бви?
— Вот поэтому мы и учим людей, как нужно любить!
— Ну, это занятие трудное, чтобы не сказать безнадежное! Человек не робот, его не запрограммируешь на определенный тип поведения!
— Скажете тоже! — вставил оператор таким тоном, что стало понятно, с каким трудом он удерживался, чтобы не вмешиваться в разговор. — Как только мы сообщим по головидению, что в этом сезоне будет мода на таких-то и таких-то, все бросаются заказывать себе таких-то и таких-то. И это прекрасно, доложу я вам! Ведь раньше что получалось? Каждый заказывал по своему усмотрению, разные извращенные типы обращались с нашими искусственными дамами садистски. Сейчас стало гораздо спокойнее. Вот дали объявление, что в этом сезоне спрос на кисейных барышень, и все заказывают кисейных барышень. Составляешь одну программу, моделируешь ямочки, родинки, суешь цветок в руку, вводишь в память пару стишков — и отправляй на адрес!
Этолог понял, что этого человека он будет ненавидеть до конца дней своих. Как бы желая оправдаться, он возразил:
— Но я-то не заказывал кисейную барышню.
— И тем не менее вы ее получили, верно?! — торжествующе воскликнул оператор. — И не вернули ее, вам с ней было хорошо, верно я говорю?!
— Ну-ну, — предостерегающе пробормотал врач, хотя по глазам его было видно — он доволен, что чопорный историк получит урок, пусть и преподанный не совсем учтиво.
— Жалоб мы не получаем, — продолжал оператор. — Это и доктор вам подтвердит. Ни одной жалобы с тех пор, как мы сообщаем о модных тенденциях. Раньше бывало, приходили с придирками: мол, это ему не так, то не так, это не совсем то, что я хотел. Ну, с такими просто. Расспросишь его поподробнее, он и поймет, что сам не знает, чего хочет.
Только недавно рухнула его иллюзия о Миранде, теперь рушилось его представление о самом себе. Значит, во всем этом вульгарном представлении с родинками, ямочками и сорванк, ш цветком, представлении, вызвавшем в его душе раздражение и одновременно восторг, повинен он и только он сам! Казалось, в нем сломалась какая-то пружина. Перед его мысленным взором предстали все женщины, которых он когда-то любил и с которыми расстался без сожаления, предстали обе Миранды, предстала полногрудая северная королева, бесцеремонно расталкивающая всех остальных, чтобы вытолкнуть на передний план улыбающуюся, с ямочками на щеках Лизу с восьмидесятого этажа, и ему стало не по себе. Если бы не этот невежа-оператор, он наверняка не постыдился бы спросить сексопсихолога: неужели это нормально — любить одну женщину, мечтать о другой, ничуть не похожей на ту, что любишь, и в то же время сломя голову мчаться, чтобы удержать третью, и при этом подозревать в себе готовность лечь с первой встречной? Или, может, это только у него такая путаница в голове, может, это возрастное? А может, у него уже были подобные пациенты, и это не столь уж редкое явление? И сколько должно пройти веков, прежде чем человек сумеет разобраться в своих чувствах?
Но оператор смотрел на него так, словно подозревал в нем сутягу, пришедшего с жалобой, и, похоже, готовился к отпору: не вздумай, мол, предъявлять претензии, посмотри-ка лучше, на кого ты похож…
Он подумал, что единственный для него выход-это обратить всё в шутку, но, подавленный накатившей на него тоской, он смог выдавить из себя лишь жалкое подобие улыбки. С усилием поднявшись с дивана, он сказал: — Должен признать, вы умело ведете дело. Воздействовать на одного человека действительно труднее, чем на толпу.
— Старая загадка моды, — улыбаясь, подтвердил врач. — И рекламы тоже.
— Кстати, а какая мода будет в следующем сезоне, если не тайна? спросил он, протягивая ему руку на прощанье и задавая этот вопрос лишь для того, чтобы его уход выглядел как можно достойнее.
— От вас у меня не может быть секретов, но дело в том, что мы сами еще не знаем этого. Мода ведь во многом зависит от изучения спроса, а у нас еще не обработаны данные социологических опросов. Лично мне кажется, что мода на романтичность сохранится и в следующем сезоне. Потребность в нежности и красоте остается устойчивой.
— Насколько мне известно, у вас есть специальный отдел, обслуживающий женщин? А они в чем нуждаются? Точнее, что вы им предлагаете?
— Я работаю в этом отделе, в женском свои специалисты. Думаю, женщинам нужно то же, что и мужчинам. Наверное, и они сыты по горло пресловутым равноправием…
— Ну что ж, до свидания, доктор. И спасибо вам! — заторопился он и крепко пожал руку доктора. — И вы прощайте, молодой человек! — повернулся он к оператору, но руки не подал, потому что все еще испытывал к нему глухую неприязнь.
— Для меня была большая честь познакомиться с вами, — любезно ответил врач и с удивлением уставился на оператора, не обнаружив того, кому предназначались его слова.
Несмотря на многолетний опыт работы сексопсихологом, он так и не понял, почему его именитый гость пробкой выскочил из кабинета.
