— И она проверила. — Дарья снова отвернулась и уставилась в окно. Ее плечи мелко задрожали. — Мой дар — мое проклятье. Он воздействует на разум. Внушает пагубные мысли. Вызывает дурные сны. Склоняет к…
— Ерунда, — убежденно заявил я, скрестив руки на груди. — У меня подобных мыслей не было. К тому же, разве ты не должна быть влюблена в того, кто… — слова встали у меня поперек горла, когда в отражении Дарьи на стекле тускло заблестели слезы. — Так ты…
Девушка повернулась, потупила взгляд и коротко кивнула.
— Поэтому я должна уехать, пока не сгубила и тебя, — она закусила губу и попыталась отвернуться, но я мягко удержал ее за подбородок.
— Если хочешь свести меня с ума, то занимай очередь сразу за моим драгуном, а если хочешь убить, то там места наперед расписаны. Будешь сразу за Великим полозом.
— Снова ты храбришься, — Дарья хотела сказать что-то еще, но я подался вперед и поцеловал ее.
Сначала девушка пыталась отстраниться, но потом обхватила меня за шею и прижалась всем своим трепещущим телом. Наш поцелуй под луной длился и длился, пока мои руки не потянулись к застежкам ее платья.
— Не здесь, — выдохнула Дарья. — Не в библиотеке.
— А мы не будем шуметь, — пообещал я.
— Нет, — она все же отстранилась. — Не как с Наталией.
— Так ты знаешь? — сначала я вспомнил нашу близость с Наталией Бобринской в библиотеке ее отца, а потом и то, как снес ей голову. От таких воспоминаний вечер сразу перестал быть томным.
— Вы шумели, — теперь улыбнулась уже Дарья.
— Но там и библиотекаря не было, — вновь попытался отшутиться я, стремясь снизить градус неловкости.
Повисла неловкая пауза.
— Так что там с твоим драгуном? — нарушила тишину Дарья.
Я начал загибать пальцы:
— Он древний, проклятый, сводит с ума мужскую часть моего рода с первого своего появления и я, кажется, следующий.
— Но ты в своем уме, — возразила девушка. — И ты не такой, как другие Воронцовы.
— Пока — да. Дальше — не уверен. А может… — я снова подался вперед. — У меня устойчивость к разного рода проклятьям?
— Ты не можешь этого утверждать, — она снова потянулась ко мне, но замерла в нерешительности.
— Тогда придется проверить.
Наши губы вновь соприкоснулись. В этот раз поцелуй вышел куда менее неловким и более страстным, но девушка снова прервала его. Она взяла меня за руку и повела за собой.
— Пойдем. Я нашла здесь одно место…
Мы покинули библиотеку и поднялись наверх по пустой лестнице. Мягкие ковры поглощали звуки наших осторожных, но торопливых шагов. Коридор, в котором находились кабинеты преподавателей был погружен во тьму, разгоняемую лишь робким лунным светом, проникающим через панорамные окна. За очередным поворотом к нему добавился свет из щели между полом и дверью в покои Распутина. Мы с Дарьей замедлили шаги и, как задумавшие шалость дети прокрались мимо кабинета заместителя начальника Академии.
В конце пути нас поджидала еще одна дверь. За ней оказалась узкая винтовая лестница. Поднявшись по ее закрученным ступеням, мы оказались в одной из четырех башен главного корпуса. Чтобы залезть выше, пришлось воспользоваться теперь уже обычной лестницей, стоявшей вертикально у самой стены. Тут Дарья прижала руками юбку и отступила, пропуская меня вперед.
Я поднялся наверх, пролез в люк, за которым меня ждала комнатка примерно шесть на шесть метров, треть которой занимали деревянные ящики и короба. Под потолком имелась лампа, но света, проникавшего сюда через несколько узких бойниц, вполне хватало, чтобы чувствовать себя комфортно.
Спохватившись, я подал руку своей спутнице. Едва оказавшись рядом, она сразу же опустила крышку люка и передвинула на нее один из стоявших вдоль стены коробов.
— Не хочу, чтобы нам мешали, — прошептала девушка, увлекая меня к противоположной стене, где на полу лежал плед, пара небольших подушек и несколько книг.
— Это ты принесла? — зачем-то спросил я.
— Мне нужно место, где можно побыть в одиночестве, — пожала плечами Дарья.
— Но сегодня ты не будешь одна, — я сбросил пиджак и прижал ее к себе.
— Надеюсь, мы об этом не пожалеем, — прошептала она. Несмотря на звучащее в голосе сомнение, глаза девушки влажно блестели, ресницы затрепетали, взгляд сделался томным и манящим, губы призывно приоткрылись.
— Никогда, — уверенно произнес я и поцеловал ее.
Время в старой башне будто остановилось. Все вокруг перестало существовать, и в реальности остались только мы с Дарьей. Я, как и она, напрочь позабыл о проблемах и проклятьях. Пусть не навсегда, но сладкое забытье позволило нам выплеснуть эмоции и, наконец, расслабиться.
Когда в бойницы начали проникать первые лучи восходящего солнца, Дарья оделась, поцеловала меня и первой покинула наше временное укрытие. Мне она наказала спускаться чуть позже, чтобы не вызвать подозрений, если кто-то повстречается нам на пути. Так я и поступил.
