— Нет! Я…
— Шшш… — бормочет он, снова придвигаясь ко мне и прижимая палец к моим губам, в его глазах горит похотливое напряжение. — Просто знай, Райли: лучший секс, который будет в твоей жизни… будет со мной, — говорит он тихим гипнотизирующим голосом, который, кажется, выбивает из моих лёгких весь воздух и весь разум из моей обычно рассудительной головы.
Я отскакиваю от него, крайне нуждаясь в пространстве, свободном от его чувственных слов и бесконечного высокомерия. Он так напорист, так самоуверен, что это почти отталкивающе. Почти. Парень, определённо, хороший игрок. Жаль, я никогда не узнаю, правда это или нет, если только причиной не станет желание проучить его раздутое эго.
— Я выполню это проклятое соглашение, Колтон, — взрываюсь я. — Ради моих мальчиков. Ради других детей, которым нужна будет помощь. — Я направляюсь к столу, чтобы собрать свои вещи. — Не ради тебя. Или твоих глупых махинаций, которые стоят за этим. — Я собираю документы; шуршание бумаги и стук стопки листков по дереву — единственные звуки в этом помещении. Я поднимаю глаза, мой суровый взгляд пригвождает Колтона к месту. — Я не буду спать с тобой, Ас.
— Нет, будешь, — он самодовольно мне ухмыляется.
Несмотря на порочность этого вызова, его слова искрами рассыпаются у меня между ног, и только смех помогает мне справиться с напряжением.
— И мгновения не сомневайся…
— Колтон! — из дверей конференц-зала раздаётся сексуальное мурлыканье, прерывая меня на полуслове. Я резко дёргаю головой, и вижу стройную Бейли, соблазнительно улыбающуюся, с широко распахнутыми глазами, обрамлёнными войлочными ресницами. Моя неуверенность в собственной чувственности всплывает на поверхность, потому что я громко сглатываю, стремясь увидеть реакцию Колтона. И немедленно встречаюсь с ним глазами, потому что в отличие от меня, он не отрывал от меня взгляда. И я не уверена, как это расценивать. Он кривит губы; нерешённые между нами вопросы повисают в тишине зала.
Из-за внезапности происходящего я чувствую себя неуютно и отчаянно мечтаю сбежать из этой комнаты. От этого мужчины. От свидетельства некой общности между Бейли и Колтоном. От ревности, несмотря на то, что не хочу иметь с ним ничего подобного.
Не обращая внимания на напряженность, Бейли скользящей походкой вплывает в комнату, направляясь к Колтону, по пути накручивая на палец прядь безукоризненно прямых, идеально выкрашенных тёмно-рыжих волос.
В глазах Колтона вспыхивает извинение, когда он смотрит в её сторону и тепло приветствует, как истинный джентльмен. Я резко отворачиваюсь, собираясь уйти, и так бьюсь о свое кресло, что оно громко скрежещет ножками по ценному полу из твердых пород дерева.
— Не слышала, что ты уже щёлкнул пальцами, — бормочу я себе под нос, ещё раз пробуя обойти свое кресло. Колтон громко и искренне смеётся над моим комментарием, что, невзирая на моё им недовольство, заставляет меня улыбаться. Уже на выходе из комнаты я слышу, как он зовёт меня. Я продолжаю идти, желая избавить себя от дальнейшего раздевания глазами, которое, я уверена, немедленно начнётся. Из-за того, что я не отзываюсь, он вопит мне в дверной проём:
— Мы в любом случае ещё не закончили, Райли!
По-прежнему не отвечая, я иду мимо своего кабинета прямо к лифту. Оставляя без внимания окрик Стеллы, и извещающий о сообщении мигающий огонёк телефона, и на мою удачу лифт открывается сразу, как только я к нему подхожу. Мне нужен свежий воздух, чтобы прямо сейчас как следует проветрить голову, а офис, который пропитан, в данный момент, присутствием Колтона, совсем мне не помогает.
Я самодостаточная женщина, уверенная в себе, и не боюсь высказывать своё мнение, так почему я чувствую себя одной из тех плаксивых девушек, которых терпеть не могу? Почему Колтон способен превратить меня в сгусток гормонов, в одну минуту вызывая безудержный гнев, а в другую — желание ощутить его губы на своих губах?
Я в расстройстве прислоняюсь к стенке лифта. Он заставляет меня так себя вести. Так злиться. И я никак не могу определить, чего я хочу больше: ударить его или переспать с ним?
6 глава
Меня расслабляет тёплое солнце Калифорнии, и я впитываю его, расположившись на заднем дворе своего дома. Я лежу в шезлонге, подставляя лицо солнцу, стремясь заполучить его последние лучи, прежде чем они угаснут и исчезнут в сумерках. Лёгкий бриз шуршит листьями нескольких пальм, растущих в линию вдоль забора, наполняя меня чувством спокойствия.
События этого дня не прошли для меня даром. Моя встреча с Колтоном и последующие откровения были не менее утомительны, чем сутки с моими воспитанниками. А из-за свалившейся с гриппом Джози мне придётся вернуться в «Дом» менее чем через двадцать четыре часа, замещая её смену. И, несмотря на раннее время, я действительно должна пойти спать, чтобы как следует выспаться, и этим снять напряжение этой долгой недели. Однако я позволила Хэдди уговорить себя на бокал вина и пиццу, которые она для меня подготовила.
