– Правда, – кивнул он. – Этот – четвёртый.
– И сколько ж тебе ещё надо? – едва шевелящимися губами осведомилась Аши.
– Восемь. Чтобы всего – двенадцать, – последовал ответ.
– Так-так… значит, тоже прознал о Поэтическом Мёде? – чуть дрогнувшей рукой Аши утёрла лоб.
– О Поэтическом Мёде? Что ж о нём прознавать? Легенда старая, красивая, нечего сказать. Мол, живёт где-то в горах некий великан, имя его в разных версиях варьируется. В тайной кладовой хранит он Мёд Поэзии, и кто сумеет добраться до него и сделать хоть глоток – тот станет величайшим из поэтов.
– Это не легенды! Это чистая правда! – вскипела Аши.
– Во как, – непритворно удивился Ким. – Серьёзно? Чистая правда? И про великана? И про Поэтический Мёд?
– Не знаю точно насчёт великана. Но нечисти там хватает. Собственно, это место так и обнаружили – когда научились, наконец, делать достаточно далековидящие кристаллы. Долинка, а там – всякой твари по паре кишмя кишит.
– А, прости пожалуйста, жрут они там что? Друг друга, что ли?
– Именно, – кивнула Аши. – Выживает сильнейший.
– Ну и что?
– А то. Что ещё могут они там охранять? Сколько версий легенды не пересмотри – всё в одном сходятся.
– И ты решила, – медленно проговорил Ким, – что я готовлюсь к походу туда?
– Само собой! Зачем ещё может потребоваться сочинителю нечисть? А ведь в трёх списках предания прямо говорится – дверь к Мёду Поэзии откроет сосуд зачарованный, души дюжины убиенных тварей нелюдских содержащий.
Ким виновато вздохнул, развёл руками.
– Аши, я…
– Ответь мне. Только не ври, пожалуйста. – Взгляды их вновь столкнулись и испуганно отпрянули в стороны.
– Я не вру, Аши. Я… гм, когда я стану – если стану – писать балладу обо всём этом, то сделаю так, чтобы слушатель поверил – сперва мой герой обыкновенный спаситель мира, каких много в нашем жанре. Священный долг его – истреблять нечисть, собирать души их, дабы и в самом деле открыть некий зачарованный покой, где, охраняемый демонами, хранится какой-нибудь артефакт. Ну, сама знаешь, эмеральдовый меч, кольцо там или ещё что-нибудь. Такая же ерунда. Потом я повёл бы сюжет так, чтобы показалось – мол, нет, плевать этому герою на судьбы мира и всех его, мира, окрестностей, а пришёл он сюда и впрямь за одними лишь леденящими душу подробностями, что обеспечат его балладам лучший сбыт, а пьесам – большие сборы. Для пущей важности вплёл бы я сюда и третий слой – вот как раз тот самый Мёд Поэзии, столь удачно тобой упомянутый…
– Так, значит, это правда? – тотчас вырвалось у Аши.
– Дослушай, пожалуйста, очень тебя прошу. Написал бы я об этом Меду, хранимом древними силами в тайном месте, поведал бы о дорожных приключениях – ну, как водится, две-три схватки, одна скоротечная и несчастная путевая любовь – привёл бы героя к месту… В канонической версии, по-моему, драгоценный котелок охраняла дюжина демонов состоявшая на службе у того великана… вот описал бы их всех, саму схватку, гибель друзей, и наконец… вот он, Мёд. Сделай глоток – и ты первый среди поэтов. Без труда, без усилий, просто так, от небес.
– А дальше?
– А дальше… Дальше, Аши, случилось бы то, ради чего всё это стоит рассказывать. Отказался бы герой от добычи. Не омочил губ в том самом меду. Завалил бы вход в пещеру камнями и следы затёр на вечные времена.
– Что ты хочешь сказать?..
– Что не шёл и не иду я добывать никакого мёда, Аши. Что впервые от тебя сейчас услыхал, что это может быть правдой. Но всё равно не пойду. И никакой сочинитель не пойдёт. Если, конечно, носит в себе хоть каплю… не знаю, искренности, наверное.
– А бездарность? Ведь пойдёт, правда? И добудет мёд, и сделается первым…
– Если бездарность, Мёду глотнув, сделается первым среди поэтов… гм, сперва, наверное, будет радоваться. А потом от тоски наложит на себя руки. Потому что всегда будет помнить себя настоящего. Такого, каким был до того, как испить этого самого Мёда. И будет знать, что всё, им написанное – это не он. Не им выношено, не им сказано. Пусть даже самыми разгениальными стихами. Выжжет Мёд его душу изнутри, выжжет и пожрёт. Не надо нам такого подарка. Его и добывать не стоит. Уж как пишу, так и буду. Пусть кое-кто от моих баллад нос морщит и лицо воротит – да зато они мои, все мои, от начала до конца, необманные. Понимаешь меня, воительница?
Аши долго молчала.
– Ну… – голос её дрожал. – Ну, а если не Мёд, то что же тогда?
– Аши, вот тебе честный-пречестный ответ. Не знаю. Какой ответ ни возьми, всё не то. Есть люди, они без риска жить не могу. Уснуть не могут, если за день жизнью ни разу не рискнули. Я не из таких. Хотя в легионах свой срок отслужил, и даже в перестрелке с варварами на границе разок поучаствовал. Чуть не помер со страху, честно тебе признаюсь. И потом – левитационных снадобий на себе не испытывал, с воздушных шаров на канате не прыгал, на рекордные глубины не нырял. Диких коней не объезжал, Корбулоном довольствовался, хотя характер его терпеть – то ещё удовольствие. Даже любить не сильно себе позволял. Потому как опасно. Предпочитал выдумки свои описывать и, поверишь ли, нет, в них куда сильнее, чем в настоящее, в жизни случившееся, верили. А госпожа баронесса (Аши передёрнуло)… Госпожа баронесса, по-моему, свято верит, что я на самом деле такой ловелас и сердцеед, как кое-кто из моих персонажей. Мол, поэт всегда только себя и описывает. Ни о чём другом он якобы в принципе писать не способен.
