- Да поздно, - она вздохнула. – Не будут они, сказали, ждать смерти.
- А я говорю: вези меня на обследование! – раздался за его спиной голос Фёдора.
Иванов вздрогнул и обернулся. Хозяин дома стоял на ногах, всё такой же тощий и бледный, но решительный и, видимо, полный сил.
- Вызывай такси, вези в клинику и пусть… кэтэ, узи, рентген. Всё заново пусть делают, скажешь, что полегчало мне.
- Давайте я отвезу, - предложил Иванов. – И, если надо, могу денег подкинуть, если там платное обследование.
- Всё бесплатно, - заверил его Фёдор. – А ты, Мишка, иди отдыхай. Сами доберёмся, ты и так… Я тебе позвоню потом.
Иванов кивнул и направился к выходу. Фёдор обещание сдержал, позвонил. Прошло уже больше трёх часов, Иванов сходил в гости к дочери, рассказал о своём завтрашнем отъезде в глухие места, где не ловит связь, пообещал привезти что-нибудь интересное. Ольга и Филипп, в свою очередь, поделились планами на ребёнка. Они спорили об имени, потому как ждали мальчика. А когда он, допив чай, вышел и спускался к машине, телефон в его кармане зажужжал.
- Мишка? – голос Фёдора был встревоженным. – Ты один?
- А хоть бы и не один?
- Слушай, что ты сделал?
- Ты о чём? – Иванов попытался включить дурака.
- Врачи сказали, чудо случилось, они раньше слышали, чтобы рак вот так сам по себе отступал, но чтобы за три дня… не бывает такого. Я им не сказал ничего, просто, мол, в какой-то момент полегчало. А они меня по всем кабинетам на каталке… Короче, здоров я, даже печень восстановилась, а опухоли и близко нет.
- Ну, так радуйся, - сказал Иванов, улыбнувшись в трубку.
- Почему? – голос Фёдора вдруг стал грустным. – Почему меня?
- А кого? – не понял Иванов.
- Просто, я ведь почувствовал, что штука эта, которую ты на меня повесил, она ведь всё, сломалась. Треснуло в ней что-то, надорвалась от неподъёмной тяжести. Силы хватило на одного только. Вот и скажи, почему я?
- Ты – мой друг, - упрямо проговорил Иванов, вынимая амулет из кармана, в ярком свете уличного фонаря он смог разглядеть то, что не увидел там, у постели Фёдора.
- Это понятно, просто, я ведь смирился уже, Таня гроб заказала, все готовы были. А тут ты взял и… если эта штука одноразовая, ты ведь мог и кого-то другого, из молодых, мне-то всё равно помирать, не сейчас, так через десять лет, через пятнадцать.
- Феденька, - укоризненно сказал Иванов. – Завязывай, а. Ну, чего ты ноешь, радоваться надо. Не знал я, что амулет сломается, а если бы и знал, поступил бы точно так же. Просто потому, что ты был рядом и умирал. Других умирающих поблизости не было, я ни о ком больше не думал. Повезло тебе, вот и живи. И не проговорись никому, а то меня подставишь.
- Да я молчу, и всю жизнь молчать буду, - виноватым тоном сказал Фёдор. – Только мысль гложет: что это было, и откуда оно у тебя?
- Меня эта мысль тоже гложет, - сообщил Иванов. – Возможно, когда-нибудь выясню, тогда и расскажу. А пока прими, как данность. Всё, пока, в ближайшие дни пропаду со связи.
Он отключился, а потом ещё раз посмотрел на амулет. Так и есть. Крест сменил цвет, лопасти были теперь не тёмно-зелёными, а чёрными, как антрацит, не блестящими, а словно бы поглощающими свет. Красноты не осталось, заряд явно израсходован в ноль. Он надел его на шею и попробовал пройтись. Бесполезно. Привычная уже усталость не наваливалась, организм вообще не замечал украшения. Так и есть, вылечив почти мёртвого, он перегорел. Теперь это просто красивая вещь. Впрочем, всё равно, есть смысл брать с собой, быть может, где-то можно достать второй такой, или этот починить. И тогда он, в полном соответствии с заветами Фёдора, поднимет кого-нибудь из молодых, мало ли парней и девок в инвалидных колясках, или детей, от онкологии умирающих. А пока одной полезной штукой меньше. Придётся найти круглосуточную аптеку и прикупить побольше бинтов и йода. Пригодится.
Глава седьмая
Лодка оправдывала себя полностью. Потраченных денег было нисколько не жалко. Приличные размеры позволяли загрузить всё необходимое, ещё и самому оставалось место. В наличии были вёсла, но пользовался он только одним, и то, больше для того, чтобы менять курс.
Скорость течения не впечатляла, двигался он чуть быстрее пешехода. Но, даже десять километров в час – это сто двадцать километров в день, и то, если он будет ограничиваться исключительно световым днём, притом, что плыть можно и ночью. Да и на вёсла налечь можно, тогда десять километров в час превратятся в двадцать.
Первый день путешествия ничем особым не впечатлил. Огромные пространства, солнечная погода, глубокие речные воды. Хотелось выплыть на середину и размахивать веслом, распевая про Стеньку Разина. Но имелось у него занятие поинтереснее. Он смотрел по сторонам, временами вооружаясь биноклем.
Поначалу, ничего интересного не увидел. Всё то же самое, справа – степь, слева – лес, правда, лес становился то гуще, то реже, а степь становилась холмистой, что здорово ограничивало видимость. И горы, что раньше были на самом горизонте, теперь приблизились настолько, что можно было даже отдельные вершины разглядеть. Только к вечеру, уже выбирая место для ночлега, он обнаружил нечто интересное.
