Я вспоминал, что именно это произошло со мной сегодня. Мой автомобиль свалился в кювет.
— Но как такое могло случиться?
— Смертельная доза цианидов составляет около 150 миллиграммов для среднего человека, — продолжала, словно не слыша меня, Александра Миронова. — Одна капсула содержала 300 граммов — в два раза больше. По крайней мере, такая доза была во второй капсуле, найденной в надкушенном бутерброде, — триста миллиграммов цианистого калия. Если бы Цулая съел и ее, он бы умер во второй раз.
Все плыло у меня перед глазами.
— Его не могли найти так долго, потому что автомобиль угнали. Компания подростков, ехавших вслед за Рувимовичем на мотоциклах, решила, что у водителя сердечный приступ. Дети заботливо уложили мертвого водителя под деревом, а сами поехали кататься.
Все было ясно. Вот, оказывается, куда подевался Рувимович. А мы-то думали, он смотался с месячной выручкой! Интересно, кому пришла в голову его укокошить?
— Ладно, — вздохнула Миронова. — Мне надо было сказать вам это. Вам это необходимо знать. Теперь снова о микрофоне. Если мы расположимся к идиоту Звягинцеву спиной, он ничего не услышит.
— Ага, понятно, — сказал я, снова подставляя ей локоть. — Идем дальше?
Она кивнула, и мы пошли.
— Майор будет недоволен, — сказал я.
— Он? Ничего, потерпит, — и вдруг она чуть повернулась, произнесла во весь голос: — Гусак напыщенный! Самовлюбленный глупец!
И снова только мне:
— Они хотят пригласить вас на работу, поручили мне поговорить с вами на эту тему.
— Меня? На работу в МУБОП? — Я ушам не верил.
— Понимаете, при обыске вашего рабочего места майор нашел черновики повести, которые дал прочитать мне… — Она улыбнулась и глянула на меня из-под очков. — Кстати, неплохо написано молодой человек… Поэтому мне поручили поговорить с вами.
— Да что они хотят от меня?
— Чтобы вы работали на них!
— Но я не могу! — Я прижал руки к груди.
— Вы уверены?
Я кивнул. Я не мог. Я никогда в жизни не буду работать на МУР, ФСБ, МУБОП и тому подобные организации — отец приучил меня к этой мысли. Мой отец всю жизнь верил в идеалы демократов-шестидесятников: Аксенова, Окуджавы, Сахарова… А я верил отцу.
Я сбивчиво объяснил все это Александре Мироновой. Сбивчиво, потому что находился под впечатлением рассказа о смерти Рувимовича. «Интересно, в какие идеалы верил он?» — думал я.
Собеседница слушала внимательно, и у меня сложилось впечатление, что она меня поняла. По крайней мере, она ни разу не перебила меня, и ни разу улыбка не тронула ее губы.
— Ну что же, — сказала она в конце концов. — Вас не прошибить. У вас уже сложились жизненные устои.
— Именно! — кивнул я.
— Вот этого товарищ майор не понимает, — задумчиво добавила Александра Миронова. — Ладно, давайте вернемся. Я попробую объяснить ему.
Мы остановились у «порше». Майор Звягинцев вышел из машины. Как мне казалось, он смотрел на Александру Миронову с большим волнением.
Женщина пожала плечами.
— Ничего не получится, Артем Петрович. Оставьте этого молодого человека в покое. Это мой вам совет.
Я не видел в темноте лица Звягинцева, но мне показалось, что майор скрипнул зубами.
Глава 11Разборка с Фенчиком
Итак, отодвинув в сторону другие заботы, я приступил к лечению Нади.
Сами понимаете, я мог начать это лишь после того, как у меня появились деньги. Вернее, после того, как я принял решение их тратить — деньги, оставленные Дедом. Ох, какое ответственное решение! Думал ли я о том, чем все закончится? Нет, не думал.
Я помню, как вынул из кейса (который, кстати, привез с собой в ту ночь, когда меня встретила Звягинцев) первую пачку зеленых купюр. Всего пачек оказалось семьдесят две штуки, то есть Дед оставил мне семьсот двадцать тысяч долларов — по десять тысяч в пачке. Я разорвал обертку совершенно обыденно, взял в руки первую купюру — 100 долларов — и небрежно спрятал ее в карман. Помню, как подумал: «Сто долларов — ну и сто долларов. Чего слюни-то пускать?»
Еще какая-то мысль из разряда глобальных сидела в моей голове: «Если отнять немного от кучи, куча ведь меньше не станет!»
И все. Гораздо больше я думал о том, как в наше время лечат людей, страдающих какой-либо] формой наркотической зависимости?
Сперва я взялся за медицинские фирмы, рекламными объявлениями которых пестрели газеты типа «Из рук в руки». Довелось познакомиться (все больше по телефону) с разными людьми, узнать, что существуют десятки лекарств и способов лечения, но… ни один из них не пришелся мне по душе. Все они были дешевы и походили на халтуру. Гнаться за дешевизной я не хотел.
Тогда я избрал другую тактику: надо искать объявления не в бульварных газетенках серии «купи-продай», а в шикарных глянцевых журналах. Не может быть, чтобы подобные проблемы не волновали «новых русских»!
