– Из 202-го.
Официант склонился над крошечным экраном древнего компьютера, стоявшего при входе, старинной модели периода грюндерства, набрал номер и внезапно стал в три раза более услужливым.
– Ах, герр Леттке. Правительственный гость. Прошу, следуйте за мной.
Лабиринт из хрустальных бокалов, накрахмаленных скатертей и украшенной золотом посуды до столика на одного в отдельном кабинете. Меню с золотым тиснением, но без цен, зато с таким скромным выбором блюд, что принять решение было нетрудно.
– На ужин, – заказал Ойген Леттке, – суп, жаркое с овощами и шоколадный десерт. Бургундское, в качестве аперитива бокал крымского шампанского.
– Отличный выбор, – заверил официант, забрал у него из рук меню и вышел.
Крымское шампанское подали незамедлительно, трофей германских завоеваний на Украине, ароматное, с насыщенным вкусом. Ойген Леттке в тот вечер сытно поужинал, как никогда за долгое время. Возможно, размышлял он, наслаждаясь последней каплей бургундского – еще одним трофеем немецких побед, – это лучший ужин в его жизни.
Возможно, как и этот день, демонстрировавший вершину его карьеры. Он лично встретился с фюрером, тот его похвалил, пообещал награду, вероятно, благодаря своему небольшому вкладу он развернул ход войны. Может быть, ему никогда не удастся превзойти самого себя.
Хотя… может быть, это только начало его звездной карьеры.
Время покажет. От кофе напоследок он отказался, поднялся на лифте на третий этаж, прошел в свой номер и – сытый, довольный и невероятно тяжелый – лег спать. Таким был его визит в рейхсканцелярию. Завтра вернется в Веймар, послезавтра начнется новая неделя, и он снова отправится в ведомство, будет рассказывать коллегам, как все прошло, – и тогда все снова будет как обычно.
Поразмышлял, насколько скучны эти мысли, и заснул.
В эту ночь состоялся первый крупный налет английских бомбардировщиков на Веймар.
52
Хелена наслаждалась тем, что вновь одна дома. Отец уехал с докладом в Лейпциг, мать отправилась на концерт вместе с двумя подругами из Народного союза, которые за ней заехали, так что в полном распоряжении Хелены оказались гостиная и телевизор. Как обычно, в субботний вечер транслировался художественный фильм «Шведский соловей» с Ильзе Вернер в главной роли! Идеально, чтобы удобно устроиться на диване с большой чашкой чая и миской рождественского печенья, закутаться в теплый плед – ночь была звездной и холодной – и погрузиться в сказочную любовную историю фильма.
Как раз в тот момент, когда писатель-сказочник Ганс Христиан Андерсен узнал об отношениях Енни и графа Ранцау, государственного министра, и оставил всякую надежду на ответную любовь от нее, неожиданно возник странный, прямо-таки тревожный гул. Доносился он из телевизора? Надо надеяться, что тот не испустит дух прямо сейчас?
Хелена со вздохом откинула плед и на цыпочках подошла к телевизору. Но, стоя рядом с ним, поняла – гул исходил не из него, а снаружи. Она подошла к окну, раздвинула плотные шторы, приоткрыла одну створку и высунула голову.
Действительно. В небе разносился отдаленный зловещий шум, многоголосый рокот и жужжание, словно у небесной механики закончилось смазочное масло.
Внезапно возникший сквозняк заставил Хелену обернуться. В дверях стояла Берта, вошедшая без стука.
– Бомбардировщики приближаются, – глухим голосом сказала она. – Мне довелось испытать это во Франкфурте. Нужно немедленно спуститься в подвал.
– Бомбардировщики? – растерянно повторила Хелена.
– Быстрее, – настаивала Берта.
Это же не может быть правдой? Бомбардировщики? Говорили же, у англичан нет возможности продвинуться так далеко в глубь страны. Однако что-то в голосе Берты заставило Хелену повиноваться. Она закрыла окно, выключила телевизор и свет – у Берты в руках был фонарик, – быстро обула тапочки и последовала за ней вниз по лестнице.
Не успели они добраться до подвальной лестницы, как взорвалась первая бомба, где-то совсем неподалеку: пол задрожал под ногами, с потолка посыпалась штукатурка.
– А как же мама? – крикнула Хелена.
– В городском концертном зале тоже есть бомбоубежище, – возразила Берта, схватила ее за руку и поволокла за собой.
Потом завыли сирены. Воздушная тревога. Где-то ужасно далеко раздалась глухая стрельба зениток.
Через мгновение они очутились в укрытии, которое отец распорядился оборудовать много лет назад как раз для таких ситуаций, как сегодня, но до сих пор оно им ни разу не пригождалось. И вот, понадобилось именно в тот вечер, когда родителей не было дома! Йоханна уже сидела внизу на одной из коек и смотрела в пустоту.
Думает ли она о своем любовнике? Во всяком случае, Хелена не могла не думать об Артуре, который сейчас сидел в деревянной коробке посреди сена в страхе, что ему на голову свалится бомба.
