Люба жила в небольшом частном доме неподалеку от конечной остановки трамвая с матерью, еще какими-то родственниками и мелкой злобной шавкой, до калитки он уже ее провожал, так что дорогу знал. На этот раз хвоста за Сергеем не было, солнце уже зашло за горизонт, едва освещая Рогожск, включились городские фонари, давая тусклый, но все же свет. Для себя Травин решил, что намечающееся свидание будет или нет, тут еще непонятно, а пока он просто прогуляется — погода стояла отличная, сухая, теплая, с небольшим ветерком, прохладным — аккурат для начала сентября, и пройтись после того, как в положении зю провел время рядом с трубами, было неплохо. Сергей закурил и пошел вдоль трамвайных путей.
Нужная калитка нашлась сразу. Не доходя до нее, Травин аккуратно загасил восьмую за день папиросу, посмотрел, куда бы выбросить окурок, и шагнул за росшее около дороги дерево. Около калитки копошился человек, на взгляд — знакомый. Тот самый рябой пацанчик, что бегал за ним столько времени.
Сергей нащупал в кармане кастет, продел пальцы через отверстия — похоже, этот топтун еще и воровством занимался, а то чего бы он лез в чужой дом.
Рябой возился с замком, а потом вдруг отошел и заорал:
— Любка, ты дома?
Голос у рябого оказался совсем даже не детским. И к тому же он был изрядно навеселе.
— Любка, — продолжал орать рябой, — открой калитку, паскуда.
Дверь дома открылась, и на крыльце показалась машинистка исполкома с керосиновой лампой в руках.
— Опять нажрался, гаденыш? — заорала она в ответ. — Где только деньги на водку берешь, паразит. Мать волнуется, извелась вся, два дня дома не был, алкаш.
— Ик, — дернул головой рябой. — Молчать, шмара. Открывай калитку, а то сломаю на хрен.
На улицу выскочила собака, подбежала к забору и начала лаять в сторону Сергея.
— Вот же тварь мелкая, — прошептал он. — Учуяла. А чего на этого не кидается?
Тем временем Люба подошла к калитке, отомкнула замок, отбросила ногой собаку, чтобы та не выскочила на улицу. Если бы рябой девушку ударил или даже просто толкнул, Травину пришлось бы вмешаться, но наоборот, сама Люба отвесила затрещину рябому.
— Ох догуляешься ты, Сенька, со своими дружками, — беззлобно и даже как-то грустно, без запала, сказала она. — Марш домой, проспись, потом поговорим.
Семеном, насколько Травин знал, звали брата машинистки, так что сложить все, что он увидел и услышал, в общую кучку, было нетрудно. Брат и сестра скрылись в доме, Сергей подобрался поближе, но оставшаяся на улице собака подняла такой лай-перелай, что ему пришлось отступить.
Теперь с девушкой нужно было увидеться обязательно, только при дневном свете и подальше от дома. Пораспросить невзначай о брате; если с ним какие-то проблемы были, Люба обязательно расскажет, в женщинах секреты плохо держатся. К тому же, судя по ее словам, она его друзей вроде как знала, а значит, и тут он мог что-то выяснить. С другой стороны, если этот Сенька как-то связан с бандитами, то и сама Люба тоже могла быть замешана.
«Держи друзей близко, а врагов — еще ближе», вспомнил Сергей фразу своего бывшего командира Громова. Какой в этом смысл, он тогда не понимал, врагов они выцеливали издалека, но звучала чья-то цитата красиво и в то же время банально, как статус в соцсетях.
Последний день, отпущенный доктором Райхом и коммунхозотделом для самосовершенствования, разбудил Травина выстрелом солнечного луча прямо в глаз. Он вернулся домой затемно, посидел в чайной на три рубля с копейками, наевшись свежих булок с маком и корицей, погулял еще по улице, поглазел на звезды, еле отбился от пьяной проститутки, в общем, провел время так, как и надо его проводить в двадцать с большим лет.
Сергей легко поднялся, он отлично выспался и чувствовал себя великолепно, даже бок почти не болел. Привычно отжался, попробовал поприседать, но рана на ноге, потревоженная вчера ползанием по подвалу, саднила.
— Нас утро встречает прохладой, — не торопясь спустился он с лестницы, — нас ветром встречает река, кудрявая, что ж ты не рада…
Чему не рада кудрявая, он петь вслух не стал, а приличный вариант на ум не приходил — на первом этаже четверо детей скоблили пол. Они отчистили уже большую часть посветлевшего от хлорки налета, сдвинув стол и стулья к окну. На столе стоял котелок с чем-то горячим, дымящимся и, судя по запаху, вкусным.
— Дядя Сережа, Лиза кашу сварила, — Емеля подскочил к Травину, — перловая, даже на молоке.
— Да? А молоко-то где взяли?
— Так сухое было в мешке, его и развели. Нельзя было?
— Я же сказал — все, что найдете там, ваше. А каши я сейчас с удовольствием поем, только умоюсь. Вы чего не в школе?
— У меня занятия в десять начинаются, — ответил Петр, — а у Митяя и Емели только в час дня. Они во вторую смену сегодня.