– То есть, сейчас пошёл сам не зная зачем? – тихо спросила Аши.
– Наверное, найти тебя. Найти настоящее, – очень серьёзно ответил Ким. – Думаешь, неважное объяснение? Согласен. Но закон дедукции гласит – отбрось всё заведомо невозможное, и оставшееся будет ответом, сколько бы невероятным оно ни выглядело на первый взгляд. И вот… нашёл. Настоящее.
– Найти меня… найти настоящее, – горько откликнулась Аши. – Найти меня, душу разбередить – и что? Уйти, скрыться, исчезнуть? Ты ж ведь знаешь, какой жизнью я живу. И знаешь, что я… – она выразительно тряхнула брачным браслетом.
– Знаю. Как знаю и то, что сердце твоё свободно. Несмотря ни на какие браслеты. Зачем ты его надела – дело твоё и только твоё. Спрашивать, допытываться не стану. А что до жизни… Ты ведь мою знаешь тоже. И знаешь, что жизни наши не пересекутся. Из тебя такая же домашняя хозяйка, как из меня – рачительный домовладелец.
Аши молчала, отвернувшись. Чуть подрагивала рука, стиснувшая эфес.
– Мы оба вышли, не зная, что найдём. Я собирал души болотников. Опасное дело, неприятное дело, и никакого удовольствия я от этого не получал. Ты убивала тех же болотников за деньги и тоже не испытывала никакой радости. Мы делали то, что должны, не остальным, не людям и даже не себе – чему-то в нас, что поднимает и гонит в дорогу. Ради момента истины. Когда мы стоим на краю этой ямы и держимся за руки. Зная, что ничего большего между нами не случится, потому что допусти мы это – всё бы безнадёжно погибло, Аши.
– Зависит от обстоятельств, – криво усмехнулась девушка. Но – не тронулась с места. Так они и стояли, над расплесканной землёй, над белыми костями и жёлтым, тускло блестящим золотом.
«А всё может закончиться совсем не так. Они оба махнут сейчас рукой на всё, на оставшиеся позади какие-то привязанности и обязательства, на обстоятельства и резоны, и, не разнимая рук, пойдут прочь. Чем не выход? Чем не окончание истории? Наверное, в балладе для баронессы оно так и будет…»
Но только не в жизни.
Иногда, когда в балладе гибнут оба, и Он, и Она, слушатели невольно верят, что Там, за Гранью, герои вновь встретятся. За Гранью, но не здесь, на сером болотном мху. Пока все ещё живы.
И они на самом деле стояли, осторожно соприкасаясь самыми кончиками пальцев. Стояли, глядя друг другу в глаза, и на сей раз никто не отводил взора.
– Едем отсюда, – резко и зло наконец бросила воительница, отнимая руку. – За болотником… потом отправлюсь. Сама.
– Да, едем, – с каменным лицом откликнулся сочинитель. – Меня… Корбулон должен ждать.
…Останется нетронут Мёд Поэзии, останутся нецелованными Ашины губы. Сочинитель и истребительница нечисти разъедутся в разные стороны, и только будут кричать, разрывая бесплотные рты в немом вопле, заключённые в бутылочке Кима души болотников.
Но настанет день, когда они обретут свободу.
Когда он найдёт свой Поэтический Мёд.
Крыши академии
В камине гудит пламя, ярится, штурмует сложенные из дикого камня стены, и кажется, что древняя башня аж поёживается от удовольствия – ей нипочём сердитое пламя, только слегка щекочет, наверное. Огонь здесь не простой, магический, питаемый скрещением семи лей-линий…
На таком скрещении и никаких Рун Хаоса не требуется. Бушевать и яриться пламя будет и так.
– Мр-р, – сказал кот, примостившийся на коленях сидящего в кресле у камина чародея. Поднял голову, взглянул на хозяина желтоватыми глазами, в которых читалось что-то драконье. Кошки, особенно знаменитые «страж-», драконам хоть и дальняя, а всё-таки родня.
– Ничего, – хозяин почесал пушистого своего спутника за ухом, и кот благодарно прижмурился. – Просто сидел, вспоминал.
– Гр-р, – проворчал замерший у ног огромный волкодав.
– И ты тоже прав, – усмехнулся чародей. – Не следует погружаться в прошлое слишком уж глубоко.
– Гр-ру-ур. – Пёс повернулся, взглянул в упор и тоже с лёгкой насмешкой, каким бы странным это выражение у него ни казалось.
– Слишком книжная фраза, согласен. Но вообще…
Пальцы волшебника скользили сквозь гладкую и пушистую кошачью шерсть. Гладкую и тёплую, такую тёплую, словно…
Словно кожа на шее, где пульсирует жилка, а волна пушистых каштановых волос туго стянута узлом на затылке. Тёмная заколка, а в ней прячется острейший игольчатый кинжальчик – подсмотрено в какой-то инкунабуле навроде «Древности Чёрных королевств». Так и тянет вытащить эту заколку, запустить пальцы в мягкие пряди, притянуть… но не время. Совсем не время.