Он, не торопясь, чинно и уверенно выходил из кабинета, слыша, как тренер предлагал:
– Вам ведь требуется время, чтобы составить список запрещённых приёмов, для схватки по тем или иным правилам ММА, а ещё согласовать условия остановки, исхода боя… Мы отреагируем мгновенно, но после чемпионата Европы, может, даже в ходе чемпионата на любой его стадии… Согласны?..
С Игорем вышли строем все вышколенные телохранители и охранники Рудольфа. Игорь мрачно пытался оценить свои силы в драке с превосходящем числом и силой противником. Один против шестерых. Такое могло бы быть тогда на Пироговке, когда он попросил у Марии кожаные перчатки её отца… Да, и тогда, и сейчас он бы бился насмерть, а вот победил бы всех шестерых – вряд ли… А поодиночке тех же шестерых по очереди – вполне возможно… Это было испытание временем оценивать свои шансы в схватке, но это тоже не назовёшь приятным занятием… Главное, это было неприятно подсчитывать свои шансы на жизнь и гибель, но, что поделаешь, иногда, не всегда же, надо и считать шансы, как-никак он уже отец, а отец – это не холостяк ветреный и непостоянный…
Отчего же мутилось сознание у Игоря, может быть, потому что Рудольф сейчас выложит все карты на стол о прошлом Марии, о её эскорте, о том, что она кинула своего прошлого благодетеля-императора на большие деньги?.. А кидать на большие бабки не велено никому, ни красавицам, ни дурнушкам, за это надо отвечать… Но он-то встал на защиту своей любимой, несчастной и запутавшейся красотки, вызволившей по своему хотению и странному велению его из тюрьмы… Он готов к любому развитию событий, но ему жалко, безумно жалко, что и тренера его ввязывают, чёрт знает, во что… Вдруг всё это окончится скверно, жутким скверным анекдотом, который и вспоминать-то противно будет…
Из-за двери раздался громкий голос на повышенных резких тонах Рудольфа, а потом он и сам высунул голову и приказал кому-то из своих охранников-головорезов:
– Двое ко мне, проводите известного, так сказать, тренера прочь отсюда, что им не воняло, – под руки и под фанфары.
А вот, что не хотел вспоминать Игорю ни в коем случае, как он ни старался растворить это в своей памяти, так это лицо любимого тренера Фёдора Ивановича, какое-то безжизненное, бесстрастное, стёрто-застывшее, но какое-то презрительное, мол, во что я ввязался под старость лет в игре клоунов и клоунесс. Он шёл, тяжело ступая, как будто ему подвесили к каждой ноге по тяжёлой гире, а его под руки с двух сторон поддерживали, чтобы тот не грохнулся, крепко за руки двое охранников с высокомерными породистыми физиономиями.
Они встретились глазами – учитель и ученик. Игорь выдержал его взгляд, не отвёл в тихом ужасе, хотя ему так хотелось отвернуться или опустить очи долу, но из последних физических и душевных сил сдержался, не отвёл глаз. Охранники провели тренера мимо до кожаного дивана. Наверно, тренер попросил их усадить его на диванчик поблизости, что они с радостью сделали, лишь бы побыстрей отвалиться от него.
Фёдор Иванович долго сидел один отрешённо, как будто в прострации. Потом, постепенно приходя в себя, махнул рукой Игорю – подойди… Игорь подошёл, зная, что не услышит ничего хорошего, так оно и вышло.
– Всё одним махом Рудольф выложил: эскортница Маша кинула его на бабки, как последняя «прости господи».
– Сумму назвал?
Тренер покачал головой и как-то грустно, покачав головой, тихо посоветовал:
– Сам выясняй у неё, она знает… – и сокрушённо покачал головой. – Кошка знает, чьё мясо съела и сколько скушала симпатичная кошечка окатившаяся…
– Не надо так со мной говорить…
– Ничего, извини… Не ожидал от неё ничего подобного… Когда кидают на большие бабки… Но не парься… Долг Маши придётся отдавать нам, будем отдавать постепенно
– Как?.. Что сначала – шоу или чемпионат?
– Сначала первенство Европы… Во время его проведения Рудольф вышлет свой вердикт – бокс с более тяжёлыми соперниками или бои с бойцами смешанных единоборств… по правилам ММА… правила будем согласовывать… но и вес соперников и правила боя с ними мы уже оговаривать не имеем права…
– Понятно, у вас тоже вырвали признания устных соглашений, которые нельзя менять – под честное слово…
– Под честное слово тренера, Игорёк, едешь на чемпионат Европы, – промолвил, сокрушённо покачивая головой, Фёдор Иванович, – а там, как карта ляжет, но будем сражаться и долги отдавать вместе… Но, помни, что Рудольф – известный гадёныш, ему палец в рот не клади, откусит, инициатива у него с выбором регламента боёв… Бокс с тяжами или схватки с тяжами ММА… Но не будем отчаиваться, будем сражаться, тебя не брошу…
– Спасибо, тренер…Но как удалось вам сначала Европу пробить, а потом шоу?