В одиннадцать привезли на подводе смесь песка с цементом — начсклада не обманул, прислал вовремя, и почти до вечера Травин провозился с подвалом, клал обратно кирпичи, оставляя в найденных милицией нишах небольшие отверстия, мало ли понадобится потом. Заодно еще раз обстучал все стены и пол и снова ничего нового почти не нашел. В углу, среди строительного мусора, обнаружился кругляш сантиметра два диаметром, похожий на монету, с отломанным позади крючком.
— Пуговица, что ли? — Травин повертел кругляш так и эдак. — Или значок?
Попробовал на зуб, провел кругляшом по кирпичу. Пуговица, судя по всему, была сделана из серебра.
— Граммов десять будет, — подбросил кругляш на ладони.
На пуговице был знакомый герб — перевернутая подкова с мальтийским крестом и вензель с буквами О и Р.
— Интересная вещица, — пробормотал себе под нос Травин. Так, вслух, ему всегда думалось легче. — Соседка моя вроде Белова, Дарья Павловна, к ней эти буквы не пришить никак, даже если фамилия по мужу у нее. Если бы я, как все мои родственнички, в пажеском корпусе учился, а не в авиаотряде груши околачивал, может, и знал бы, чей это герб. Совпадение занятное, можно было бы поспрашивать осторожно, но, скорее всего, простое совпадение, и Белова эта мне симпатична. Плюнуть и забыть.
Он положил кругляш в карман и снова принялся за стены. За это время дети успели вернуться из школы, пообедать, убежать на улицу и вернуться обратно. Когда Сергей поднялся на первый этаж, снова, как и днем раньше, уже совсем, до темноты завечерело. На столе стояла керосиновая лампа, и Травин пообещал себе, что завтра, а уж на неделе — точно, восстановит в доме электропитание.
— В выходные время летит незаметно, — подмигнул он Лизе, налил из чугунка тарелку супа с крупой. — Ты сама ела или только готовишь?
Девочка покраснела, потом кивнула.
— А остальные где?
Лиза показала рукой уровень своей головы, сложила ладони и прижала к щеке.
— Емеля спит.
Девочка кивнула, потом подняла руку повыше и нарисовала в воздухе колечки.
— Митяй что-то пишет, — догадался Сергей.
Лиза снова кивнула, потом вытянула руку вверх и пожала плечами.
— А Петр неизвестно где. Так? Ага. Ну ладно, значит, скоро придет.
Лиза замотала головой, подергала Травина за рукав, прижала ладони к лицу. Потом провела пальцем по горлу.
— Не пойму. Но ты хочешь сказать, что он куда-то в нехорошее место пошел?
Девочка опять кивнула.
— Ты знаешь, куда? Нет? А Митяй? Ну и хорошо, пойдем, поспрашиваем его.
Петр стоял в полутемном переулке, высматривая, не появится ли кто. То, что он делал, ему не нравилось, но деньги нужны были отчаянно. Мать пропивала то, что получала на фабрике, не оставляя детям ни копейки, все в доме давно было или распродано, или отдано таким же пьяницам-ухажерам. Из-за них, кстати, братья из дому и ушли, последний мамкин хахаль повадился колотить Митяя по любому поводу. Петра он не трогал, побаивался, а на младшем брате отыгрывался. Мать только пьяно хихикала и за детей заступаться не собиралась.
С жильем кое-как удалось решить и с едой тоже — Петр подрабатывал на складе, перекладывая мешки с мукой и прочей бакалеей, но для того, чтобы работать, нужно было питаться не просто нормально, а с избытком, а чтобы покупать еду, надо было работать. Замкнутый круг. К тому же теплое время заканчивалось, и братьям нужны были зимние вещи. И хоть какая-то обувка. Да еще Емеля с Лизой — их тоже не бросишь.
Когда один из грузчиков со склада предложил Петру постоять на стреме за двадцать рублей, тот согласился. Деньги небольшие, но это четыре пары дешевой обуви. Просто провести время на улице с тусклыми фонарями — только полдела, нужно было следить, чтобы никто не помешал этому грузчику и его приятелям.
Следил, следил да проглядел. Прохожий появился словно из ниоткуда, Петр поднес пальцы к губам, чтобы свистнуть, но не смог — руку крепко сжали.
— Вот ты чем промышляешь, — тихо сказал знакомый голос. — А ну пойдем домой, поговорим.
— Не могу, — прошептал Петр. — Я деньги взял.
— Дурак. Тихо, сюда идут, — Травин увлек пацана за собой в тень.
Через несколько секунд мимо них пробежали несколько человек, в форме и с оружием. Одного из них Травин узнал — он охранял его в больнице, возле палаты сидел. Значит, милиция решила налетчиков взять. Они тоже старались делать это тихо и незаметно, но подкованные сапоги слишком уж звучно цокали по мостовой, винтовки бряцали, да и сами милиционеры хоть и пытались молчать, но не всегда это получалось, приглушенные ругательства нет-нет да и проскакивали. Отряд милиции пробежал мимо скрывшихся в темноте, не заметив, и, не сбавляя скорости, свернул в переулок.
— Куда это они?
— Там банк… — попытался объяснить Петя. — Грабят.
— Ясно. Без нас разберутся, уверен, это не единственный отряд. Уходим, только очень тихо. Тебя здесь не было, понял? Наверняка пост будет неподалеку, если вдруг остановят и спросят, что тут делали — ты меня из кабака вытаскивал, потому что завтра мне на работу рано вставать.
— Так вы же трезвый.
— С вами сопьешься. Все, пошли.