Но дома и в школе политические дискуссии в течение лета становились все более и более важными. По телевизору почти ничего больше не показывали.
Примерно в это же время начались и обязательные занятия по противовоздушной обороне. Всем домовладельцам было приказано оборудовать в своих домах бомбоубежища подвального типа, приобрести противогазы и другие инструменты и запастись предметами первой необходимости. В школе каждые несколько недель проводилась учебная тревога: надо было бросить все на месте, как только раздавалась сирена, и как можно скорее – но в то же время «благовоспитанно и спокойно» – отправиться в бомбоубежища, которые были совсем недавно отремонтированы и все еще пахли краской.
Означает ли это, что скоро будет война, спросила Хелена отца.
– Фюрер, безусловно, хочет мира, – ответил отец, – но для мира нужны двое, а для войны достаточно одного. А у Великого германского рейха теперь есть могущественные враги, прежде всего Англия. Никогда не знаешь, что они задумали.
– Англия хочет навязать Германии войну, – сказал Армин, когда он, теперь уже доблестный немецкий мужчина, приехал навестить их в своем обтягивающем мундире со значком 14-й танковой дивизии. – Фюрер делает им одно мирное предложение за другим, но они отвергают их все. И непрерывно наращивают вооружение. Понятно же, что это значит.
– Чемберлен хочет мира, но многие в его правительстве и английском парламенте с ним не согласны, – считал отец. – Вот почему они срывают все усилия по урегулированию спора с Польшей вокруг Польского коридора.
– Германия становится для них слишком опасной, – сказал Армин. – Теперь мы являемся конкурентами за власть на континенте. Англия предпочла бы снова видеть нас на коленях, как это было после 1917 года. – Он сжал кулак. – Но они еще удивятся!
В августе в Берлине было создано «Справочное бюро вермахта о военных потерях и военнопленных» и введена система нормированного распределения некоторых продуктов питания. Владельцам «Фолькстелефона» это не добавило лишних забот; квота условных пунктов зачислялась на семейный счет, с которого они автоматически списывались при совершении покупки, а затем вы получали сведения о том, сколько пунктов осталось в распоряжении до конца месяца. Тем, у кого не было телефона, нужно было подавать заявление на получение талонов и вклеивать специальные марки; если перед вами на кассе оказывался такой человек, это могло занять много времени.
23 августа от Армина пришло сообщение:
(Армин) Сестренка, наверное, в эти выходные я не приеду домой. Мы получили приказ о готовности.
У Хелен как раз был обеденный перерыв, и ей сразу расхотелось есть густую гороховую похлебку. Нервничая, она написала в ответ:
(Хелена) Жаль, я так хотела увидеть тебя снова. Надеюсь, это не значит ничего плохого???
Она положила телефон рядом с тарелкой, ей пришлось неотрывно следить за ним во время еды. Наконец пришел ответ.
(Армин) По-моему, это всего лишь меры предосторожности. Там, в Польше, подняли шум, и мы должны показать силу, чтобы они оставались в здравом уме. – ВП, ВНСКТС.
ВП, ВНСКТС означало «вынужден прерваться, выйду на связь, как только смогу». Армин любил сокращения такого рода с тех пор, как оказался в вермахте.
На следующий день пришло:
(Армин) Возможно, все сложится с выходными. Посмотрим.
Затем в пятницу:
(Армин) К сожалению, не получится. Домой никого не отпускают. Ешь за меня и думай обо мне, пока я защищаю Рейх!
Она написала в ответ:
(Хелена) Хочешь, чтобы я стала толстой?
(Армин) Тебе не помешает стать чуточку округлее, сестренка. ВП, ВНСКТС.
Это замечание ее уязвило, хотя она и знала, что брат сказал это не всерьез. Неужели ей действительно не хватало округлостей в нужных местах? Ей было восемнадцать лет, и уже три года она носила бюстгальтер, но она всерьез задавалась вопросом, а, собственно, для чего он ей.
Телевизионные новости в эти дни были сплошной суматохой, ужасно взволнованным жужжанием, которого Хелена избегала, насколько это было возможно. Затем, в четверг следующей недели, ее брат наконец снова дал о себе знать.
(Армин) Сестренка, по-моему, поляк хочет убедиться. В любой момент наши телефоны могут полностью заблокировать.
Внезапно Хелена почувствовала комок в животе. Уже довольно давно с солдатами нельзя было созвониться по телефону, а если написать им сообщение, которое не являлось ответным, то всегда приходило уведомление, что доставка не может быть гарантирована.
Она быстро ответила:
(Хелена) Береги себя! У меня всего 1 брат.
(Армин) Не волнуйся. Настроение хорошее, фронтовое товарищество лучшее. Наша воля неукротима, и это в конечном итоге имеет решающее значение. ВП.
Хелена написала еще:
(Хелена) Я люблю тебя, братец, и горжусь тобой.