А гость резво бежал по улицам — дорогу к дому он запомнил еще тогда, когда ехал оттуда на воздушном такси. Он предпочел столь необычный для него способ передвижения, потому что знал, как нелегко поймать такси в столь поздний час. Он бежал, давая себе клятву отправиться прямо к ней. И пусть его упрекают в нарушении приличий! А он будет звонить до тех пор, пока ему не откроют! Только бы не застать у нее какого-нибудь робота! Уж больно насмешлино она сегодня держалась с ним…
Но в лифте он нажал на кнопку своего этажа. И не стал беспокоить компьютер, чтобы позвонить ей по видеофону — слишком долго ему прививали хорошие манеры и внушали уважительное отношение к другим людям. И, наверное, не последнюю роль сыграло извечное желание сохранить иллюзию, называемую чувством собственного достоинства. Не посмел он заглянуть и в салон, боясь увидеть на розовом диване голых Миранд с бесстыдно расставленными ногами.
Может, ему лучше переночевать в кабинете? Положить в угол надуваемый матрац…
Он как раз надувал его, когда раздался звонок видеофона.
— Здравствуй, милый, ты уже спишь?
Незаткнутый матрац, худея на глазах, зашипел: «Ш-ш-ш, тихо, ты слышишь, это Миранда!» Думая, что он давно спит на любимом розовом диване, она не включила изображения, рассчитывая единственно на то, что автосекретарь запишет ее слова, которые он услышит только завтра.
— Спи, любимый, спи! Только не сердись на меня хотя бы во сне, во сне ты люби меня, люби сильно-сильно!..
Говорила настоящая Миранда, на искусственную ему не за что было сердиться, да ее уже и не существовало. По крайней мере под этим именем.
— …Завтра ты опять будешь дуться на меня, но я осыплю поцелуями твои руки, прикосновение которых помнит мое тело, наполню твои ладони слезами и буду молить тебя о прощении…
Он вспомнил о моде сезона. Резко нажав на кнопку двусторонней связи, грубо сказал:
— Послушай, Миранда, кончай этот цирк!
— Что? Что такое цирк? — спросила девушка испуганным голосом.
— Недавно в одной древней книге я прочитал о цирке. Когда-то давали такие представления, во время которых дурачили публику.
— Значит, ты все еще злишься на меня?
— За что мне на тебя злиться?
— За мой несносный характер.
— Ты же с ним можешь носиться, значит, и я могу.
— Слушай, а ты правда на меня не злишься больше. — обрадовалась Миранда. — Ты очень хочешь спать?
— С тобой — нет.
— Ну вот, опять начинаешь. Ну почему ты такой?
— Какой?
— Примитивный, грубый, циничный…
— Наверное, потому, что никто не заботится о моем воспитании. Да и говорят, сейчас таким быть модно.
— Ничего подобного, совсем не модно! А спросила я тебя, потому что мне не спится. Давай погуляем по парку? Ты знаешь, как там весной всё цветет! Да и ночь так прекрасна, ты только посмотри, как сияют звезды!
Вот в этом и была вся Миранда — уж если в ее голову втемяшилось погулять с тобой по парку, из-за чего они поссорились накануне, то она сто раз будет звонить тебе по ночам, но своего добьется. Но вся прелесть в том, что с ней можно пройтись под руку по улице, а с искусственной Мирандой нельзя — ей это запрещено четвертым законом робототехники.
— Ты уже выбрала себе звезду, которую я тебе подарю?
— Любимый, — прошептала она едва слышно, но он расслышал, потому что матрац уже успел испустить дух.
— Слушай, из-за тебя у меня опять повысится содержание адреналина! И надпочечник надорвется!
Она игнорировала его выпад.
— Ты зайдешь за мной или мне зайти за тобой?
— Зависит, к каким романтикам ты себя причисляешь, к активным или пассивным.
Она ликующе воскликнула: — Конечно, к активным, дурачок мой дорогой! К самым активным. Я подожду тебя у подъезда.
— Полотенце захватить?
— А зачем?
— Ты ведь, кажется, собиралась наполнить мои ладони слезами?..
— О господи! И откуда только взялся на мою голову этот антрополог! Угораздило же влюбиться в такого! Ну ничего, я тебе покажу! Ладно, спускайся, горе ты мое!
Он двинулся к выходу, но остановился на полпути и, войдя в салон, поднял принесенный другой Мирандой цветок. Ожидая, пока придет лифт, он думал, как отреагирует Миранда, когда он подарит ей его. Но так ничего и не придумал, как не придумал и тех слов, которые скажет ей, вручая цветок. Наверное, слова должны прийти сами, родившись из… Из чего? Из его чувства вины, из глаз Миранды, из звезд, которые отразятся в них? Ну, а не родятся, тоже не беда, можно обойтись и без слов. Например, поцелуем…
«Да, мы шагаем в ногу с модой сезона,» — подумал известный антрополог и историк нравов, входя в лифт.
— Всё, назад дороги нет! Только бы в следующем сезоне в моду не вошли такие, как та полногрудая королева, перед которой ты готов был ползать на коленях.
Но даже иронизируя над собой, он знал, что испытывает настоящий любовный трепет и что трепет этот не в последнюю очередь объясняется тем, что он не знал, какую женщину увидит у подъезда. Наверное, он и в самом деле не знал этого. Н