Уставилась перед собой, создавая в воздухе фантом зеркала. Вышло! И неплохо. Только, как когда-то светились удила у магической уздечки Волны, так почему-то и тут слишком резко блестела отражающая поверхность. А при попытке приглушить блеск изображение расплывалось.
Ну-ка! А если сверху наложить слой воды? Вот и ответ! Неприятно блестевшая поверхность притухла, зеркало, как настоящее, обрело чуть зеленоватую глубину.
Я сидела, таращилась на своё рукомесло и не могла найти слов. Два месяца! Почти два месяца я мучилась с этой задачкой!
«И в результате узнала кучу нового о природе вещей и поняла, что не стоит верить тому, что кажется очевидным. А вода… потом станешь делать без неё, но поначалу с металлическим блеском проблемы почти у всех».
«Шон!» — От неожиданности я потеряла контроль, устроив на полу лужу. Но всё равно я была так рада его слышать, что разом простила и все бывшие, и будущие грехи, и подколки, и кузнечика… Пусть хоть мокрицей зовёт.
«Не, не похожа».
«Шон, я начала числа в уме множить и в шахматы играть!»
«Гм-м… Дожмём гномов — разберёмся. И у меня к тебе разговор есть. Но это тоже потом».
Ну и ладно. Лишь бы это потом было.
Но, выходит, он и сейчас за нами присматривает?
Подсвечники были готовы. И, на мой взгляд, я ещё никогда не делала ничего настолько изысканного и прекрасного. Тин, Ас и даже Росс были со мной согласны.
Три пленивших меня кристалла турмалина я отдала Арниале — богине лесов, садов и весны, сотворив из них дивной красоты цветы из золотой скани с добавлением зерни. А турмалины стали обвитыми изящными спиралями сердцевинами цветов, их пестиками. Ох, сколько я мучилась с первым лепестком, выплетая, приплавляя, делая узор ещё прихотливее, ещё изящнее, ещё воздушнее… Если б я так мастерила каждый лепесток из шести на цветке, морочиться бы мне до лета. Но помогла магия — выполнив работу раз, я смогла её скопировать. И не просто — я научилась масштабировать эталон так, что лепестки отличались по размерам и каждый стал чуть другим, уникальным. Осталось подправить изгибы серебряных кружев, и цветок ожил…
Росс обещал передать заказчикам, что работа завершена.
Через день, когда мы с Асом крутили вольты в леваде на Прибое и Волне, пришёл зов от Росса:
«Тим, заказчик прибыл».
Ой! Что хуже — заставить ждать, пока я переоденусь и причешусь, или же бежать так?
«Время назначено не было, тебя не предупредили. Можешь поступить так и эдак. Но ты выглядишь нормально — не празднично, но вполне аккуратно. Ты же сдаёшь работу, а не замуж выходишь? Хотя я б тебя и такой взял… — Ас хитро прищурил тёмный глаз на мой серый свитер. Я хихикнула. Он продолжил: — Беги, только руки помой и лицо ополосни. Я заведу лошадей, расседлаю, а потом догоню тебя».
«Давай вместе, а?»
«Ну, если поможешь завести, это сэкономит мне семь минут».
Ага. А я потрачу только три. Идёт.
Через десять минут после того, как раздался голос Росса, я, запыхавшись, подбежала к дверям учебной части, где были расставлены подсвечники и где ждал меня гость — настоятель большого монастыря, расположенного, между прочим, на землях герцогства Сайгирн.
Пока я умывалась и поднималась по лестнице, у Росса, увы, начался вечерний факультатив по физике для старшего класса. Так что, когда я негромко постучалась в дверь, священник был в учительской один — судя по контрольной сети, разглядывал расставленные на столе подсвечники. Пусть они ему понравятся! Я так старалась, столько времени и сил на них потратила! Столько души вложила!
Позволенья войти я ждать не стала, просто известила стуком о приходе. Всё же настоятель тут гость, а не хозяин. Приоткрыв дверь, тихо проскользнула внутрь. Стоящий у стола высокий мужчина в светло-серой, почти белой рясе, обернулся и, не меняя выражения лица, уставился на меня.
— Добрый день, — произнесла я, кланяясь и в свою очередь глядя на священника.
Высокий, худощавый, осанистый, благообразный, с кустистыми седыми бровями и тёмными, почти чёрными глазами. Вот только на приветствие не ответил. А вместо этого произнес:
— Подойди, отрок, — и протянул руку тыльной стороной кверху, как это делают леди при встрече с кавалером.
Ему что, поклона недостаточно? Посмотрела на белую холёную длань с большим перстнем со сверкающим рубином на среднем пальце. Я правильно понимаю — это он хочет, чтобы я ему руку поцеловала? Неужели я обязана такое делать? Почему-то вспомнилось услышанное в Ларране: «Драконы целуют руки только своим любимым, которые целуют руки им самим».
Поцелуя руки не требовала от меня даже Императрица Астер. Так что нет, не стану.
Сделала шаг вперёд и вежливо улыбнулась. Руки держала, как должны по этикету воспитанные отроки при разговоре со старшими, опущенными вниз и чуть заведёнными за спину. Мелькнула мысль, что моих отнюдь не холёных ладошек с короткими ногтями он не видит. Как и колец.
— Уважаемый настоятель, скажите, понравилась ли вам выполненная мной работа?
