Нужно было заткнуть ей рот с самого начала.
Дальше, все дальше и дальше. Хорошо идти, хорошо превращать ярость в шаги, и той ярости, которая в нем кипела, хватит на большое расстояние.
Жернова. Треск, треск, треск. Потерпел неудачу. Его кампания мести провалилась.
Хотя?..
Он резко остановился. Она все испортила, но и сделку не заключила. А сделка заключалась в том – он с ней развлекается и ради этого забывает о ее еврейском любовнике.
Но его развлечение сорвалось. Потому что она все испортила.
Значит, он ей ничего не должен.
И впереди находилась телефонная будка. Их оставалось уже не так много, но там стояла одна, словно провидение подавало ему знак.
Ойген Леттке подошел к ней, вошел внутрь, закрыл за собой дверь. На стене висела обычная табличка с бесплатными телефонными номерами. Номер, по которому можно анонимно сообщить о нарушении Закона об охране германской крови и германской чести, был последним в списке.
Он поднял трубку и набрал номер.
40
Снова в Веймаре. Когда Леттке вышел из вокзала, город был погружен в полную тишину, словно все вымерло, все жители погибли, сраженные вероломной атакой англичан.
Но, конечно, все было как обычно. Только контраст со светской столицей рейха заставил его особенно остро осознать местную провинциальность.
Он почувствовал незнакомую ему прежде усталость. Ему впервые пришел на ум вопрос, что он будет делать, когда однажды доведет свою месть до конца. Она сопровождала его уже столько лет, определяла все его поступки…
Вздор, призвал себя к порядку. Уж такого значения она не имела. Месть – всего лишь замысел, один из многих, не более того. Просто сегодня был напряженный день, отсюда и усталость. К тому же он рано встал.
Прежде всего ему нужно избавиться от ощущения, что вся затея оказалась неудачной. Нет! Не оказалась, потому что он все равно отомстил! У Цецилии Шметтенберг был шанс, довольно приличный шанс, если учесть все обстоятельства, – и она его упустила. Именно так нужно отнестись к случившемуся.
Более того, она, пусть даже и совершенно непреднамеренно, предоставила ему ценную информацию и вывела его, сама того не подозревая, как раз на тот след, которого ему недоставало, благодаря замечанию, что четвертая девочка, Вера, училась с ней в одном классе. Списки классов из всех школ, разумеется, тоже располагались в хранилищах данных НСА и позволят ему сократить до одного имени бесконечный список девушек по имени Вера, родившихся в Берлине в предполагаемые годы.
Вернувшись домой, он услышал, как мать возится на кухне. Отнес портфель в комнату и как раз собирался пройти в гостиную, когда она воскликнула:
– Где ты вообще был?
Леттке остановился на месте.
– Ты же знаешь, – нехотя ответил он. – О некоторых вещах мне нельзя говорить.
Грохот, как будто от злости она бросила кастрюлю на пол.
– Вечно эти секреты, – пожаловалась она.
Он остановился в ожидании, зная этот тон. Что-то еще последует.
– Ойген?
– Да?
– Ты бы мне рассказал, если бы у тебя была подруга? Так ведь?
Почему именно сейчас он подумал о сказанных Цецилией словах? «Есть у тебя кто-нибудь, кто готов сделать такое ради тебя? Тот, кто тебя так любит?» Повод задуматься.
– Почему ты спрашиваешь? – откликнулся он.
Услышал, как она вышла из кухни в коридор, и обернулся. Маленькая и черная, она стояла там как большое насекомое, положив руки на грудь, и сказала:
– У меня сегодня снова закололо в сердце. И мне сразу стало ясно, я не вечно буду рядом с тобой.
Его раздражало, что она снова принялась за свое.
– Почему бы тебе не позвонить доктору Молю, если у тебя закололо сердце?
Она отмахнулась:
– Ой, все не настолько плохо.
– Тебе все равно следовало бы позвонить ему. Он же предупреждал.
– Ох, всегда так сложно записаться на прием, – проворчала она. – Кстати, ты забыл свой телефон, ты заметил?
– Да-да. – Разумеется, он не забыл его, а нарочно оставил дома. – Что значит сложно? Я же специально установил тебе программу, в которой тебе нужно всего лишь нажать на красную кнопку в экстренной ситуации.
– Экстренной ситуации не было. – Теперь в ее голосе зазвучали те жалостливые нотки, которые действовали на него так, словно ее слова превращались в его ушах в пилу, врезающуюся в кости его черепа. – Ты можешь мне все рассказывать, Ойген, ты ведь знаешь? Даже если встретишь женщину.
– Мне не нужна женщина, – сердито отмахнулся он, прошел в гостиную, снял телефон с зарядного устройства и проверил уведомления.
6-я армия под командованием генерала Паулюса продвинулась к Сталинграду.
Соединенные Штаты напали на Соломоновы острова, оккупированные Японией.
Союзные державы потеряли 123 корабля, из них 108 из-за нападения подводных лодок.
Барон Клеменс фон Франкенштайн, последний руководитель баварского Королевского придворного и национального театра, скончался под Мюнхеном.
