Там ли родное внятней мечте открывается зоркой
В светлой мелодии звезд, в важной гармонии вод?
31. Toscana
Полно, мой добрый хозяин! к чему в свой кубок глубокий
Льешь упоительных чар южного нектара мне?
Верь мне, и самая Геба меня б опьянила не слаще,
Чем этот воздух и зной, эта прозрачная даль,
И на пороге твоем, меж роз и зелени, взоры,
Полные солнца и мглы, дочери смуглой твоей.
32. Два века
Юноша, гнев свой смири! Оставь назиданья, о старец!
Право, безумен, смешон ваш раздражительный спор.
Сердца жар не тебе залить, беспощадная мудрость,
Опыт медлительных лет, пепел потухших огней.
Страстное чувство, не ты признаешь венец упоений
В нежности тающих сил, в строгом сознаньи конца.
33. Статуя Минервы
Вот изваянье любимицы мудрого Зевса.
Смотришь, как строгий резец в благородном усильи,
Творческим духом провидя высокую тайну,
Мрамору твердому предал божественный образ.
Смотришь – и молишься чистому счастию знанья,
Мысли кипящей и мудрости тихим вершинам.
34. В дальнюю чащу лесов
В дальнюю чащу лесов укройся, дрожащая нимфа.
Слышишь, как рог заревел, как заливаются псы.
Дерзкий пришелец в твое вторгается влажное царство…
Где же твои соловьи? Где же молчанье твое?
Треск и проклятья кругом, – и дикая жизнь торжествует
Здесь, на могиле твоих тайных мечтаний и снов.
35. Сион
Мшистые камни… стена… то шепот, то стоны молитвы…
Вы ли, гонимые, здесь бледной стеснились толпой?
Мрачною верой горят, как факелы темные, взоры;
Буря рыданий и слез к темному небу растет…
«Боже! Мы – прах пред Твоей венчающей верных десницей.
Боже! Открой нам, открой недостижимый Сион!»
36. Старый колокол
Грустно ты, колокол старый, на ветхой поник колокольне.
Вижу: уж больше тебе дальний простор не будить
Светлым, как день, торжеством улетающих в небо хвалений,
Строго протяжной волной долгих надгробных молитв.
Позднего ль ветра крыло тебя торопливое тронет —
Глухо последним «прости» скажется гулкая медь.
37. Надпись на «Декамероне»
Тот был душою герой, кто в бледном преддверии гроба,
В темных угрозах чумы жизни разгадку обрел:
Смерти – молчанье могил и мрамор холодных надгробий,
Жизни – веселье и блеск, жизни – любовь и цветы.
Бодро испей до конца всю чашу манящих восторгов —
Черная смерть у дверей в строгих одеждах стоит.
38. «Месяц серебряный в темные наши аллеи…»
Месяц серебряный в темные наши аллеи,
В самую чащу ветвей проникает… О, выйдем,
Выйдем на эту лужайку на это сиянье!
Спите волненья мятежные! Ласковой ночи
Чистое в дар принесем и незлобивое сердце,
Нежность смирения, нежность и слез, и молитвы.
39. Собаки
Что за тревожную ночь послали сегодня мне боги!
Строго-прекрасная к нам в светлом молчаньи сошла.
Небо казалось очам фантастично-глубокой поэмой,
Полной мерцающих тайн, полной звездящихся слез.
И к озаренной воде сбегались туманные тени,
Точно сбирались отплыть и поджидали гребца.
Нервы натянуты были, как струны, готовые к пенью…
Вдруг исполнительный пес поднял отчаянный лай.
Чу! полководца признала и славит лохматая стая;
Резко дисканты визжат, глухо рокочут басы.
Мудрый политик мирит, а молодость требует боя,
И разглашает набат внутренней смуты пожар.
40. В. В. Розанову
Жадно крикливая праздность о новом и судит, и рядит;
Ты же, без жалоб неся старый терновый венец,
В образах странных уму, но чуткой приемлемых верой,
В образах темных пока, правды лелеешь зерно, —
Чтоб через много веков, поколений чрез много, быть может,
С них, с побежденной толпы, полною мерой собрать.
41. На юбилей Пушкина (26 мая 1899 г.)
С тихой и светлою думой твои пробегаю страницы:
Это – безбрежная даль, – родины милой поля,
Это – горячая кровь безбрежно широкого сердца,
Это – свежо и легко мир облетевшая мысль.