Вторая попытка принесла результат. Кто бы мог подумать, что я устрою Надю не к кому-нибудь, а к самому доктору Зуйкову! Этот знаменитый врач в начале перестройки дал несколько сеансов телевизионной психотерапии (передачи транслировались на всю страну и имели огромный успех), затем долгое время о нем не было ни слуху ни духу. И вот теперь оказалось, что господин Зуйков жив, здоров, практикует, пишет книги, более того, имеет частную клинику в Цюрихе, — одним словом, красота. Однако, как выяснилось, он не только сидит в Швейцарии, но и бывает в Москве, где набирает себе основной штат, если можно так выразиться, пациентов.
Во время одного из приездов в Москву мне удалось встретиться с самим доктором.
Наша встреча состоялась в его офисе, в Марьиной Роще. Я потряс перед доктором туго набитым кошельком и произвел впечатление. Или впечатление произвела фотография Нади, которую я взял с собой. Зуйков в моем присутствии назначил Наде трехмесячный курс лечения, причем записал девушку в клинику без всякой очереди.
— Оплата у нас, как и везде, предварительная, — пояснил Зуйков, — зато после завершения курса я гарантирую полное освобождение от наркотической зависимости, молодой человек. А мое слово, запомните, что-то значит!
…Через три месяца, в августе, у нас состоялась вторая встреча с доктором Зуйковым. Я был один, без Нади.
— Поздравляю вас, — сказал сияющий Зуйков. Он вышел из-за стола, чтобы пожать мне руку.
Я без особого энтузиазма принял это излияние чувств — каждое рукопожатие доктора было щедро оплачено.
— Такими пациентами, как ваша Надежда, можно гордиться, — продолжал Зуйков. — Теперь она здорова. Если дело обойдется без принудительного рецидива, то…
— Что такое «принудительный рецидив»? — перебил я.
— Это если больная употребляет наркотик не по своему желанию, а в силу внешних обстоятельств, — сухо пояснил доктор. — Но гарантировать отсутствие внешних раздражителей — это уже не моя, а ваша задача, молодой человек!
На том мы и распрощались. Я надолго запомнил фразу «гарантировать отсутствие внешних раздражителей». Эта фраза вселяла в меня тревогу.
По совету доктора Зуйкова я приобрел несколько упаковок патентованного китайского средства против остаточных явлений наркотического синдрома. Ничего не могу сказать об этих порошках, кроме того, что они стоили мне астрономическую сумму денег. Что делать! Я знал, на что шел.
И, разумеется, все это время я не забывал Фенчика. Я «кормил» его ежедневно ста пятьюдесятью долларами; вернее, сначала было сто пятьдесят, затем двести, еще позже — двести пятьдесят.
— Не я виноват, инфляция, — ухмылялся Фенчик, принимая от меня очередную подачку.
Наши встречи происходили возле Здания. Обычно Фенчик звонил мне снизу, и я спускался к нему.
В холле первого этажа по инициативе Коли появилась вахта — прозрачная кабина из пуленепробиваемого стекла и турникет рядом с ней. Холл на две части разделила высокая, под потолок, перегородка, тоже из пуленепробиваемого стекла. В кабине сидел вахтер в бронежилете и с пистолетом на боку. Этот вахтер проверял пропуска у каждого. Пропуска напечатали для всех, даже для официантов ресторана на третьем этаже.
Так вот, мне приходилось выходить за турникет, ведь у Фенчика не было пропуска.
В один из таких дней, после встречи с Фенчиком я обнаружил интересную штуку, если такую штуку можно назвать интересной.
Во-первых, уже сам Фенчик выглядел в тот день необычно. Я давно привык к его развязности, но тогда мне показалось, что он сам нанюхался своего зелья. Когда он уехал, я отправился на стоянку автомобилей, чтобы посмотреть, как там моя машина.
Дело в том, что я оставил машину не там, где всегда. Мое обычное место сегодня занимали люди в оранжевых жилетах, рядом с ними стоял компрессор, у одного из рабочих в руках был отбойный молоток. Эти люди сняли крышку с канализационного люка, который, оказывается, был все время в асфальте (ха, а я и не замечал!), залезли внутрь и стали что-то там делать.
По этой причине я оставил машину на отшибе, собственно, уже не на стоянке, а рядом, поставив ее багажником к какому-то столбу. Так вот, подойдя к «опелю», первым делом я увидел, что вокруг столба была обвязана тоненькая капроновая ниточка, которая уходит под бампер моей машины.
Я похолодел. Конечно, я тут же упал на колени и стал смотреть, что это такое. И такое высмотрел…
Когда я вновь поднялся, руки у меня дрожали. В ладонях я держал мягкий брикет желтоватой массы, похожей на застывший пластилин в промасленной бумаге. Этот брикет был как-то хитро прилеплен к задней оси автомобиля; из брикета торчал тонкий металлический цилиндр с кольцом на конце. Капроновая нить была привязана к этому кольцу.
Это была мина.
Я держал в руках мину, сделанную из взрывчатки «пластит-4», снабженную запалом обычной ручной гранаты (о том, как делается такая мина, я вычитал позднее в одном справочнике). Видимо, мину делали второпях, оттого она получилась такой примитивной.
Но в этой примитивности оказался свой плюс. Я моментально понял, как она устроена, и — что самое удивительное! — смог ее обезвредить! Как говориться, Бог дураков любит.