И еще, что мне было известно о Ядронцеве — это то, что он уже шесть лет как был женат. У него прекрасный пятилетний сын, Александр или Алексей. Отец построил свои отношения с ребенком так же, как и с подчиненными на работе. Если и разговаривал с ним, то только командным голосом. Стоило сыну чуть в чем-то заартачиться, как тут же следовал удар кулаком в голову, безразлично куда: в глаз, нос, губы. Посмотрели бы вы на пятилетнего ребенка, когда он с разбитым носом или губами с плачем несся к маме или любому взрослому, ища защиту. Постепенно малыш в ответ на оскорбления или зуботычины стал дерзить отцу: «плохой папа», «я не люблю тебя». Эти слова особенно задевали двадцатипятилетнего зазнайку Николая, и он еще больше старался с помощью кулаков сломить волю малыша.
Это, конечно, не могло не сказаться на отношениях между супругами. Жена уже несколько раз пыталась уйти от Ядронцева, но вмешивались его родители, которые считали, что развод, особенно по такой причине, может отрицательно сказаться на карьере их сына. Но Коля Ядронцев на все это плевал. Он любил только себя и мечтал о карьерном росте — больше ни о чем. Холил и берег свое драгоценное здоровье и не желал даже пальцем пошевелить, чтобы хоть что-то, хоть малейшее, сделать для дома, для семьи. Да и на работе он, кроме разве как с начальством, ни с кем не здоровался, и, если и общался, то только чтобы отдать высокомерным тоном приказ.
Правда, многие, в том числе и я, хорошо знали, что Ядронцев под прикрытием огромной занятости по важнейшим делам, налево и направо изменял жене. Лично я знал трех его подружек, две из которых профессиональные проститутки, у которых по очереди он пропадал в выходные дни и вечерами после работы.
И вот этот двадцатипятилетний половой разбойник и выскочка дожидался меня. Когда я появился на двадцать втором этаже, Коля был вне себя от ярости. Он метался по коридору, сжимал кулаки и вообще всячески показывал, как он недоволен. Ошибкой было попадаться ему на глаза, когда он в таком состоянии, но я совершил эту ошибку. На свою беду я спросил, как дела.
— Отлично дела, — с иронией ответил мне Коля. — Просто превосходно дела! А ты еще спрашиваешь! — С этими словами он круто развернулся, и кивнул мне: — А ну-ка!
Коля зашагал по коридору. Я поплелся за ним. В Круглом кабинете, куда мы пришли, в последнее время произошли некоторые изменения. Коля передвинул рабочий стол Деда поближе к двери, знаменитый сейф отодвинул в угол, убрал со стола аквариум, а прежде незаметную дверь украсил большим плакатом-календарем с изображением полуголой Синди Кроуфорд. Красавица Синди весело подмигивала, одной рукой оттягивая край своих фиолетовых трусиков и грозя нам пальчиком другой руки.
— Садись! — махнул мне Коля и бросил папку на стол. Он занял кресло Деда.
Я, косясь на Синди, опустился на стул для гостей. Коля надел туфли, в которых обычно ходил на работе, достал сигарету и принялся прикуривать.
— Вот что я скажу тебе, Паша, — произнес Коля сквозь дым.
Я решил никому больше не делать замечания насчет курения и потому промолчал. А Коля… Он вдруг заговорил о моих недостатках. И что бы вы думали? Их у меня набралось великое множество.
— А самое главное, что ты не умеешь работать, — подвел итог Коля. — Ты наносишь вред родному концерну, и я не понимаю…
Наверное, он объяснил бы, чего не понимает, но в этот момент дверь отворилась, и в кабинете появился Славик. По привычке он явился без доклада. Славик весело насвистывал и подбрасывал в руке ключи от машины.
— Привет, орлы! — воскликнул Славик. — По какой причине хмуримся?
Мы не ответили.
— Садись, Вячеслав, послушай… — сказал Коля.
Славик занял один из стульев.
— Я только что вернулся с заседания правительства, — произнес молодой человек с натугой.
Тут уж не только Славик, но и я присвистнул.
— Прекрасно! — сказал я, постепенно понимая в чем дело. — Так вот, оказывается, для чего я готовил тот документ!
— Какой? — спросил Коля.
— Тот, о котором ты попросил меня вчера!
— Стойте, ребята, я не понимаю, — сказал Славик.
— А тебе и не надо ничего понимать! — Коля яростно махнул рукой. — Зачем тебе понимать? Хотя… ладно, слушай, — Коля посмотрел на Славика, переплел пальцы рук и заговорил спокойней: — Вот я ему вчера говорил подготовить речь, — он показал на меня руками, — продолжительность — пять минут, материал — обзор деятельности концерна за последние три месяца. И он подготовил! Так подготовил, братцы мои, что меня попросили удалиться с заседания правительства! По причине моей некомпетентности!
Все было так, как я и думал. Дело в том, что у Деда был застарелый конфликт с министром топлива и энергетики. Этот министр, его фамилия Чер-иозуб, Василий Борисович Чернозуб, давно мечтал наложить лапу на наш концерн. Или, по крайней мере, «скоординировать наши действия с потребностями государства» — так это называлось. Дед объяснял мне, показывая какие-то бумаги, подписанные Чернозубом, что государство рано или поздно проявит желание прибрать к рукам всех частников — будь они начинающие мелкие или же крупные до безобразия. Иначе государство (и в особенности наше, российское государство) не было бы государством.