Ничего о Цецилии Шметтенберг. Совсем ничего.
Стоило ли беспокоиться? Они уже давно должны ее найти. Мужчина, которому он все рассказал, позвонив из телефонной будки, поблагодарил и заверил – этим делом займутся без промедления.
Ее шаркающие шаги позади него.
– Я приготовила нам овощной суп. Если хочешь.
– Замечательно, – автоматически ответил Леттке, все еще думая о Берлине. Он сунул ей в рот трусы, но от этого она бы не задохнулась, верно? Рано или поздно ей удалось бы их выплюнуть.
Досадно, что сейчас выходные и у него нет доступа к информации, кроме той, которую сообщали в прессе и на телевидении.
В понедельник утром он отправился в ведомство так рано, как только мог, чтобы это никому не показалось странным. Полиция Берлина, как и все полицейские участки в рейхе, конечно же, тоже подключена к компьютерной системе рейха, к которой у НСА есть доступ. Леттке не стал искать фамилию Шметтенберг – система регистрировала все поисковые запросы, – но достаточно просмотреть ежедневные отчеты за субботу по Берлину и отыскать нужное дело.
Там было все. Анонимное донесение получено в 12:57 и передано в соответствующий полицейский участок, который немедленно направил патруль в гостиницу «Кайзерхоф». Там также имелись фотографии. На одной из них была изображена Цецилия, обнаженная и прикованная к кровати, с завязанными глазами; трусы она действительно выплюнула, они лежали перед ее лицом. Остальные фотографии изображали следы веревок на суставах рук и ног: не так уж и драматично, посчитал Леттке; и следы появились только потому, что она бессмысленно дергала руками и ногами.
В отчете упоминалось, что анонимный заявитель обвинял супругу промышленника Шметтенберга в супружеской измене и осквернении расы; данное обвинение расследуется, однако не исключается возможность того, что женщина действительно, как она утверждает, могла стать жертвой преступления, а анонимные обвинения служили только прикрытием. По поручению министра юстиции дело будет рассматриваться конфиденциально и никакая информация не будет предоставлена прессе; репортера «Берлинской утренней газеты», каким-то образом узнавшего о происшествии и написавшего отчет, пришлось заставить замолчать.
Пока Леттке вникал в данное дело, внезапно зазвонил телефон, словно тревожнее, чем обычно, как ему показалось с испуга. Он поспешно вышел из полицейской системы, прежде чем поднял трубку.
Адамек собственной персоной.
– Совещание в моем кабинете, – коротко сказал он. – Сейчас, немедленно.
Спустя четверть часа привычный круг лиц сидел вокруг стола в его кабинете. Дверь была закрыта. Кирст закурил свою первую сигарету «Оверштольц». Добришовский важно раскрыл свой ежедневник в кожаном переплете. Мёллер возился со своими толстыми очками.
А Адамек произнес:
– Своим успехом в поиске этой дурацкой студенческой шайки, «Белой розы», мы, по всей видимости, сами прострелили себе ногу.
– Как это? – у всех возник этот вопрос в голове, но озвучил его Густав Мёллер.
– Благодаря этому делу Гиммлер обратил на нас внимание, – объяснил Адамек. – И объявил о своем визите. Рейхсфюрер СС хочет своими глазами увидеть, насколько мы полезны для рейха, и на месте убедиться, не будет ли уместным перевести нас в Берлин и интегрировать с Главным управлением имперской безопасности.
Когда Хелена пришла на работу в понедельник утром, то обнаружила срочный запрос: по двум именам – Цецилия Шметтенберг и Хайнрих Кюне – вместе с соответствующими номерами телефонов нужно составить список, когда, как часто и как долго эти двое общались друг с другом и когда, как часто и долго они находились в одном и том же месте.
Шметтенберг? Фамилия показалась ей знакомой. Разве это не тот довольно богатый фабрикант? Она посмотрела на бланк заявки. Что может крыться за этим запросом?
Ну, это ее не касалось. В любом случае это обычное дело, для обоих запросов у нее уже есть проверенные схемы, ей оставалось только совместить и откорректировать их. Хотя она и старательно принялась за дело, поскольку примечание о срочности указывало на повышенную важность, не прошло и десяти минут, как Хелена нажала команду запуска.
Пока запрос обрабатывался, ее мысли вернулись к ужасным прошедшим выходным. Практически всю оставшуюся субботу и отец, и мать пели хвалебные песни этому ужасному Лудольфу фон Аргенслебену, просто невыносимо! А потом в воскресное утро он еще и позвонил, причем на телефон отца, хотел поговорить с ней!
На что она замахала руками, показывая, что ее здесь нет.
Ох. Совершенно неверная реакция. Хвалебные песни превратились в поучения, в проповеди о планировании жизни, разговоры о том, что она не будет вечно молодой и не должна совершить ошибку, задумываясь о том, чего ожидает от жизни, только тогда, когда уже станет поздно. У женщин есть свой срок годности, со всей серьезностью объясняла ей мать, да еще и природное предназначение – рожать детей и заботиться о семье.