Гошик с трудом поднялся на ноги и сказал, морщась от боли:
— Что-то не по себе мне сегодня. Пошли отсюда…
— Пойдем! — ответил я.
Мы поднырнули под канаты. Я вспомнил, что даже не дотронулся до них.
Гошик что-то еще рассказывал о буднях своей турфирмы, где он одновременно и директор, и главный бухгалтер, и еще неведомо кто, но я уже не слушал. Я вдруг обратил внимание на парня, который вошел в зал, когда мы с Гошиком выходили. Это был один из десяти омоновцев, которые приезжали арестовывать Деда.
Вот это да! Совершенно обалдев, я пялился на него, как ребенок на короля, пока Гошик не потянул меня за рукав мастерки.
— Пойдем! — сказал он.
— Да, да, — рассеянно ответил я.
Мубоповец, лениво поигрывая бицепсами, подлез под канаты. Он о чем-то говорил с курчавым тяжеловесом, вошедшим вслед за ним, одним из хозяев клуба, которого звали Илья.
— Пошли! — снова потянул меня за рукав Гошик.
Я пошел за моим другом, чувствуя, что настроение у меня испорчено окончательно. И в самом деле. Деда повязали. Вокруг меня вьются мубоповцы, а на даче зарыт чемодан, полный денег. Мало того, на улице противная-препротивная погода, настоящая мерзость, а не погода, и еще на сердце тяжело, будто я убил человека.
Я вдруг подумал, почему бы не поговорить с Гошиком на эту тему? И в самом деле почему?
Мы с Гошиком Хохмачевым давно знаем друг друга. Два года. Быть может, кому-то два года покажутся недолгим сроком, но для меня этот срок достаточен. К тому же Гошик не раз мне рассказывал о своих семейных трудностях. А доверие рождает доверие.
Мы вышли с Гошиком на улицу, под противный осенний моросящий дождь, и тут я рассказал о своем паршивом настроении. Вот так взял и рассказал все как есть. Впрочем, об одном все-таки умолчал — о деньгах. И что бы вы думали? Гошик меня понял — или, по крайней мере, мне показалось, что он меня понял. Вот что он сказал:
— Терпеть не могу, когда на работе неприятности. В семье паршиво, и еще на работе… Да. Знаю. Почва уходит из-под ног. Чувствуешь себя дерьмово.
Я смотрел на Гошика, стоявшего под осенним дождем, я смотрел на моего друга, глубоко засунувшего руки в карманы, и думал: вот он на словах все понимает, а в семейной жизни ничего добиться не может. Кому нужна его крутость, которой он так упорно добивается в клубе, если его жена плюет на него с высокой колокольни?
Наши машины уныло мокли рядом на стоянке. Мы подошли к ним. Гошик открыл дверцу, сел внутрь и поманил меня пальцем.
— Если хочешь, чтобы тебе было легче, — сказал он, — держи на первое время.
Он протянул мне что-то в кожаном чехле.
— С этим, поверь мне, Паша, веселее… По крайней мере, так мне кажется.
— Спасибо, — сказал я.
Опустив взгляд, я понял, что держу в руках пистолетную кобуру — настоящую, кожаную. Я осторожно открыл ее. В свете фонаря блеснул вороненой сталью револьвер.
— Ты что? — воскликнул я. — Откуда?
— Купил, — снова рассмеялся Гошик. — Да что ты, расслабься. Он газовый.
— Газовый? — Я был недоверчив.
— Для самообороны, — сказал Гошик.
Он сидел, наполовину высунувшись из машины, и покачивал ногой, как бы показывая, что в конце двадцатого века газовые револьверы — вещь обычная, они есть в хозяйстве у каждого.
Я взял револьвер и попробовал прицелиться. Давненько я не брал в руки оружие.
— А как проверить, газовый или настоящий? — вдруг выпалил Гошик.
— Надо посмотреть внутрь ствола, — автоматически ответил я. — В газовом оружии есть перемычка, о которую разбивается капсула с газом. И еще в стволе отсутствует нарезка.
Я и сам заглянул в ствол револьвера. Перемычка была. Нарезки не было. И еще ствол оказался тонким, чтобы револьвер нельзя было приспособить для пулевой стрельбы.
— Шесть зарядов, — задумчиво произнес я. — А курок отводится перед выстрелом вручную…
— Откуда ты все знаешь? — поразился Гошик. — Ты рассуждаешь, как заправский стрелок.
— Как заправский ковбой, — поправил я. — В Техасе в начале века были такие штучки. — Я картинно подбросил револьвер в воздух. И тут же моя левая рука уверенно перехватила рукоятку, а правая легла на курок, причем мягко — это мне особенно трудно удавалось. Гошик изумленно распахнул глаза, а я снова подбросил револьвер в воздух и снова поймал. Теперь правой рукой за рукоять, а левой накрыл курок.
— Вот так приблизительно это делается, — сказал я, опуская оружие. — В десятом классе у нас были занятия пулевой стрельбой, тренер выдавал нам по две пули, и от безделья мы часами упражнялись в жонглировании оружием. — Я засунул револьвер в кобуру. — Серега Филин, например, мой одноклассник, жонглировал сразу двумя пистолетами. Потом он уронил один и сбил мушку… Потом его выгнали из секции…
— А что дальше? — спросил Гошик.
— Ничего! Еще раз спасибо! — сказал я.
На улицу я выезжал вслед за Гошиком и потому на прощание помигал ему фарами. Гошик в ответ посигналил.
