— Такие женщины не для долгих отношений, Пал Евсеич, они свободу ценят. Вон, дела у нее вчера были, так она меня домой отослала, без извинений или смущения. Надо порвать будет, так же спокойно это сделает. Ты же, может, семью с ней хотел создать, детишек чтобы нарожала, борщи варила да дома сидела. Я-то тебя помоложе буду, но поверь, не выйдет ничего.
— Не твое это дело.
— Личные дела впутывать не будем?
— Не будем, — кивнул Мальцев. — Только потому тебя выслушал, Травин, что мысли у нас с тобой схожие, тоже чувствую, две разные банды это. Да и в то, что ты замешан, тоже не очень верю, но учти, следить буду постоянно. Чуть дернулся куда, тут же из свидетеля в обвиняемого превратишься. И чтобы никаких там пинкертоновских штучек, я — следователь, и это мои дела, а не твои. Буду вызывать тебя на допросы, тогда и разговаривать будем. С Ферапонтовой и ее землей нарисуешь все и расскажешь, что и как. В остальном тоже никаких тайн.
— Договорились, — Травин нарисовал кое-как на листе бумаги подобие карты, обозначил, где находится сарайчик, объяснил, как его гарантированно найти, приподнялся, звякнул наручниками. — Паша, пистолет мне дашь? Лучше парабеллум, я к нему с войны привычнее.
— Крынько! — крикнул следователь. В комнату заглянул милиционер. — Снять с задержанного наручники, вывести из здания. И чтобы духу его здесь не было.
Несмотря на обеденное время, Сергей успел еще вернуться к зданию коммунхозотдела, забрать мотоцикл, оставленный на попечение дворника, и прокатиться по нескольким объектам. Пришел домой он только часов в восемь, голодный и уставший. Хотел было к соседке пойти, но его перехватил Кирилл.
— Дядя Сережа, — сказал он, — деньги сегодня занесли.
— Все?
— С запасом, сто пятьдесят рубликов бумажками. Сказали, полтинник — это за фингал, который Петрухе поставили. И вот еще, — Киря протянул Сергею листы бумаги, — велено передать с нижайшим поклоном.
Тот взял бумажки, развернул.
Первого нарисованного человека, того, что помоложе выглядел, он не знал, а вот второй был ему хорошо знаком. До мощного, давящего голову спазма.
Глава 16
Выборг, эскадра Шидловского.
Сергей впервые увидел подполковника Ларина, когда тот вместе со штабс-капитаном Шереметьевским приехал на место дислокации эскадры под Выборгом — там потрепанный в боях авиаотряд получал новые самолеты «Илья Муромец». Щеголеватый офицер с седыми висками в идеально сидящей форме, лениво помахивая хлыстом, чуть свысока слушал, что ему говорит начальник восьмого авиадивизиона, одновременно с любопытством разглядывая все вокруг.
На Травина подполковник натолкнулся на второй день после приезда, аккурат когда Сергей осматривал один из самолетов — на заводе поставили патрубок другой стороной, и масло подтекало.
— Прапорщик Травин, — нехотя вытянулся во фрунт юноша, приложившись перемазанной в солидоле ладонью к уху.
— Вольно, — тот небрежно махнул рукой. — Мы на войне, братец, какие уж тут реверансы. Я — Георгий Николаевич, а ты ведь Сергей, да? Наслышан про тебя, еще семнадцати нет, а уже прапорщик, молодец, настоящий патриот! Что тут, масляный насос течет? Опять на заводе обмишурились, ох я им задам, когда на инспекцию поеду.
Подполковник в устройстве аэропланов оказался докой, они с Сергеем облазили, считай, почти все подготовленные к отправке на фронт самолеты и даже полетали вместе на одном из них. Шестнадцатилетний парень слушал старшего товарища развесив уши, а тот красочно и со знанием дела рассказывал о боях, наступлении российской армии, но не утомлял монологом, а вовлекал в беседу. Через несколько дней он знал о Сергее все: и о смерти отца, и о родственниках, отобравших имение за долги, и об учебе в офицерской школе, и о том, что офицерский экзамен подросток сдавать не собирался.
И хотя он и с другими вот так же разговаривал, Сергей не чувствовал себя обделенным вниманием. Казалось, он столько нового узнал об авиации, сколько за год до этого не получилось.
А через двадцать дней подполковника Ларина арестовали, говорили, что он немецкий шпион и появился в расположении части по поддельным документам, чтобы выяснить возможности императорского авиационного флота. А еще через неделю, после того, как эскадру сверху донизу перетряхнули контрразведчики, Ларина отпустили. И документы оказались в порядке, и послужной список подтвердился. Только подполковник тут же уехал, и с тех пор Сергей его не видел.
— Вот что, пацанва, — Травин собрал подростков в зале на первом этаже, — кто не боится опасностей, поднимите руки.
Руки подняли все, кроме Маши.
— Я боюсь, — краснея, сказала она.
— Девчонка, — припечатал Емеля.
— Значит, Маша остается на хозяйстве. Теперь слушайте сюда. Проследить надо вот за этими людьми…
Как уверял Валет, приезжие жили неподалеку от травинского дома, на Богородской улице, в доме девяносто восемь, уже почти месяц.