В коридоре под дверью Распутина все еще горел свет. Уверен, он не выключался всю ночь. Мне захотелось постучать в дверь только для того, чтобы узнать: занимался ли заместитель начальника Академии чем-то важным, или же он просто забыл выключить лампы. Представив уснувшего в кресле перед условным «телевизором» бородатого управителя, я невольно улыбнулся.
После проведенной с Дарьей ночи настроение мое заметно улучшилось. Но следовало держать себя в руках. Едва ли Распутин обрадуется подобному визиту, а лишний раз раздражать своего наставника мне не хотелось, поэтому я просто прошел мимо.
Но у судьбы имелись свои планы. Дверь за моей спиной с тихим скрипом открылась, и суровый хриплый голос поинтересовался:
— Не спится, граф?
— Как видите, — я повернулся и увидел Распутина.
В неизменной черной одежде, немного помятый и по своему обыкновению чем-то недовольный, он застыл в дверях мрачным изваянием, уставившимся на меня своими темными глазами.
— Вам, как я вижу, тоже не до сна? — изобразив вежливую улыбку поинтересовался я.
— Да, — хмуро кивнул наставник. — Но я, в отличие от вас, не спал по иным, менее приятным причинам.
Слова Распутина меня порядком озадачили. Они звучали довольно двусмысленно, но в то же время, бородатый мужчина не выглядел разозленным сверх своей обычной меры.
— Что, простите? — я вопросительно вскинул бровь.
— Прощаю, — серьезно кивнул наставник. — Только сотрите эту довольную улыбку со своего лица. Не знаю, что вас так порадовало, но нам сейчас не до этого.
Как только я понял, что наш с Дарьей секрет остался между нами, прекратить улыбаться стало чуть сложнее. Но мне удалось придать себе серьезный вид.
— Я чем-то могу вам помочь, Григорий Ефимович?
— Это я могу вам помочь, — Распутин жестом пригласил меня в свой кабинет.
За время моего отсутствия здесь почти ничего не изменилось. Разве что некоторые книги их шкафа перекочевали на стол вместе с бутылкой мутной жижи и граненым стаканом. А еще в кабинете пахло дымом и гарью.
Усевшись в то же кресло, которое занимал несколько дней назад, я выжидающе взглянул на Распутина. Тот прошелся по кабинету взад-вперед, после чего указал мне на стопку книг.
— Как видите, не вы один читали. Правда, времени у меня было меньше. Начальник Академии убыл в столицу, а меня оставил разгребать все это дерьмо с полозами. — Массивные кулаки Распутина сжались и разжались. Он шумно втянул воздух ноздрями, решительным шагом подошел к столу и выпил жижи прямо из горлышка бутылки.
— Вам не помешало бы отдохнуть, — осторожно заметил я.
— Сам знаю, что мне помешает, а что нет, — фыркнул наставник, но немного смягчился. Видимо, подействовал его настой, от одного запаха которого у меня срабатывал рвотный рефлекс. Распутин сцепил руки на груди, глубоко вдохнул и выдохнул. — Прошу меня простить. Использование драгуна дается мне тяжелее с каждым годом.
— А не пробовали поменять модель? — предложил я. — Сейчас много новых.
Распутин хрипло рассмеялся. Его смех представлял из себя смесь надсадного кашля и карканья старого ворона.
— Если предам Кощея — это станет последним, что я сделаю. Вы тоже. Не вздумайте править иными драгунами, кроме своего. Вы с ним теперь связаны навечно.
— Это вы в книгах вычитали?
— Это я знаю на собственном опыте. Но сейчас не об этом.
— А о чем?
— Юность всегда сопряжена с нетерпением, — вздохнул Распутин и тяжело опустился на свой резной стул. — Знали бы вы, скольких оно сгубило.
Я промолчал, предоставляя собеседнику возможность закончить мысль. Но он дернул головой, словно отгонял дурные мысли и сменил тему:
— Мне не удалось выяснить, отчего вы не подвержены проклятью. Посему я хотел бы осмотреть вашего драгуна. Сможете это устроить?
— Хотите, чтобы я пришел на нем сюда?
— Нет. Хочу посетить ваше поместье. — Тон Распутина не предполагал отказа.
— Но учащимся запрещено…
— Я решаю, что запрещено учащимся, — мой наставник порывисто встал, его глаза сверкнули гневом. Вновь шумно вдохнув, он припал к бутылке и не отрывался, пока не выпил половину. — О полозах не беспокойтесь. В ближайшее время они к нам не сунутся.
Мне лишь оставалось позавидовать выдержке этого мужчины — после проделанного он и глазом не моргнул. Несмотря на отвратный вкус настоя, на суровом лице не дернулся ни один мускул. Наверное, он уже привык. Если к такому, конечно, можно привыкнуть.
— И когда выезжаем? — только и спросил я.
Ответ Распутина был предельно лаконичен:
— Сейчас.
6. Во тьме веков
Федор внял моей просьбе явиться как можно быстрее и прибыл в кротчайшие сроки. По дороге до поместья он выжимал из своей машины все, что только мог. Моментами она так подпрыгивала на кочках, что уходила в недолгий полет, завершающийся далеко не самой мягкой посадкой.
Всю дорогу я рассказывал наставнику о Чернобоге. Он слушал молча, смотрел в окно и лишь изредка кивал, видимо, чтобы хоть как-то обозначить свою вовлеченность. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. Но по глазам черноволосого мужчины становилось понятно, что он жадно ловит каждое мое слово, так что подбирать их приходилось с большой осторожностью, чтобы не сболтнуть лишнего.