Вместе с тем соглашение о балансировании взаимных поставок давало СССР возможность задерживать свои поставки при нарушении графика немецких. Это произошло уже в конце марта 1940 г., когда немцы задержали поставки каменного угля, а Советский Союз в ответ с 1 апреля прекратил поставки зерна и нефти. 5 апреля Германия просила возобновить поставки, обещая выполнить свои, но СССР отклонил эту просьбу[931]. Однако не исключено, что в данном случае речь шла не столько об экономических, сколько о политических причинах.
Снабжение Германии сырьем, пропаганда советско-германской дружбы, осуждение Англии и Франции как поджигателей войны и пацифистская пропаганда через Коминтерн, естественно, раздражали западных союзников и подогревали нетерпение сторонников объявления войны Советскому Союзу. Начавшаяся советско-финская война давала западным союзникам прекрасный повод для нанесения ущерба как Германии, так и СССР. Оккупация Скандинавии Англией и Францией ослабила бы стратегические позиции Германии, лишив ее поставок шведской железной руды, а вмешательство в советско-финляндскую войну позволило бы втянуть СССР в войну «в худшем случае на стороне Германии, в лучшем случае… один на один против всего буржуазного мира, включая Германию»[932]. Уже 2 декабря 1939 г. США ввели «моральное эмбарго» на поставки в Советский Союз авиационной техники и технологии. Под давлением США и Франции 14 декабря СССР был исключен из Лиги Наций, а 16 декабря была принята резолюция, призывавшая членов этой организации оказать помощь Финляндии, что позволило западным союзникам полным ходом развернуть подготовку военных действий против СССР[933].
5 февраля 1940 г. Верховный совет союзников принял решение послать в Финляндию экспедиционный корпус через норвежские порты, и в тот же день в Париже был совершен полицейский налет на советское торгпредство, но Москва ограничилась протестом[934]. Советско-германский торговый договор от 11 февраля 1940 г. вызвал в Англии и Франции новые опасения относительно возможного советско-германского союза и всплеск антисоветских публикаций. Однако советское руководство не собиралось пускать события на самотек, а решило использовать высказанную 30 января заинтересованность Англии в точном выяснении характера советско-германских отношений[935]. 16 февраля в Москве в ходе беседы с членом британской палаты общин С. Криппсом В.М. Молотов заявил, что «если бы Английское правительство действительно хотело бы иметь с нами хорошие отношения, то мы с готовностью пошли бы этому навстречу»[936]. В тот же день Англия запросила СССР, не означает ли новое советско-германское экономическое соглашение оформления союза между Москвой и Берлином[937].
22 февраля 1940 г. Советский Союз уведомил Англию, что советское руководство считает «смешным и оскорбительным для нас не только утверждение, но даже простое предположение, что СССР будто бы вступил в военный союз с Германией». Экономическое соглашение с Германией «есть всего лишь договор о товарообороте, по которому вывоз из СССР в Германию достигает всего 500 миллионов марок, причем договор экономически выгоден СССР, так как СССР получает от Германии большое количество станков и оборудования, равно как изрядное количество вооружения, в продаже чего нам неизменно отказывали как в Англии, так и во Франции». Заверения, что Советский Союз продолжает сохранять нейтралитет в европейской войне, были с «удовлетворением» восприняты в Англии[938]. 27 февраля Москва уведомила Лондон, что «СССР, как нейтральная страна, вел и будет вести свою внешнюю торговлю как с воюющими, так и с нейтральными странами, исходя из своих потребностей». Советско-германское торговое соглашение является его «внутренним делом, а не предметом переговоров с третьими странами». Упрекнув Англию в нарушении торгового соглашения с Советским Союзом осенью 1939 г., советское правительство согласилось «восстановить торговые отношения» с ней для ввоза товаров в СССР, а не для реэкспорта их в другие страны, но при этом подобное соглашение было бы заключено не в ущерб «торговых обязательств каждой из сторон в отношении других стран». Лучшим условием для начала торговых переговоров советская сторона считала освобождение задержанных англичанами советских судов «Селенга» и «Маяковский»[939].
