– Ну… наверно.
– Знаешь или нет?
– Ну, знаю.
– Подожди-ка. – Я вышла из комнаты и тут же вернулась. – Что это такое?
– Это марихуана. Ладно тебе, мама, все теперь покуривают.
– Только не я. И тем, кто живет в моем доме, это тоже запрещается. А теперь скажи, для чего нужно вот это. – Я достала из кармана халата зеркальце, нелепое в девичьей комнате, из другого осторожно извлекла одностороннее лезвие и положила на зеркальце. – Ну что?
– Что я должен сказать?
– Ты пробовал когда-нибудь кокаин?
– Да нет.
– Но видел, как это делается?
– Мама, если ты хочешь сказать, что Присс кокаинистка, то могу ответить только, что ты не в своем уме. Конечно, почти все ребята в наше время пробуют, но…
– И ты пробовал?
– Ясное дело. Вахтер в нашей школе его продавал. Только мне не понравилось. От него нос гниет, знаешь?
– Знаю. И Присс тоже пробовала?
– Наверно. Похоже на то, – сказал он, глядя на зеркальце и бритву.
– Ты сам видел?
– Один раз. Выругал ее как следует. Сказал, чтобы больше этого не делала.
– Но она, как говорил мне и ты, и она сама, не любит, когда ей приказывают. И, как видно, тебя не послушалась. Должно быть, у нее в школе вахтер тоже не промах.
– Это может быть и учитель с тем же успехом. Или кто-то из старшеклассников – в каждой школе есть такой. Или в книжном магазине продают – мало ли где. Мелких торговцев то и дело заметают, но толку никакого – через неделю появляются новые. И везде так, насколько я знаю.
– Ты меня доконал, – вздохнула я. – Пойду принесу тебе одеяло.
– Мама, а почему бы мне не лечь у себя в комнате?
– Потому что тебя тут вообще не должно быть. Я разрешаю тебе остаться только потому, что не могу выгнать тебя ночью голодного и невыспавшегося.
Я снова легла, но не смогла уснуть. Через час я встала и сделала то, что давно следовало: обыскала комнату для прислуги.
Там я и нашла тайник – под чехлом матраса, в ногах. Хотела было попробовать на язык – из курса биохимии я знала, какой примерно вкус у кокаина – но не стала рисковать, то ли из благоразумия, то ли из трусости: эти самодельные наркотики бывают опасны даже в ничтожных дозах. И заперла все – порошок, «травку», папиросную бумагу, зеркальце и бритву – в маленький сейф у себя в спальне.
Они победили. Я сдалась. Просто не могла с ними справиться.
Присциллу я привезла домой – излеченную, но надутую, как всегда. Не успели мы снять пальто, пришли двое офицеров службы здравоохранения (по наводке Джима и с моего согласия). Они стали мягко и вежливо спрашивать у Присциллы, с кем она «контактировала» – кто мог заразить ее и кого могла заразить она.
– Какая еще инфекция? Я не больна и не болела ничем. Меня держали в больнице против моей воли, потому что сговорились! Это насилие! Я подам кое на кого в суд!
– Но, мисс Смит, у нас есть копии ваших анализов и вашей истории болезни. Вот посмотрите.
Присцилла оттолкнула предъявленные ей бумаги.
– Все ложь! Больше ни слова не скажу без адвоката.
Тут я допустила еще одну ошибку.
– Я тоже адвокат, Присцилла, ты же знаешь. Они задают вполне законные вопросы. Ведь речь идет об охране общественного здоровья.
Никогда еще на меня не смотрели с таким презрением.
– Ты не мой адвокат. Ты относишься к тем, на кого я собираюсь подать в суд. И эти двое тоже, если не отвяжутся. – Она повернулась к нам спиной и удалилась наверх.
Я извинилась перед офицерами:
– Простите, мистер Рен и миссис Лентри, но я ничего не могу с ней поделать, сами видите. Боюсь, что вам придется вызывать ее в суд свидетельницей и допрашивать под присягой.
– Бесполезно, – покачал головой мистер Рен. – Во-первых, мы не имеем права вызывать ее в суд – она не совершила ничего противозаконного, насколько мы знаем, и ее приятели тоже. Во-вторых, если она так настроена, она просто сошлется на Пятую поправку[86] и будет молчать.
– Вряд ли она знает о существовании Пятой поправки.
– Будьте уверены, миссис Джонсон, знает. Теперь молодежь пошла до того шустрая – сплошные законники, даже в таких вот богатых кварталах.
Вызываешь его, а он вопит – подайте адвоката, и Союз борьбы за демократические свободы тут же его предоставляет. СБДС считает, что право подростка не давать показаний важнее, чем защита другого подростка от инфекции и бесплодия.
– Но это же смешно!
– Вот в таких условиях нам приходится работать, миссис Джонсон. Если с нами не хотят сотрудничать добровольно, мы бессильны.
– Тогда вот что. Я поговорю с ее директором и скажу ему, что у него в школе разгуливают венерические болезни…
– Бесполезно, миссис Джонсон. Увидите сами – он держит ухо востро, и судебное дело против него не возбудишь.
Я подумала и согласилась, как юрист, что мне нечего сказать директору, раз Присцилла отказывается говорить. Попросить его организовать «проверку на вшивость» (как по-армейски выражался Брайан) всех старшеклассников? На него в тот же день накинутся сотни родителей.