Дальнейшие взрывы, оглушительные, раздающиеся все ближе, заставляли дрожать все вокруг. Возможно, одна из бомб упадет на их дом, разрушит все над ними, и им придется ждать, пока не разгребут завалы! Как хорошо, что у них есть запасы воды и еды, теплые одеяла, противогазы, отопление, электрический свет, керосиновая лампа и даже отдельный туалет. К счастью, отец ни на чем не экономил.
Надо надеяться, что ему самому тоже повезло там, в Лейпциге.
К привычкам Ойгена Леттке никогда не относилось первым делом после пробуждения тянуться за телефоном, чтобы взглянуть на новостную ленту и узнать, что случилось за ночь. По его мнению, так делали только молодые люди, не желавшие пропустить ни одной новости своего круга друзей.
Так вышло, что он узнал о бомбардировке Веймара лишь за завтраком.
Не из газеты. Она уже лежала на столе, когда он сел, но там приводились только обычные сообщения о военных событиях, мировой политике и подобных вещах. Но затем за соседним столиком расположились трое мужчин в форме люфтваффе, у каждого из них было немало звезд и нашивок на погонах и лацканах, и они заговорили о том, что на Веймар совершен авианалет, довольно неожиданный, да к тому же весьма серьезный.
Это заставило Ойгена Леттке взять наконец в руки свой телефон и разузнать о случившемся. Действительно, новостная лента переполнена: многочисленные серьезные повреждения в центре города; городской концертный зал пострадал прямо во время концерта; много раненых и погибших, в их числе – знаменитый первый гобоист оркестра.
Когда он читал, это было похоже на удар кулаком в живот. Леттке, конечно, сразу же стал звонить матери, не обращая внимания на осуждающие взгляды других гостей – телефонные разговоры в обеденном зале были явно нежелательны, – но безрезультатно. Ее телефон выключен или был недоступен.
Это ничего не значит. Мать редко брала с собой «Фотель», когда уходила из дома. Действительно, можно сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз ему удавалось до нее дозвониться. Вероятно, она просто куда-то ушла, а выключенный телефон остался дома, как обычно.
А может, и нет.
Леттке открыл расписание поездов, прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы собрать вещи и добраться до вокзала, и забронировал место на ближайшем поезде до Веймара. К оставшемуся завтраку не притронулся. Аппетит пропал.
По пути он снова и снова набирал ее номер, но тщетно. С каждым разом все больше начинал нервничать, и никакие призывы успокоиться не помогали, даже когда он говорил себе, что все равно не сможет уже ничего сделать. К тому же ему казалось, поезд едет ужасно медленно, хотя слышалось, как паровоз несется на полной скорости.
В купе он был один. На пустом сиденье лежала газета, такая же, как и за завтраком, в которой не было ни слова о Веймаре. Леттке задумался, сколько времени пройдет, прежде чем перестанут печатать газеты. Когда-нибудь людям надоест, что события в них освещаются с огромной задержкой, придумают другие материалы, в которые можно заворачивать рыбу, и станут узнавать о происшествиях, прибегая к своим телефонам.
Когда они наконец прибыли в Веймар, над городом стояли дым и запах пепла, взрывчатки и каменной пыли. Вокзал остался без повреждений, но на улице повсюду виднелись разрушенные дома и развалины. Грузовики и повозки, запряженные лошадьми, собирались вывозить обломки, между ними стояли пожилые мужчины и женщины с лопатами в руках, а другие прибивали доски к разбитым окнам.
Городской концертный зал производил ужасающее впечатление: крыша обрушилась, вся левая часть обвалилась, а из-под обломков все еще поднимался дым. Пространство перед ним было оцеплено.
Поблизости ни одного такси; вероятно, и проехать-то было нельзя. Так что ему пришлось идти пешком, так быстро, как он только мог.
– Мама? – крикнул он, еще не отперев дверь.
Никто не ответил. Он быстро обошел все комнаты, но ее действительно здесь не было. А на кухонном столе по-прежнему стояла посуда с ужином: значит, сегодня она тут еще не была.
Сел, вытащил телефон и позвонил в больницу. Но никто не взял трубку, только запись на автоответчике: «В настоящее время мы все заняты уходом за пострадавшими во время вчерашнего артобстрела. Для получения дополнительной информации просим вас позвонить по следующему номеру».
Леттке поспешно схватил карандаш и записал номер, который повторили несколько раз, на полях вчерашней газеты, тоже до сих пор не убранной. Повесил трубку и набрал номер. Автоматически открылась текстовая страница, где были перечислены все жертвы бомбардировочного налета с указанием цифры от 1 до 3, описывающей состояние: 3 означало критическое состояние.
Второе же имя показалось ему знакомым:
Гертруда Боденкамп (1)
Мать наборщицы программ? Возможно, но в данный момент не важно. Он листал дальше.
И дальше. Затаив дыхание.
А потом прочитал:
Евсевия Леттке (†)
53
С отцом Хелены ничего не случилось; до Лейпцига бомбардировщики не добрались. Мать, напротив, была в больнице. У нее сломана голень, травмирована спина и множество безобразных кровоподтеков, но ей еще повезло, потому что она была в туалете в подвале городского концертного зала, когда в него попала бомба.