустью в голосе:
– А кто может такое сказать? Виктор Васильевич по судам не ходит, ему статус не позволяет. А назначить кого-то и потребовать то, что подчиненный делать не обязан, не в его компетенции…
– Да я и не прошу ничего, я просто предположила такую возможность…
В комнату вошла домработница с подносом. Вице-губернатор радостно хлопнул в ладоши, словно давно ждал этого, и объявил:
– А вот и рыбная соляночка! Фирменное блюдо, так сказать, нашего дома. Попробуйте, Елена Александровна. Вкуснейшая вещь! Белая и красная рыба, хвосты речных раков, креветки, мидии, соленые огурчики…
Зворыкина отказываться не стала, хотя есть не хотелось. Пришлось пробовать, потом хвалить приготовленное домработницей. Хотелось поскорее уйти из этого дома, и даже не потому, что ей не нравилось здесь, а потому, что сил беседовать впустую уже не было. Для себя она решила, что будет почаще возвращаться к разговору о муже, чтобы заставить вице-губернатора хоть что-то пообещать. Понятно уже, помогать незнакомому человеку у него желания нет, но сам-то он хорошо знает: достаточно одного слова, не обязательно требовать, а просто намекнуть, что подследственный – необходимый обществу человек…
В заключение обеда Виктор Васильевич налил себе коньяку из темной пузатой бутылки, а его жена попросила ликера, предложив его и Лене. Но Зворыкина от алкоголя отказалась. Кондаков пригубил коньяк, потом поставил бокальчик на стол и почти торжественно произнес:
– А теперь на десерт – самое главное! Я уже начал говорить о службе психологической поддержки, но меня перебили…
Он строго посмотрел на жену, как будто это Инна Сергеевна виновата в смене темы, и продолжил:
– Я уже обращался с этим вопросом к профессору Кадилову, попросил составить смету, какой-нибудь бизнес-план. Или что там у вас. Финансирование обеспечим, комитет по здравоохранению возражать не станет – на психов у нас выделяется очень много, но меньше их не становится. Зато мы поможем нашим сотрудникам исполнять свой долг перед народом с еще большим рвением. Так вот, поскольку сам Максим Максимович этим заниматься не будет, то я попрошу его предложить на руководство этой службой именно вас. Не попрошу, а прямо скажу: или поручаете Зворыкиной, или я прикрываю лавочку… Как вам такое?
– Вы же знаете, что сейчас мне будет сложно. Мне заказано несколько книг, а потом проблемы в семье, о чем вспоминать не хочется, но думать приходится постоянно.
– Все образуется. Кстати, о книгах. Ту, что я подарил, прочитайте внимательно, вдруг поможет в работе.
– Вряд ли. В этой книге Нина Николаевна пытается доказать, будто мораль – это установки, которые передают предшествующие поколения своим потомкам, основываясь на собственных комплексах, религиозных запретах и фобиях. Религия, соответственно, тоже проявление тех же страхов, главным из которых является страх смерти. Никто не может доказать существование Бога, однако все как мантру, повторяют заповеди: того нельзя, этого.
– Я, кстати, знаю, что их десять, а если перечислять все подряд, то не припомню.
– Не убий, не укради, – подсказала Инна Сергеевна, – не возжелай жену ближнего… – Она замолчала и добавила негромко: – Чти отца своего… кажется.
– Вот это правильная заповедь! – одобрил вице-губернатор. – Если, конечно, понимать под отцом нечто более широкое. Ведь хороший командир в армии – он ведь солдатам как отец. И чиновник высокого ранга если не будет так же по-отечески ко всем относиться, то грош ему цена…
В столовую вернулась домработница и стала убирать пустые тарелки.
– Паша, – обратился к ней Кондаков, – ты заповеди знаешь?
– Что день субботний, – ответила она, продолжая заниматься своим делом, – шесть дней работай, а седьмой отдыхай.
– Лихо ты! – восхитился Виктор Васильевич и засмеялся. – Я твой намек понял: завтра суббота, и ты хочешь отдохнуть.
– Не мешало бы, – ответила домработница и посмотрела почему-то на Лену.
И только сейчас Зворыкина вспомнила, что прошла неделя с того дня, как задержали Колю. Прошла неделя – страшная и горькая, не принесшая ничего, кроме горя и мрачных мыслей. Неделя, в течение которой не было ничего хорошего. Погибла Рита Ковальчук, а за что ее убили, не ясно до сих пор. Завтра суббота, и завтра будут хоронить Риту.
Глава 17
Отпевание и похороны прошли быстро. Священник как будто куда-то спешил. А потом и могилу закопали очень быстро. Все происходило в такой спешке, что могло показаться, Ковальчук никому на этом свете ни живая, ни мертвая не нужна. Лена поддерживала за руку мать Ковальчук – предпенсионного возраста женщину, которая постоянно утирала платком слезы и что-то шептала. Иногда до Лены доносились слова, а иногда целые фразы. Мать Риты повторяла разборчиво только одно:
– Господи, за что мне все это? За что?..
Когда шли с кладбища, женщина подергала Лену за рукав, призывая остановиться и пропустить тех немногих, кто пришел проститься с ее дочкой.
– Вот так родишь, кормишь, воспитываешь, последнее от себя отрываешь, надеешься, что и она тебя в старости не бросит… А вон оно как получается – ни жизни теперь, ни денег…
На кладбище пришли не больше десятка коллег, а ехать на квартиру к Рите поминать никто не собрался: суббота, лето, дачный сезон. Только Рейнгольд да Зворыкина туда отправились, чтобы не бросать пожилую женщину в одиночестве.
В квартирке Ковальчук их ждал накрытый стол и две соседки, которые не смогли или не захотели ехать на кладбище. Каждой было около шестидесяти, и вряд ли Рита с ними общалась – скорее всего, не здоровалась даже, пробегая мимо. Соседки, правда, стали нахваливать усопшую, говорить, что очень Риту уважали, помогали ей, чем могли, потому что она была немного безалаберной. Мать Риты кивала, соглашаясь со всем. Очень скоро Рейнгольд стал посматривать на часы и подавать знаки Лене, намекая на то, что если и она не собирается задерживаться, то лучше уйти вместе. Он даже поднялся и начал объяснять, что выходные – единственное время, когда он может навестить внука.
– Вы счастливый, – вздохнула мать Ковальчук, – а у меня нет внуков и теперь уж никогда не будет…
Зворыкина удивленно посмотрела на Дмитрия Натановича: ни о каком его внуке она прежде не слышала.
– От первого брака у меня дочь, – объяснил он, – а у нее – сын пяти лет. Дочь меня терпеть не может, но от моих денег не отказывается и с внуком встречаться не зап