Только великой стране дается великий художник,
Лишь океан красоты перлом бесценным дарит.
СтихотворенияСборник составил П. П. Перцов
«От красоты и в дни глухие…»
От красоты и в дни глухие
Я всё отречься не могу:
Оставь цветы полусухие
На этом голом берегу.
Сквозь глыбы грубого гранита
Ловя луч солнца золотой,
Пусть мне дохнут они забытой
Навек отпетою весной…
Владивостокские ямбы
В вагоне
Сменяются и долы, и леса,
Под ровный гул бегущего вагона.
Звенят ручьи из сумрачного лона
Глубоких скал, как горная роса.
И в новых красках светлый небосвод
Обетами пленительными манит,
И все поет, томится и зовет
На новый путь, ему же и конца нет.
I. «По сопкам ползают туманы…»
По сопкам ползают туманы,
Но так горяч встающий день,
Такие яркие поляны,
Такая сладостная тень.
И сердце рвется наслаждаться,
Не тратя радостных минут,
Покуда жить и любоваться
Приветы светлые зовут.
Мечта, как бабочка, как птица,
С цветка садится на цветок,
И детских сказок вереница
Теснится в радужный кружок.
II. «Не говори: уж все воспето…»
Не говори: уж всё воспето.
Смотри, как тих морской залив;
Смотри, в какую бездну света
Вон тот свергается обрыв.
И так легко, неуловимо
Созвучье неба и земли,
Что разве б арфой серафима
Мы повторить его могли.
III. «Под этим ясным небосклоном…»
Под этим ясным небосклоном,
На этих светлых берегах
Довольно сердцем озаренным
На миг замедлиться в мечтах,
Чтоб и в скитаньи и в печали,
И в час смятения и бурь
Сквозь сон припомнить эти дали
И эту чистую лазурь.
IV. «Люблю я молодость и нежность…»
Люблю я молодость и нежность,
И очи, жгущие огнем,
И голубой мечты безбрежность,
На всем разлитую кругом,
И луч малиновый заката,
Скользнувший низко к парусам,
Рассыпав гаснущее злато
По морю, небу и горам.
V. Парус
С каким участьем и тревогой
Следит мой взор в вечерний час,
Как бледный парус понемногу
Скользил вдали, скользил и гас.
Мой также парус в миг урочный
Скользнет легко за ту черту
Покинув жизнь как сон непрочный,
Как беглой грезы красоту.
VI. Апрель
Апрель… И повевает тонко
Воскресшей вербой и водой,
И плеск весла, и смех ребенка
Весною дышат молодой…
Апрель… Беспечно и воскресно
Брожу по солнышку у вод,
И в свисте ветра так чудесно
Мой парус розовый растет.
Растет и ширится и властно
Влечет в кочующие сны,
На солнце, греющее страстно,
На синий шелк и зыбь волны.
Апрель… Весенние обманы…
Апрель… Светлеющая даль,
И враз излеченные раны,
И вмиг отпетая печаль.
VII. «И друг, и родина далеко…»
И друг и родина далеко,
Но всё равно, когда весна,
Мила мне дальнего востока
Огнем спаленная страна.
Милы ее леса и воды,
Лазурь и золото на всем,
И в час безветренной погоды
Ладья с повиснувшим крылом.
VIII. «Не сожалей, что жизнь минует…»
Не сожалей, что жизнь минует,
Когда с тобой перед концом
Природа пышно торжествует
Таким немеркнущим венцом,
Когда пленительнее сказки
В ней каждый луч и каждый звук —
И песня вод, и неба краски,
И гор воздушный полукруг.
IX. «С лесной горы взгляни на море…»
С лесной горы взгляни на море,
О, вот где мира красота
В одном волшебном кругозоре
С бесценной щедростью слита!.
Вверху шумят, гудят вершины,
У ног сдвигаются скалы,
А там – живые исполины —
Гремят и катятся валы.
И с каждым пенистым прибоем
Над сумраком души твоей
Со всеми величьем и покоем
Победа света все полней.
X. «Устав от красок и от зноя…»
Устав от красок и от зноя,
Сегодня сер недвижный день,
Как будто око золотое
И приоткрыть так рано лень,
И тусклой дымкою тумана
Наутро вдруг волшебник скрыл
Всё, чем вчера благоуханно
И ослепительно дарил.
XI. «Немного слов и песен надо…»
Немного слов и песен надо,
Когда кругом царит краса,
Когда на листья винограда
Нисходит сонная роса,
И над молчаньем южной ночи
8 лучах предвечного огня
Трепещут звезд живые очи,
Мечту туманя и маня.