Угроза англо-французского вмешательства в советско-финляндскую войну заставила советское руководство, с одной стороны, ускорить завершение войны с Финляндией, а с другой – продемонстрировать равный нейтралитет в отношении участников европейской войны. Поэтому в конце февраля – начале марта 1940 г. ощущалось некоторое охлаждение советско-германских отношений. Все началось с мелочей. Сначала возникли трудности с визами для немцев, потом задержки в передаче немцев, находящихся в советских тюрьмах, в Германию, и, наконец, 5 марта советская сторона заявила, что использование базы «Норд» затруднено до конца финских событий[940]. В то же время Германия информировала СССР о своих переговорах с Италией, а Москва уведомила Берлин о ходе переговоров с Финляндией, но отказалась предоставить Германии базы для флота на Камчатке[941].
Начало советско-финляндских переговоров о мире привело к тому, что антисоветские настроения на Западе лишились важного источника подпитки, а это было на руку СССР. 18 марта Англия вновь декларировала свое желание возобновить с Советским Союзом торговые переговоры, но продолжала задерживать советские суда, особенно на Дальнем Востоке[942]. 19 марта Франция потребовала отзыва советского полпреда, который был 26 марта отозван в Москву[943]. 27 марта СССР выразил готовность начать торговые переговоры с Англией при условии освобождения задержанных судов и отказа от задержания советских судов впредь. Но позиция Англии по вопросу торгового судоходства осталась неизменной[944]. Тем не менее внешне в советско-английских отношениях наступила определенная нормализация[945], тем более что СССР еще раз публично опроверг слухи о более тесном сближении с Германией и о скорой поездке В.М. Молотова в Берлин. Впервые Германия пригласила Молотова посетить Берлин 17 октября для церемонии обмена ратификационными грамотами к договору от 28 сентября 1939 г., но советская сторона, ссылаясь на занятость председателя Совнаркома, отклонила это приглашение, пообещав, что «для поездки будет выбран более подходящий момент»[946]. В марте 1940 г. Германия вновь решила вернуться к этой идее, и 29 марта Ф. фон дер Шуленбург получил задание затронуть в беседе с Молотовым вопрос о его возможном визите в Берлин. Как и предполагал Шуленбург, советское правительство уклонилось от обсуждения этого вопроса, и МИД Германии дал своему послу в Москве указание не проявлять дальнейшей инициативы[947].
Однако англо-советские контакты экономического характера не мешали западным союзникам продолжать разработку антисоветских военных планов[948]. К началу марта 1940 г., как отмечает В.Я. Сиполс, «английскими и французскими военными органами были разработаны общие стратегические планы нападения на СССР с юга. Но согласованного английским и французским правительствами принципиального политического решения о нападении не было»[949]. Несмотря на прекращение советско-финляндской войны, подготовка нападения на СССР продолжалась. Это лишний раз доказывает, что эти англо-французские разработки имели довольно относительную связь с конфликтом на Севере Европы, а исходили из их долгосрочной военной стратегии. Стремясь удушить Германию экономической блокадой, Англия и Франция продолжали подготовку к установлению контроля над Скандинавией и разрушению советских нефтепромыслов на Кавказе. Одновременно они пытались получить от Турции, Ирана и Японии согласие на участие в антисоветской войне.
28 марта Англия и Франция вновь обсудили свою военную стратегию и решили минировать норвежские территориальные воды, чтобы затруднить доставку в Германию шведской железной руды. Однако по вопросу о бомбардировке Баку мнения сторон разошлись. Если Франция настаивала на ускорении этой акции, то Англия заняла более уклончивую позицию, опасаясь советско-германского союза. Кроме того, на позицию Англии влияло то, что Турция и Иран уклонились от вмешательства в борьбу великих держав, а СССР, зная об общих намерениях западных союзников, предложил 27 марта улучшить отношения с Лондоном. В итоге было принято решение продолжить подготовку к авиаудару по Кавказу, с тем чтобы «операция могла быть осуществлена без задержки, если будет принято соответствующее решение»[950]. Следовало усилить блокаду СССР, особенно на Дальнем Востоке, и затягивать ответ на советское предложение торговых переговоров до решения вопроса о бомбардировке Баку.
Хотя Москва и не знала всех деталей подготовки англо-французских действий на Кавказе, имевшаяся информация позволяла отметить нарастание угрозы южным границам СССР. Поэтому 29 марта, выступая на VI сессии Верховного Совета, В.М. Молотов заявил, что «всякие попытки такого рода вызвали бы с нашей стороны ответные меры против агрессоров, причем опасность такой игры с огнем должна быть совершенно очевидна для враждебных СССР держав и для тех наших соседей, кто окажется орудием этой агрессивной политики против СССР»