— Комнаты там сымают, аж три, — докладывал Кузьма. — Мы его случаем встретили, когда с транвая сходили, последили, так ездит к фабрике, потом обратом. Старого не видали, токма молодой шастает.
— Был кто у него?
— Не, но Сима остался, он проследит. Только нам бы на прокорм, а то жрать охота на улице, аж живот сводит. Не, трехи много, Машка готовит тут, рупчика на пирожки хватит за глаза.
Сима проследил, но, во-первых, мальцы не могли ошиваться у дома объекта наблюдения круглые сутки, им и спать надо было, и есть, а кое-кому и в школу ходить, а во-вторых, глаза бы намозолили. Сергей выяснил, что приятель Ларина уезжает по делам около полудня, уже в четыре появляется у себя дома, а потом к восьми идет культурно отдыхать. Выяснить имя приезжего без того, чтобы не привлечь к себе внимание, было сложно — домовые книги хранились в подотделе жилых домов, комнаты в доме сдавались приезжим, и инспектор коммунхозотдела, выспрашивающий у своих же коллег о конкретном человеке, сразу бы привлек внимание того, кто, по мнению Травина, информацию бандитам сливал. Надо было придумать что-то другое. Например, у Мальцева спросить, тот как раз собирался кучу ненужной бумаги на фабрику вернуть. И заодно проследить за ним.
С Мальцевым получилось неожиданно легко — здание уездного суда давно уже нуждалось в ремонте. Коммунхозотдел исправно выделял стройматериалы, они некоторое время валялись рядом со зданием, а потом исчезали — ушлые хозяева домов развозили доски и кирпичи по участкам. Наконец, кого-то в подотделе осенило, что сами себя кирпичи в ряд не положат, а для этого нужен каменщик. А для досок — плотник. Свободных штатных единиц Кац ни в какую не выделял, город готовился к зиме, а местные мастера просили слишком дорого, у них осенью своей работы хватало.
Травину запрос попался на глаза практически случайно, когда он выписывал доски для своего дома. И он так бы и забыл о нем, но когда понадобилось за следователем проследить — вспомнил. Заодно и Кирилла с Семеном пристроил, а то они уже собирались по району идти, работу искать, а тут оплата сдельная обещалась.
Самый большой улов был у Маши, она в перерывах между готовкой и уборкой следила за флигелем и помечала, кто заходил к фельдшерице. На первом месте был сам Травин, и еще три женщины приходили, одна вроде как нищенка, в рванье каком-то, а две — явно нэпманши, разодетые и толстощекие. Проследить удалось только за одной, Емеля довел ее до дома артельщика Ковальского.
— Плохо это, — сказал он, — за Дарьей Павловной следить, она нас подкармливала, приютила, считай, а мы подлость такую делаем. Надо пойти и все ей рассказать.
— Расскажи, — согласился Травин. — Только впутывать ее зачем? Мы ж не за ней следим, а за тем, кто туда ходит. Если второй такой Никифор с топором заявится, а мы ни слухом, ни духом, что тогда скажешь? Я-то там ночую только, а днем, когда не в больничке она, почитай, и не знает никто, что происходит.
По мнению самого Сергея, объяснение было так себе, но парень поверил. Сам Травин метался в мыслях, стоит в чем-то подозревать Дашу или нет. Ферапонтова ей явно что-то рассказывала про махинации, и Травину очень хотелось узнать — что именно. Пусть гадалка пропускала мимо ушей всякие неинтересные ей подробности, но что-то она обязательно уловила. Человек запоминает неприлично много, даже не подозревая этого, Сергей об этом где-то читал, и между плачем о горькой женской доле могла проскочить действительно важная информация. Да и вообще, как-то неправильно это, вроде и жили почти вместе, и ели за одним столом, и тут какие-то тайны. Сергей уже было решил поставить вопрос ребром, просветить Дашу насчет происходящего, но только если убедится, что лично ей ничего не угрожает.
Но случай все никак не предоставлялся. Дарья или готовила еду, или пропадала в больнице, или по ночам испытывала Травина на прочность. Женщины, озабоченные своим будущим, тоже отнимали время — они могли появиться в любое время дня, тогда Даша оставляла Сергея одного и спешила утешить очередную бедняжку.
В субботу торопиться никуда не надо было, Ларин так и не появился, его друг в пятницу вроде как заприметил Митяя, и Сергей к его дому детей больше не подсылал, в коммунхозотделе докладная только начала свой путь от подотдела к подотделу, Мальцев закопался в делах и тех бумагах, которые добыл на участке Ферапонтовой, обещался про молодого жигана узнать к понедельнику, так что у Травина был обычный рабочий день, с тем отличием от других, что инспекционных проверок запланировано не было. А значит, после обязательного посещения коммунхозотдела Сергей может посвятить себя своей второй работе, в доме было полно дел, которые он собирался переделать, трубы сами себя не починят, проводка — тоже.
Даша хлопотала на кухне, предупредив, что провозится в больнице до позднего вечера и только к ночи будет свободна, и что Сергей может валяться в ее кровати после завтрака сколько захочет, но в гордом одиночестве. И что у каждого мужчины в свободное время обязательно найдется дело, которым он займется, если не хочет стать толстым, ленивым и скучным. Травин намек понял.