По левому берегу тянулся густой лес, в котором преобладали хвойные. Тянулся довольно далеко, но в одном месте в него вдавалась огромная проплешина, диаметром, наверное, в километр. Решив, что картина несколько выбивается из привычного, он решил пристать и осмотреться.
Лодку привязал на краю, а сам, спрыгнув на прибрежный песок, отправился на поиски. Чутьё не обмануло, деревья исчезли не просто так. Это была вырубка, повсюду оставались приметные пеньки. Здесь когда-то были люди, валили лес, потом, надо полагать, сплавляли по реке. Река узковата, но плоты гонять можно. Ещё один аргумент в пользу наличия поселений ниже по течению.
Побродив по вырубке, он сделал несколько выводов. Люди здесь были не особо рачительные. Стволы деревьев они вывезли почти все, а вот сучья, некоторые из которых были сами как ствол, бросили, хотя это ведь отличное топливо. А ещё эту вырубку забросили и, кажется, в спешке. По состоянию пней он определил, что работы велись года два назад, или даже больше. Нашёл место, где лесорубы отдыхали, большой костёр, колышки от палаток, полуразрушенный шалаш, и даже…
А вот эта находка его не удивила, но заставила выругаться. Здесь вообще живые люди есть? Метрах в десяти от кострища лежал очередной скелет. В спокойной позе, руки вдоль тела. Отчего он умер? Подойдя поближе, Иванов осмотрел кости внимательнее. Скелет старый, наверное, ровесник вырубки, возможно, он и стал причиной того, что вырубку забросили. Может, болезнь какая напала? Иванов присел рядом на корточки и кончиком ножа отодвинул кусок сгнившей рубашки. Ага.
На первый взгляд следов насильственной смерти не имелось, лежит себе человек, мужчина, средних лет, среднего роста и средней комплекции. Единственная странность – отчего не похоронили. Теперь же он заметил вторую странность: в груди его, между рёбер, торчал кусок дерева, полусгнившая палка. Значит, всё-таки убит. Или сам на сук напоролся? Сложно вот так напороться, чтобы тебя палкой насквозь пробило. Может, с высоты упал?
Иванов нагнулся и посмотрел сбоку. А ведь палка непростая, сверху тупая, а снизу заострена, сам кончик уже отгнил, но видно, что конец напоминал карандаш. И дерево знакомое, осина. Нда.
Иванов привстал и крепко задумался. Итак, здесь люди валили лес, потом куда-то срочно свалили, вон, даже несколько стволов лежат с наполовину срубленными сучками. Но перед этим один из них получил в грудь осиновый кол. Интересно, при жизни или уже после смерти, чтобы не встал? А для чего вообще кол забивают? Мысль напрашивалась сама собой, воображение рисовало картину, как на них нападает вампир, кусает одного, мужики, дождавшись его смерти, на всякий случай вбивают кол, а сами быстренько сваливают, пока кровосос снова не проголодался. Версия отличная, вот только с подтверждениями туго.
Какой вывод можно сделать? Ну, во-первых, ночевать следует на том берегу, прихватив отсюда побольше дров. Во-вторых, стоит ещё немного проплыть вниз по течению, чтобы, значит, вампира не провоцировать. Так он и поступил, собрав приличное количество дров, вернулся в лодку и благополучно отчалил, преодолев до заката ещё несколько километров.
Вечер провёл на берегу, костёр весело трещал, в котелке булькала уха, а сам путешественник спокойно покуривал, раздумывая о завтрашнем дне. При этом не забывал поглядывать на противоположный берег. Река в этом месте была уже значительно шире, но большим препятствием для какой-нибудь твари служить не могла. С другой стороны, и там, в его логове, волки водились только на одном берегу, хотя переплыть на другой могли вполне. Собаки ведь плавают. Правда, на степном берегу могли водиться другие хищники, вроде тигров или кого похуже. И то, что сам Иванов таковых не встретил, ни о чём не говорит.
Уже ближе к полуночи, когда он сидел у гаснущего костра и оттирал котелок смесью песка и золы, ему почудилось, что на него кто-то смотрит. С того берега. Подняв взгляд, он, естественно, ничего не увидел. Да и странно было что-то разглядеть с расстояния почти в сто метров, когда стоит ночь, а на небе только тонкий серпик месяца. Но что-то там определённо было.
Нормальному наблюдению мешал костёр, когда ты сидишь рядом с источником света, а враг твой далеко и в темноте, увидеть что-то проблематично. Иванов подхватил карабин и, протопав метров двадцать, прилёг на землю так, чтобы костёр пропал из поля зрения. Сначала наблюдал глазами, вычленил из темноты какие-то силуэты. Потом обратился к оптике. Так, если смотреть просто с подсветкой, то видно, как странные тёмные пятна, отдалённо похожие на людей, перемещаются среди стволов. А если тепловой режим включить?
Увы, но тепловой режим ему ничем не помог, то, что он принимал за людей, не светилось. Стало быть, это глюки? Живое существо, будь то человек или зверь, просто обязано испускать тепловое излучение. Вариантов тут немного. Возможно, это и в самом деле глюки, а он просто утомился. Возможно, это некие твари с непостоянной температурой, вроде рептилий. Правда, рептилии активны в светлое время, а когда их температура падает, они впадают в спячку. Третий вариант был совсем нехорошим. Вампир – тварь мёртвая, а потому он и должен быть холоден. Мысль об отражающем тепло костюме он отмёл, что-то подсказывало, что до такого в этих местах пока не додумались.