XII. «Какая тишина и нежность…»
Какая тишина и нежность,
Как далеко от пылких бурь.
Забыта ты, весны мятежность,
И лета знойная лазурь.
Уж утром медленно и строго
Встает неяркая заря,
И шепчет сердцу много-много
Усталый сумрак сентября.
XIII. Ясная осень
Еще они прозрачны, дали,
И ясен купол голубой,
И без смущенья, без печали
Заря прощается с землей.
Еще в груди напевы юны,
Еще хотят они лететь,
И только ждут живые струны
Согласоваться и запеть.
XIV. Тайфун («Порой взамен беспечной неги…»)
Порой взамен беспечной неги
Свирепо заревет тайфун,
И в стройный хор живых элегий
Ворвется хаос диких струн,
В такой безумной схватке фурий,
С таким стремленьем сокрушить,
Как будто ты, страна лазури,
Еще не бросила творить.
XV. «Как ярко солнце ноября…»
Как ярко солнце ноября,
Как чисты синие просторы.
Неугасимая заря
Легла на каменные горы.
Легла и дышит без конца,
Как надышаться ей, не зная,
И лучезарного венца
Ни на мгновенье не скидая.
XVI. «И в зиму так же небо сине…»
И в зиму также небо сине
И над стихающей волной
Висит лазурною пустыней,
Дрожит бездонной глубиной.
И мнится, некий дух вселенной
Вот близко, близко, в миг немой
Прострется бездною нетленной
Над опустелою землей.
XVII. «Оно прекрасно и высоко…»
Оно прекрасно и высоко,
Живое небо января.
От стран роскошного востока
Прикочевала к нам заря.
И над горами, надо льдами
Зимою скованных брегов
Легла воздушными волнами,
Вовек не ведавшими льдов.
XVIII. «Наверно, вот в таких краях…»
Наверно, вот в таких краях
Свои венки найдут поэты:
Всё горы, горы и в горах —
То дуб, то ель, да лип букеты.
Свергаясь долу, путь гремит
Под перегруженной телегой,
А там вдали как ясен вид,
Какой он дышит вольной негой.
Ручьи колей рекой слились,
Уж ночь в долу благоуханном,
Да, переваливая высь,
Недавний дождь ползет туманом.
XIX. Тайфун («Нам небом послан был тайфун…»)
Нам небом послан был тайфун
Чтоб духом мы не упадали,
Чтоб мы не ослабляли струн
В немом бездействии печали,
Чтобы не жались, как рабы,
Под дикие раскаты грома
И вдохновение борьбы
Нам было близко и знакомо.
XX. Твоя скала
Два камня на распутьи влажном.
Мы сели там в вечерний час,
И волны с грохотом протяжным
Бросались в сумерках на нас.
Я снова здесь. Раздумья полный,
Один я над водой стою,
И горько всхлипывают волны,
Взбираясь на скалу твою.
XXI. Опорная, 18[1]
Поникла ветхая ограда,
И от ворот одни столбы,
Но буйны плети винограда,
Как победившие рабы.
Да тучи бледного жасмина,
Освобожденного от пут,
Как одиночества картина,
Участье путника зовут.
XXII. Марина
Люблю басовые тона
С утра встревоженного моря,
Когда на всем его просторе
Гудит и рушится волна.
Как будто линия штыков,
Неотразима в дружной силе,
Встает и в брызгах снежной пыли
Марш-марш на приступ берегов.
XXIII. Владивостоку
Есть красота в тебе живая,
Когда и с шуйцы, и с десной
Лазурь задвинет золотая
Тебя хранительной стеной.
И широко и необъятно
По зыби млеющих прохлад
Рассыпят огненные пятна
Весна и вечер и закат.
XXIV. Нарцисс
Уж город все свои огни
Зажег на всех террасах горных,
И в море теплятся они,
Как перлы средь утесов черных.
И с негой каменный Нарцисс
Над морем замер до рассвета,
И звезды мира собрались
В урочный час кругом поэта.
XXV. «Забуду ль я вот эти горы…»
Забуду ль я вот эти горы
В туманный, ранний утра час,
И бухты свежие просторы,
И чаек крик, – забуду ль вас?
Иль при конце моем печальном,
Пред тем, как ступит жизнь во тьму,
Я вас, хотя б в виденьи дальном,
С тоскою сердцем обойму?