— Отец-настоятель Ансоний тер Фаринхолд, дитя. Изволь впредь обращаться по титулу и с полным именем. Да, неплохо. Я их сейчас заберу, — в голосе звучало недовольство. Священник взглянул на меня ещё раз и опустил протянутую для поцелуя руку.
Неплохо? Всего лишь неплохо? Я же видела то, что хранится в ларранском музее, и знаю точно, что и мой подсвечник любимой Ларише, и то, что я сделала для бога знаний Дианура, да и другие — могли соперничать с выставленным там. Ни малейших огрехов или изъянов, никаких заусенцев, плавность форм, блестящая полировка. А как я работала с материалом! Ведь отходов ни серебра, ни камней не было вовсе! Каждый золотник, каждая крупинка пошли в дело. Что же он говорит? Может, не разглядел?
Настоятель Фаринхолд, словно больше не замечая меня, отвернулся к столу.
И что я должна теперь делать? Как с ним заговорить, когда он всем видом показывает, что я для него — пустое место?
Я уже не надеялась на новые заказы, но заплатить-то он мне должен? Потому что деньги наследника герцогства — это деньги наследника, их я пока не заслужила. Но эти — мои! Скорее бы пришёл Ас, он подскажет, что делать.
«Тим, уже бегу! Что у тебя за беда?»
«Кажется, ему не нравится…»
«Сейчас буду».
Но первым успел не Аскани. Дверь распахнулась, и в комнату широким шагом вошёл другой мужчина в рясе. Пожилой, массивный, а ряса коричневая, шерстяная. Взглянул на Ансония:
— Отец-настоятель?
— Томай, забирай подсвечники. У меня тут ещё одно дело, закончу и поедем. Осторожнее, не поцарапай!
Тот, кого настоятель назвал Томаем, раскатал на краю стола большой кусок мешковины и стал заворачивать в него мою работу. Я смотрела, как исчезают, прикрытые грубой тканью, дубовые листья Бога-отца и лавр бога битвы Сиранга, весёлые рыбки-кисатвы Лариши… было грустно, словно отнимали часть меня самой. Впрочем, всё, как и ожидалось, не поместилось.
— Упакую в ящик, приду за оставшимися, — пробасил Томай.
Когда дверь захлопнулась, я набралась решимости:
— Отец-настоятель Ансоний, могу я получить условленную за работу плату — двенадцать золотых?
Он обернулся и уставился на меня в упор сверху вниз. На лице нарисовалась брезгливая гримаса:
— Какая плата? Отрок, ты собираешься требовать с Храма деньги за честь поработать во славу богов? Я вижу твою непочтительность, тебе надо не золота отсыпать, а плетей у позорного столба, пока ты не пошёл по кривой дорожке!
Что? Как это? Мне же обещали, Росс сам говорил, а он никогда не лжёт!!! И я собиралась ехать на эти деньги в Академию! Почувствовала, как глаза наливаются слезами. Но он… как он может? Я же честно работала… и много! И так старалась!
Закусила губу:
— Я работала больше трёх месяцев и хочу получить плату за мой труд. Мне обещали.
— Бессовестный отрок! Как там тебя, Тим? Не боишься сребролюбием навлечь на себя гнев богов?
«Тим! Я рядом! Да что у вас там творится?»
— Боги не наказывают за честность, — я пристально уставилась прямо в чёрные глаза. — Они не терпят обмана! А человек стоит столько, сколько стоит его слово!
— Ах ты… Ну ладно, вот тебе! — На пол у ног настоятеля тусклым кружком упал один золотой. — А вашему директору я пожалуюсь сам. И сам позабочусь, чтобы Храм отверг тебя за корысть и непочтительность! На коленях приползёшь! — он не говорил, выплёвывал слова.
«Тим!!! Я поймал его мысли! Он списал в отчётах на эту работу двадцать пять золотых, жалуясь на алчность юных магов».
Как? Да как же это? Разве так можно? Лариша, милая, молю, помоги мне, накажи его!!! Он лжёт и при этом обвиняет меня!
Показалось, что за окном кто-то легко рассмеялся.
А презрительно глядящего на меня настоятеля Фаринхолда вдруг перекосило так, что тот был вынужден сделать шаг в сторону, чтобы сохранить равновесие. На полу, там, где он только что стоял, остался лежать отвалившийся каблук с торчащими из него гвоздями. Но этим дело не ограничилось — отступив, священник зацепился подолом за ручку кресла, раздался треск рвущейся ткани… в рясе на уровне бедра появилась здоровенная прореха со свисающим наискось лохматым лоскутом. Ансоний дёрнулся — и зря. Второй каблук последовал за первым и, мало этого, откуда-то отлетела пуговица.
Я, вытаращив глаза, смотрела на происходящее.
Отец-настоятель поймал мой взгляд, лицо исказилось:
— Ах ты ж дрянь такая! Тварь непотребная! — и занёс руку для удара как раз в тот момент, когда дверь распахнулась, и в проёме появились Ас и запыхавшийся Росс.
— Что тут происходит? Почему вы поднимаете руку на моего ученика?!
Голос директора был таков, что настоятель отшатнулся.
Угу, если этого гада не накажет Лариша, то прибьёт Росс собственноручно. Или Аскани — вон, из глаз молнии летят!
— Ваш адепт напал на меня! — Слова сопровождались треском ткани под мышкой поднятой руки — внезапно пополз шов рукава.
Лорд Йарби вопросительно заглянул мне в глаза. Ну да, священник же верит в то, что говорит. Он не знает, что это — не я. И Росс видит это по его ауре.