– Припугнул Рудольфа нашими доморощенными бандитами… смотрящий по городу – мой друг и друг твоего отца, к тому же ценитель классного бокса и большой поклонник твоего боксёрского дара, таланта нокаутёра с обеих рук…
– Это ваша заслуга…
– Наша с тобой заслуга, Игорёк… Но Маше не говори, что я знаю о ней то, что мне не надо знать совсем… Узнает, что я знаю, и может молоко у ней вдруг пропасть, как когда-то у моей первой нервной, шибко ревнивой, и не без основания, жены…
– Спасибо, тренер… Спасибо, Фёдор Иванович, что верите в меня, постараюсь не подвести вас…
Глава 23
Проводив тренера на поезд Энск и пообещав, что завтра будет уже дома и готовым к тренировкам, Игорь поспешил к матери и отцу Марии… Шептал как заклинание:
– Между двух Фёдоров Ивановичей заметалась моя карта банкомёта, карта судьбы… Кому-то всё равно надо говорить… Кто окажется дома первым, тому и поведаю сразу обо всём, с открытым сердцем – нечего тянуть резину…
Ему с букетом цветов для матери открыла дверь сама Вера Алексеевна и удивилась его приезду. Принимая цветы без всякой особой благодарности, пробурчала:
– Ты?.. Чего прискакал, когда надо быть подле Маши… Ей тяжелей без опыта, чем мне бывалой роженице…
Он невольно подумал о том, что взгляд с высокой колокольни своего женского опыта как-то ого охладил и ввёл в ступор. Они и поцеловались с матерью, как-то холодновато, не искренне. Промолвил, качая головой:
– Ты не рада мне? Мне кажется, что на меня сердита, как будто я в чём-то виноват… – Он усмехнулся с немного неестественной улыбкой. – Только неясно в каком времени сердишься, то ли в настоящем, то ли уже в скором ближайшем будущем…
– Представь, сердита на тебя неизвестно за что, потому что мне волнение Маши предаётся…
– Как это, за что?..
– Тревожно мне и за тебя, сынок, и за падчерицу… Не случайно же Маша не хочет обременять себя узами брачного союза… Видишь, дело довели до рождения детишек-двойняшек, а Маша чего-то не спешит выходить за тебя замуж… Я её несколько раз пыталась на откровенный разговор вызвать на эту скользкую тему, так она уходит от разговора, машет рукой, потом определимся… А время идёт… И оно работает, поверь моему опыту, против тебя…
– Можно подумать, на неё работает время, если она не торопится замуж выходить…
– Этого не объяснишь, сынок, но меня тревожит твоё холостое положение… Вроде бы гражданский брак у тебя по инициативе красивой невесты, вроде она тебя любит, ты её любишь, но как-то всё у вас зыбко, хрупко… Чего-то она боится и не договаривает, и ты мучишься чем-то…
– Фёдор Иванович в школе, на занятиях?
– Где же ему быть…
– Детишки спят, как я полагаю
– Правильно, сынок, полагаешь… Только что покормила двойняшек, вот и спят без задних ног…
– Тогда всё отлично, успеем наговориться… Поставь чайку, а то в горле пересохло, невмоготу… Надо расставить некоторые точки над «и», чтобы дальше не наступать на грабли и не питать лишних иллюзий…
– Мудрёно говоришь, но и мудрёные слова и понятия можно упростить, – сказала, наморщив свой высокий красивый лоб, Вера Алексеевна, и пошла на кухню ставить чайник.
Пили чай с пряниками и долго не начинали разговора по душам, откровенного разговора. Наконец, не выдержав томительного молчания, первым заговорил Игорь:
– Попробую объяснить одну ситуацию, о которой не знает Мария и о которой ты, мама, не знаешь и не догадываешься… Интуитивно к этой ситуации, как к какой-то тайной вещи в тёмной комнате, прорывается своей пытливой душой Мария, пытается прикоснуться, а дотронувшись, определиться, как быть дальше. Но я не хочу, чтобы она обо всём узнала первой… Лучше ты узнаешь первой и подскажешь, как мне быть… Зачем быть, вообще… У самой Марии есть свои тайны, свои узлы, которые я как-то стараюсь развязать или даже разрубить… Но то ситуации её, с ней связанные страхи переживания… А есть страхи лично мои… вот я и об этом… и главное, я не хочу потерять Машу, после тог, как она узнает всё…
– Говори, как есть, не ходи вокруг да около, если хочешь, чтобы я хоть что-то поняла из твоей околесицы…
– Околесица, мам?.. Сейчас околесица отойдёт на задний план, а на передний план выйдет жуткая конкретика, будь она не ладна… Так вот, перед своей смертью меня видела мама Марии, посмотрела на меня с ужасом и презрением, будто зная, что я косвенно, не прямо, а косвенно буду виноват в её гибели… Её убили другие люди… Как мне сказали, их уже нет на белом свете, они сгинули в тюрьме, но мою вину взяли на себя, чтобы мне сидеть поменьше… Но я, к сожалению, был на месте убийства матери Маши, косвенно виноват в её гибели… И Маша, словно пророчица, что-то знает об этом… Или узнает скоро или не скоро об этом…
– Ты виноват в гибели мамы Маши, – вздрогнула Вера Алексеевна, – этого только мне ещё не хватало… Фёдор не выдержит этого… Это не только одной Маши касается, но и моего мужа… Из полымя да в пламя… Ты о Маше думаешь, а я о Фёдоре Ивановиче… И дочка, и муж обожали её, покойницу убиенную…Твоё признание убьёт и их…
– Вот я и хотел посоветоваться с тобой, что делать… Реальные убийцы не признались в её убийстве… Там с доказательством гибели матери Марии всё было глухо… Нашу банду повязали по другому делу… Но я, как на духу, говоря, я виноват косвенно, сам я не убивал, реальные убийцы, которые два мёртвых тела сбросили с поезда, сами уже на том свете…