Но тут же пришло: «Сообщение не может быть доставлено из-за военного запрета на передачу сообщений и будет удалено».
На следующее утро, первого сентября, повсюду была эта новость – по телевизору, на радио, в новостном потоке телефона: «Фюрер: До 5:45 утра мы отвечали огнем. – Немецкий Вермахт отвечает на польскую агрессию со всей необходимой твердостью».
Это была война. И на ней был ее брат Армин.
В десять часов утра Адольф Гитлер выступил в Рейхстаге с речью, которая транслировалась в прямом эфире и много раз повторялась в течение дня. Отрывки из нее продолжали появляться в новостном потоке, и сегодня в школе никто больше не соблюдал предписания выключать телефоны во время занятий.
1.9.1939 10:22 – Фюрер: Я решил прибегнуть к языку, который в разговоре с нами поляки употребляют в течение последних месяцев.
1.9.1939 10:38 – Фюрер: До 5:45 утра мы отвечали огнем, теперь бомбам мы противопоставим бомбы.
Когда в обед Хелена вернулась из школы домой, ее мать сидела перед телевизором, а не за обеденным столом.
– Вы знаете о предложениях, которые я делал для восстановления германского суверенитета над немецкими территориями. Вы знаете о моих бесконечных попытках, которые я предпринимал для мирного урегулирования вопросов с Австрией, потом с Судетской областью, Богемией и Моравией, – говорил Гитлер в этот момент. – Все они оказались напрасны. Невозможно требовать, чтобы это невозможное положение было исправлено мирным путем, и в то же время постоянно отклонять предложения о мире.
Раздались бурные аплодисменты. Мама покусывала костяшку большого пальца.
– Это просто немыслимо, как они к нам относятся, – пробормотала она, едва заметив возвращение Хелены.
– В течение четырех месяцев я молча наблюдал за событиями, хотя и не прекращал делать предупреждения, – уверял Гитлер. Монтажный переход, затем: – Два дня кряду я сидел со своим правительством и ждал, сочтет ли возможным правительство Польши послать полномочного представителя или не сочтет.
«Тьфу! – послышался чей-то возглас, и: – Неслыханно!»
– Вчера вечером они не прислали нам полномочного представителя, а вместо этого проинформировали нас через польского посла, что всё еще раздумывают, подходят ли для них британские предложения. Польское правительство также сказало, что сообщит Англии свое решение. – Фюрер говорил все более яростно. – Однако неправ окажется тот, кто станет расценивать мою любовь к миру и мое терпение как слабость или даже трусость!
– Верно, – пробормотала мама.
По телевизору показывали депутатов, которые громко кричали «браво!».
– Поэтому я принял решение и вчера вечером проинформировал британское правительство, что в этих обстоятельствах я не вижу готовности со стороны польского правительства вести серьезные переговоры с нами, – добавил фюрер. – Эти предложения о посредничестве потерпели неудачу.
Хелена стояла неподвижно. Это было так, словно происходило что-то чрезвычайно великое, словно свершалось что-то чрезвычайно значительное. Ты встал с постели, как и в любой обычный день своей жизни, и вдруг все изменилось, и ты знал, что теперь ляжешь спать в совершенно изменившемся мире.
– Вся моя жизнь принадлежит моему народу – более чем когда-либо! – возбужденно воскликнул Гитлер. – Отныне я – первый солдат Германского рейха.
Было видно, как депутаты поднялись и разразились бурными криками «Хайль Гитлер!».
– Я снова надел форму, которая была для меня дорога и священна, – крикнул им фюрер, – и я не сниму ее до тех пор, пока не будет одержана победа.
Началось настоящее волнение.
Руки были вытянуты для немецкого приветствия, из-за громких криков «Хайль! Хайль! Хайль!» больше не было понятно ни слова. Доклад обрывался последними словами речи Гитлера: «Германия – слава победе!»
После чего ликованию не было предела.
Мать выключила телевизор, взглянула на Хелену и произнесла:
– Наверное, так и должно быть.
В последующие дни и часы телевидение, радио и новостные потоки передавали почти исключительно одни только сообщения о победах. Немецкие вооруженные силы, значительно превосходившие польские как технически, так и численно, прорвались без заметного сопротивления. Уже в первые же часы целенаправленные удары по компьютерным центрам польской армии сделали ее руководство практически слепым и немым и помешали нормальной работе противовоздушной обороны. В течение двух последующих дней более полутора тысяч современных немецких бомбардировщиков практически полностью уничтожили устаревшие польские военно-воздушные силы. Пятьдесят шесть дивизий, шесть из которых были танковыми, прорвали польский коридор, разгромили безнадежно отсталую польскую кавалерию и окружили польские войска под Варшавой. Спустя всего две недели польская армия практически прекратила свое существование, а 27 сентября война закончилась капитуляцией Польши.