Через несколько кварталов я заметил за собой хвост. Понимаете, все сперва было как обычно: Москва, вечерние улицы, фонари и так далее. И вдруг появляется серая «ауди», которая следует за вами по пятам, не приближается и не отстает, и из этого всего следует один вывод: ну да, хвост. Обычный хвост — как в кино. Или как в жизни — тут уж я затрудняюсь сказать. Под лобовым стеклом «ауди» болтается какая-то мартышка, ее я заметил, когда пару раз она приближалась ко мне неосторожно и яркий свет фонаря падал на лобовое стекло. Правую фару украшала длинная трещина… Все эти детали были заметны, и только одного я не мог понять, почему я не видел номера? Потом вдруг рассмотрел, что номера нет, вот так — просто нет номера и все. Снят номер.
Водителя я в темноте тоже не очень-то различал. Разве что увидел длинные волнистые волосы до плеч и еще вроде как пару раз блеснули очки.
На Таганской площади серая «ауди» пропала, но на Волгоградском проспекте появилась снова. И тут я по-настоящему всполошился: когда приближаешься к дому, тут уж не до смеха… Надо что-то делать! И поэтому я миновал въезд во двор и помчался дальше.
Несколько раз я бросал взгляды на револьвер, который после нашего с Гошиком разговора положил на переднее сиденье, и отводил взгляд. Не-ет, господа хорошие, револьвер в трудном деле отрыва от погони не поможет. У нас все-таки не кино, а реальная жизнь.
Я доехал до Ферганской — это была окраина города, и повернул назад. «Ауди» повторила мой маневр. Так еще раз мы проехались по всему Волгоградскому проспекту из конца в конец, а потом на перекрестке я пролетел на красный свет и… расплылся в улыбке, услышав за собой визг тормозов. Преследователь не рискнул проскакивать за мной — на улице, которую мы пересекали (это было Садовое кольцо), уже началось движение.
Вот и все. Погоня закончилась неожиданно просто, стоило мне разок нарушить правила дорожного движения!
Дома меня встретила взволнованная мама.
— Понимаешь, — сказала она, — несколько раз кто-то звонил… Я брала трубку, но мне никто не отвечал!
— «Не отвечал»? — переспросил я с улыбкой. — Может быть, «не отвечала»?
Мама неуверенно улыбнулась. А я прошел на кухню и долго прихлебывал там горячий чай. В принципе, я не волновался. Я ожидал телефонного звонка, но аппарат больше не звонил.
Мама, конечно, думала, что мне звонила какая-то девушка. Я и сам уверил ее в таком мнении, но я-то знал, что никаких девушек у меня не было. Я почему-то думал, что мне звонил Дед. Да, конечно, Дед! Он звонил оттуда… оттуда, где он сейчас находится. Люди со связями и с деньгами отовсюду могут позвонить, особенно сейчас, когда на дворе конец двадцатого века, и потому что мобильные телефоны в наше время есть у каждого, и потому что… потому что мне очень хотелось, чтобы это был Дед.
Если бы это был Дед, я бы ему сказал, что он отдал деньги в правильные руки. И еще, что я научился отрываться от погони.
Глава 5Новое место работы
А утром за мной снова была слежка. Честное слово, это уже было не смешно! На Волгоградском проспекте, в том месте, где запрещена стоянка, стоял черный «мерседес». И он тронулся за мной, как только я повернул на проспекте направо. Водитель даже не думал таиться, а я проклинал себя за то, что как следует не всмотрелся в очертания его фигуры, когда выезжал со двора. А когда выехал, оборачиваться назад было вроде как поздно, да и неловко… И я только время от времени посматривал в зеркало заднего вида да еще улыбался растерянно.
Но улыбка улыбкой, а отрываться надо было. После вчерашнего я почувствовал в себе силы.
И вдруг я спросил себя: почему меня преследует другая машина? Какие тому причины? Разве что меня пасет могущественная организация с мощным парком легковых автомобилей?
Этот «мерседес» держался на почтительном расстоянии. Я попробовал затормозить, но преследователь тормозил раньше меня. Я даже остановился у тротуара, но «мерседес» свернул в какой-то переулок. А через пару кварталов я снова увидел его за собой.
Я попробовал повторить вчерашний финт с нарушением на перекрестке, но ничего не вышло. По утрам улицы Москвы забиты под завязку, движение идет почти сплошным потоком, не очень-то состроишь из себя ковбоя. Я поступил иначе. На Лубянской площади вынесся на круг и, показав правую мигалку, поехал налево. Мой преследователь в точности повторил мой маневр!
Что же, после ночи водитель стал гораздо отчаяннее?
Как это часто бывает, избавление пришло очень скоро. И пришло оно с неожиданной стороны. В сплошном потоке машин я скоро перестал замечать черный «Мерседес», вот и все…
Правда, на Ленинградском проспекте «мерседес» возник снова, но на подъездах к Зданию пропал. Я подумал, что неизвестный водитель свернул на кольцевую, и успокоился.
Николаю Ядронцеву, заместителю Деда, или просто Коле, как все мы его называли, было всего двадцать пять. Дед взял его на работу потому, что папа Коли работал кем-то там в мэрии и в свое время помог Деду с получением земли под застройку. Наверное, Колин же папа настоял на том, чтобы Коля стал не просто рядовым клерком нашего концерна, а первым заместителем. Оформленным приказом Деда. В свое время это наделало много шуму, потом шум улегся, а Коля и дальше получил возможность присутствовать вместо Деда на разных светских раутах — там, где требовалось не говорить, а всего лишь стоять с умным видом. Такой вид у Коли получался неплохо. Большего от Коли не требовалось.