– Ну а наркотики?
– Какие наркотики, миссис Джонсон?
– Служба здравоохранения занимается наркотиками?
– Иногда. Вообще-то это задача полиции.
Я рассказала им о своих находках.
– Что мне теперь делать?
– Ваша дочь призналась, что все это принадлежит ей?
– У меня еще не было случая поговорить с ней об этом.
– Если она не признается, вам будет очень трудно доказать, что марихуану и порошок, являющийся, возможно, кокаином, принадлежат ей, а не вам. Я знаю, вы юрист – но, может быть, стоит обратиться к адвокату, который специализируется в подобных делах. Знаете старую пословицу?
(«У того, кто сам себе адвокат, клиент дурак».) – Знаю. Хорошо, я посоветуюсь.
Как только они ушли, явился Дональд. Утром его на кушетке не было, и я полагала, что он уехал в Гленнвил. Но, судя по тому, как быстро он пришел после нашего с Присциллой приезда, он остался в Канзас-Сити, спрятался где-то и ждал ее возвращения. Потом оказалось, что все было не так. Он каким-то образом узнал, в какой больнице она лежит – это просто, а потом кто-то сказал, когда ее выписывают – тоже нетрудно узнать, хотя бы с помощью взятки, если у него были деньги. Так или иначе, он явился и позвонил в дверь.
– Представьтесь, пожалуйста, – сказала я через переговорное устройство.
– Это Дональд, мама.
– Что ты здесь делаешь?
– Я пришел к Присс.
– К ней нельзя.
– Я ее увижу, хотя бы дверь пришлось выломать!
Я нажала кнопку вызова патруля «Аргус».
– Дональд, я не пущу тебя в дом.
– Попробуй! – И он стал бить ногами в дверь.
Присцилла сбежала вниз и бросилась отпирать ему. Я оттащила ее, мы сцепились и повалились на пол.
Я не умею драться. Присцилла, к счастью, тоже не умела. Однако одному меня Брайан в свое время научил: «Если уж до этого дошло, действуй быстро. Не раздумывай». И когда Присцилла стала подниматься, я двинула ее в живот – то есть в солнечное сплетение. Она упала и осталась лежать, ловя ртом воздух.
– Миссис Джонсон, это «Аргус», – послышалось снаружи.
– Заберите его с собой! Я вам потом позвоню.
– Кого забрать?
Присцилла снова поднялась на ноги. Я двинула ее в то же место, и она тут же рухнула.
– Вы не побудете здесь еще минут двадцать или полчаса? Он может вернуться.
– Конечно. Останемся сколько нужно. Я позвоню в контору.
– Спасибо, Рик. Вы ведь Рик, верно?
– Да, мэм, это я.
Я повернулась к дочке, схватила ее за волосы, приподняла ей голову и прорычала:
– Ползи наверх в свою комнату и сиди там! Попробуй только пикнуть, и я опять тебе съезжу.
Она послушалась, поползла с плачем к лестнице и стала медленно карабкаться наверх. Я проверила, все ли двери и окна в нижнем этаже заперты и позвонила в Даллас.
Я рассказала Брайану во всех неприглядных деталях обо всем, что произошло с тех пор, как я сообщила ему, что дети у меня, о том, чего я старалась добиться и к чему это привело.
– Я не могу справиться с ними, Брайан. Тебе придется их забрать.
– Они мне и даром не нужны. Я порадовался, когда они сбежали – вот, думал, повезло.
– Брайан, они твои дети, и ты их опекун.
– Передаю опекунство тебе – бери, не жалко.
– Ты не можешь этого сделать без суда. Брайан, я с ними не справляюсь, и если ты отказываешься приехать или кого-нибудь прислать за ними, мне остается одно – обратиться с просьбой об их аресте.
– Это за что же? За то, что тебе нахамили?
– Нет. За инцест. За употребление наркотиков. За хранение наркотиков. За побег из-под опеки одного из родителей, Брайана Смита, Даллас, штат Техас. – Перечисляя весь набор для суда по делам несовершеннолетних, я внимательно наблюдала за Брайаном. Он и глазом не моргнул, когда я сказала «инцест» – стало быть, для него это не новость. Он вообще не реагировал, пока я не назвала его фамилию.
– Хорошенькая пожива газетчикам!
– Да, думаю, в Далласе об этом напишут и «Ньюс», и «Таймс Гералд». Не знаю, как насчет «Канзас-Сити Стар» – инцест не совсем в их стиле.
Особенно когда сестра вступает в инцест сразу с двумя братьями, Огюстом и Дональдом.
– Морин, что ты такое говоришь?
– Брайан, я на пределе. Присцилла двадцать минут назад сбила меня с ног, а Дональд пытался выломать входную дверь. Если ты не прилетишь первым же ракетопланом, я вызову полицию и предъявлю свои обвинения. Хватит, чтобы подержать их под замком какое-то время, пока я не закрою дом и не уберусь из города. Никаких полумер, Брайан. Ответь мне прямо сейчас.
На экране рядом с Брайаном возникла Мериэн.
– Мать, нельзя же так с Гасом! Он ничего не делал. Он дал мне честное слово!
– Мои говорят по-другому, Мериэн. Если не хочешь, чтобы они показывали на суде под присягой, пусть Брайан их забирает.