— Турнули, значит? — ласково поинтересовался я у Коли.
— Нас лишают таможенных льгот! — чуть ни не со слезами выкрикнул он.
Ого! Это уже было серьезно. Но опять-таки, об этом предупреждал Дед. «Стоит только попасться им на глаза, — говорил он, — как можно вызвать в свой адрес репрессии. Они обязательно нас съедят, как едят всех, кто им не подчиняется! Ты не представляешь, Паша, какие это крокодилы. Поэтому я не хожу на их заседания».
Коля смотрел на меня, как солдат на вошь. Потом стал раздувать ноздри.
— Ну что ты смотришь? — сказал я. — Таможенные льготы давали нам львиную долю прибыли.
Без них мы банкроты. Как ты намерен жить дальше?
Коля не ответил.
Видимо, Коля не знал, что Дед несколько раз говорил мне — уже перед самым покушением, — что сознательно избегает контактов с представителями лично Чернозуба. Есть, мол, совершенно особенные причины. Я спросил какие? И Дед как-то странно посмотрел на меня, а потом перевел разговор на другую тему.
Коля вдруг расслабился и сказал:
— Все это ерунда. Есть выход. В конце концов, проживем и без таможенных льгот. Я начну прореживать персональный состав. Что если мы начнем с тебя?
Я изумился. Такое решение мне не приходило в голову.
— Но почему? — воскликнул я. — Я написал обычную обзорную речь, не в ней дело!
— Такой специалист, как ты, нам не нужен, — твердо сказал Коля. — Ты строгал разные бумажки для Деда, но я и сам справлюсь. В школе у меня по сочинениям всегда была пятерка.
— А деликатность? — сказал я. — Тебе всегда недоставало деликатности и компетентности!
Я намеренно замолк, чтобы Коля и Славик лучше уяснили, что будет дальше.
— И сегодня, — воскликнул я, — тебе захотелось покрасоваться среди взрослых дядей! Ты сделал то, против чего выступал Дед! Ты полез на рожон и облажался!
Коля встал и сжал кулаки.
— Попрошу без личных оскорблений, — тихо произнес он.
— Ах, так, — сказал я и тоже встал. — Хорошо. Мне здесь больше нечего делать.
С этими словами я направился к двери. Никто не встал, чтобы задержать меня.
В приемной сидела одинокая Зиночка. Она, против обыкновения, ничего не печатала. Положив остренький подбородок на сплетенные пальцы, девушка любовалась своим отражением в погасшем экране монитора.
Что и говорить, после ареста Деда у Зиночки совсем не было работы.
И в самом деле, после ареста начальника концерн «Михаил Деденко» стал быстро сдавать позиции. Конечно, Коля и те, кто остался вместе с ним, постарались сделать все возможное, чтобы удержаться на плаву, но, скажите, кто из нормальных людей захочет иметь дело с предприятием, глава которого находится в тюрьме? Большинство партнеров концерна исчезли тихо и незаметно, некоторые, напротив, порвали отношения демонстративно, вплоть до выступлений в печати, но как бы ни было, к Новому году поток желающих заключить новые контракты с концерном «Деденко» полностью иссяк.
Впрочем, насколько до меня доходили слухи, на пути Николая встречались и победы. Так, ему удалось переоформить на новую фирму права на владение Зданием. Подписи ставили задним числом, Дед расписался, сидя в СИЗО (об этом рассказал Славик: к Деду специально для этой цели посылали адвоката). На бумаге получалось, что в момент задержания Здание уже принадлежало некоей подставной, побочной фирме «Автомоб», которая занималась продажей новых и подержанных легковых автомобилей в Москве и области.
Этот нехитрый маневр позволил Коле сохранить большинство арендаторов Здания.
Меня все это уже не касалось. С Нового года я сидел на своем новом рабочем месте, на восемнадцатом этаже Здания, среди сотрудников фирмы с хитрым называнием «Чехавэти».
В принципе, фирма как фирма. Народ, работавший в ней, был мне знаком. С этими парнями мы встречались в лифтах, бильярдной, в буфете на третьем этаже, а поскольку я всегда причислял себя к людям коммуникабельным, мы давно были на «ты».
Для меня был и еще некий смысл в получении работы вот так, по соседству. Я оставлял себе некоторую надежду вернуться к Деду, разумеется, в случае наступления лучших времен.
«Чехавэти» была обычная торговая фирма, она продавала технический полиэтилен в Чехию, Австрию и дальше в страны Западной Европы. Президент, седой старичок-грузин со странным сочетанием имени, отчества и фамилии Савелий Рувимович Цулая принял меня с распростертыми объятиями. Дело в том, что у Савелия Рувимовича (или просто Рувимовича, как мы его все называли) были определенные трудности с русским языком, которые быстро стали разрешаться с моим появлением.
Однажды я допоздна засиделся за компьютером, безуспешно пытаясь состыковать дебет с кредитом. Был конец декады, плюс мы подбивали итоги по старым сделкам и заключали новые, и еще мне требовалось вычислить курс российского рубля по отношению к чешской кроне — курс, который с некоторой долей вероятности должен был установиться на будущей неделе на торгах на валютной бирже в Брно. Я пытался, опираясь на газетные вырезки, уловить тенденцию изменения этого самого курса, но у меня ничего не получалось.