Я закрываю глаза, откинув голову, и вздыхаю, позволяя себе поверить, что наш новый объект на самом деле может стать реальностью. Что наш новых подход в приёме, лечении и заботе о детях-сиротах может распространиться и, надеюсь, станет новаторским протоколом для изменения в общей приёмной системе. Станет предпосылкой, чтобы дети процветали в созданной домашней обстановке, даже когда у них нет родителей или родственников. Воплотится идея, что, организовывая небольшие группы из этих плохо приспособленных к жизни детей — когда у них на уровне системы постоянно будут опекуны, правила, обучение, наставничество — мы получим жизнеспособных, более готовых к обществу взрослых. Это будет место, где их не отвергнут, как это происходит с большинством детей такого возраста, и они не должны будут мыкаться из одной приёмной семьи в другую, или чувствовать себя изгоями в школе, потому что стесняются отсутствия у них собственного дома и вынуждены жить в приюте. У них будет дом, которому они будут принадлежать.
С деньгами, которыми нас обеспечит Колтон, эта цель станет реальностью. Случайные дома в разных городах, где дети, привыкшие к тому, что у них ничего нет, впервые в жизни получат что-то новое. Место, где они будут чувствовать себя в безопасности, будут любимы и обретут чувство семьи.
От испытываемой гордости сквозь моё тело проходит волна дрожи, пока я представляю себе все открывающиеся возможности, которые мы можем создать с завершением этого проекта.
А потом рядом с моим волнением по поводу нового объекта появляется тревога, из-за Колтона. Я так устала об этом думать, о нём, и почему я должна держать дистанцию — мысленно составляя список из плюсов и минусов и взвешивая, сравнивая их между собой. До сих пор не могу понять, как оценить его заявление о том, что он не заводит отношений с девушками. Почему я всё ещё продолжаю думать о нём, если между нами ничего нет? Потому что есть. Я не могу отрицать, что он интереснее, чем кажется на первый взгляд. И я, определённо, не могу вести себя так, будто искры, вспыхивающие на моей руке от его прикосновений, воображаемые. Но я не хочу связываться с ним и с его предполагаемыми распущенными действиями, особенно теперь, когда вынуждена с ним работать.
Я вздыхаю, когда слышу звук раздвигаемой двери, и ко мне выходит Хэдди, с бутылкой вина, двумя бокалами и коробкой с пиццей, заставленной тарелками и салфетками поверх нее. Внезапно я понимаю, насколько голодна. Хэдди идёт ко мне, солнце обрамляет светом её высокую фигуру, пронизывая огнём, как ореолом вокруг головы, её светлые волосы. Из коротких шортов цвета хаки тянутся длинные стройные ноги, а полная грудь обтянута оранжевой кофточкой. Хэдди, как обычно, идеально украшена аксессуарами, а ее стиль — безупречен. И, несмотря на ее неустанное совершенство, которое заставляет меня чувствовать себя неадекватной во многих отношениях, я люблю её, как сестру, которой у меня никогда не было.
— Умираю от голода, — объявляю я, садясь в шезлонге и помогая ей разместить всё на столе.
— А я умираю от недополучения информации о том, что с тобой происходит. И от чего ты пребываешь в таком глубоком раздумье, — упрекает она меня, разливая вино по бокалам, пока я распределяю пиццу по тарелкам.
— Всё точно так, как в нашей комнате в общежитии колледжа, — заявляю я, кивая на нашу еду и смеясь, когда вспоминаю двух напуганных новичков, заброшенных судьбой далеко от дома.
Хэдди была моей первой соседкой по комнате. Никогда бы не подумала в ту первую адаптационную неделю в колледже, что кукла Барби, которая оказалась в одном со мной помещении, станет самым близким мне человеком во всём мире. Она плавно передвигалась в нашей комнате в общежитии как модель из рекламной кампании Ральфа Лорена, самодостаточная и уверенная в себе, с достойной представления семьёй позади неё, принимая скудное окружение окрашенных кирпичных стен и небольшое пространство шкафа для одежды. Моя застенчивая сущность наблюдала за ней, съёживаясь при мысли о необходимости, просыпаясь каждое утро, напоминать себе, насколько я ниже этого красивого существа.
Я сидела, теребя кромку своего платья, когда её родители уехали. Она закрыла дверь, повернулась ко мне с широкой улыбкой на губах в форме сердечка и сказала:
— Спасибо, Господи, они, наконец, уехали!
Краем глаза я наблюдала, как она с облегчением осела напротив двери. Потом искоса на меня посмотрела, изучая и оценивая.
— Думаю, пришло время праздновать! — объявила она, торопясь к своим чемоданам.
Через мгновение она выудила на свет бутылку текилы, глубоко зарытую в вещах. Потом двинулась ко мне, шлепаясь рядом со мной на кровать. Отвинтила крышку, и бутылка зависла в воздухе между нами.
— За первый год учёбы! — провозгласила Хэдди. — За дружбу, свободу, смазливых мальчиков и взаимовыручку соседок по комнате!
От глотка крепкой жидкости она вздрогнула, а затем передала бутылку мне. Я нервно посмотрела на неё, потом на бутылку, потом снова на неё, а затем, отчаянно желая понравиться новой соседке, решительно сделала глоток; от жгучего ощущения в горле на глаза выступили слёзы.