Этим утром Шахрияр проснулся преисполненный надежд на лучшее. Они появились у него после разговора с Ахмедом, состоявшегося на прошлой неделе в бенгальском культурном центре. В ходе беседы Ахмед, работавший юристом, задумчиво произнес, что, вероятно, сможет помочь Шахрияру остаться в Америке. При этом Фейсал был крайне аккуратен в выражениях, но за минувшие дни слова поддержки и утешения расползлись опухолью, дав метастазы необоснованной надежды и оптимизма. Воображение рисовало дизайнерскую мебель из стекла и стали и секретаршу с переговорным устройством. В реальности перед ним предстали шаткие деревянные ширмы, отделявшие столы друг от друга, высокие стопки папок и выцветший синий ковролин. В помещении пахло застоявшимся табачным дымом.
Вдоль стены расположились в ряд стулья, на которых дожидались своей очереди другие клиенты. Коротко кивнув в знак приветствия, Шахрияр присел рядом с дородным мексиканцем в заляпанной краской спецовке, на коленях которого лежала строительная каска. В числе других посетителей была и африканская семья. Шахрияр, глянув на наряд женщины, решил, что они из Сомали. Муж с женой возились с годовалым ребенком. Остальные в очереди, судя по внешнему виду, были родом из Южной Азии, как и сам Шахрияр.
Он берет в руки журнал и принимается читать. Проходит минут десять. Открывается дверь. Из-за нее появляется девушка, которая подходит к нему. Она высокая, русоволосая и неулыбчивая.
– Это вы мистер Чоудхори?
– Да, – он встает.
– Прошу вас следовать за мной, – девушка говорит со славянским акцентом, растягивая слова, – мистер Фейсал вас уже ждет.
– Секундочку, – подает голос сомалиец. – Вы, конечно, извините, но мы пришли раньше.
– Он прав, – кивает Шахрияр. – Ничего страшного. Я могу подождать.
– Нет, пойдемте со мной, – девушка поворачивается к раздраженному сомалийцу. – Прошу извинить, мистер Магид, но тут дело срочное, и оно не займет много времени. Вы будете следующим.
Вскочивший со стула сомалиец снова садится с недовольным видом. Девушка проходит с Шахрияром через офис и, встав у двери, стучится.
– Заходите!
Фейсал Ахмед сидит за столом. Позади него окно, выходящее на Вермонт-авеню. Ахмед встает и здоровается с Шахрияром на английском языке.
– Я как раз читал ваше резюме, – он машет листками бумаги, после чего пожимает протянутую руку Шахрияра. – Надеюсь, вы не возражаете, если к нам присоединится Катерина? Она моя ассистентка по юридическим вопросам.
– Нисколько, – Шахрияр садится. Рядом с ним на стул опускается Катерина. У нее уже наготове блокнот и ручка. У девушки точеный профиль и яркие голубые глаза.
– Я бы хотел вас попросить повторить кое-что из того, что вы мне рассказали в культурном центре. Катерина не слышала нашего разговора, а ей нужны все эти детали. Напомните, какой у вас в настоящий момент статус?
– Шесть лет назад я приехал сюда учиться в аспирантуре Университета Джорджа Вашингтона. В прошлом году я защитился и теперь работаю по визе дополнительного практического обучения[18]. Она истекает через три месяца. Если мой нынешний работодатель не подаст ходатайство о выдаче мне грин-карты, а он этого делать не хочет, мне придется уехать. Пока у меня только один выход – найти новую работу.
– Всё верно, – кивнул Ахмед, грызя дешевую ручку. – А где вы сейчас работаете?
– В Институте политического диалога. Это федеральное учре…
– Да-да, я знаю. Если не ошибаюсь, директор там Альберт Фолькер?
– М-м-м-м… да, – Шахрияр удивлен и при этом впечатлен осведомленностью Фейсала. Он видит, как Ахмед и Екатерина быстро, едва заметно переглядываются. – Откуда вам известно?
Ахмед хохочет, демонстрируя мелкие ровные зубы. Его смех обезоруживает.
– Я же все-таки работаю в Вашингтоне юристом, Шар. Я обязан знать, кто здесь кто. Кстати, я хотел спросить по поводу вашего имени. Я так понимаю, это краткая форма? Но от чего? Дайте я сам догадаюсь. Вас зовут Шариф?
Тут уж черед Шахрияра смеяться.
– Шариф? Нет, это слишком просто. Меня зовут Шахрияр.
Ахмед сочувственно морщится, всем своим видом говоря: «Да, чтобы жить в этой стране, каждому из нас приходится идти на жертвы и компромиссы».
– Слышали бы вы, как только меня ни называли, когда я приехал сюда четверть века назад. Дошло до того, что когда я представлялся, то просил называть себя Фазом.
– Мистер Чоудхори, – вмешивается Катерина. – Мистер Ахмед сказал, что у вас тут есть дочь. Какое у нее гражданство?
– Американское. Как и у ее матери.
– Но вы при этом не женаты.
– Совершенно верно.
– Вы когда-нибудь состояли с матерью вашей дочери в официальном браке?
– Нет.
– Я спрашиваю потому, что сперва нам следует рассмотреть очевидные варианты, – поясняет Катерина, переводя взгляд на Фейсала.
– И это совершенно правильный подход, – одобрительно кивает Ахмед. – Шар, прости, мне надо задать тебе личный вопрос. Есть ли у тебя какая-нибудь возможность воссоединиться с матерью твоей дочери? Например, жениться. В этом случае ты чертовски упростишь нам работу.
– У нее есть парень, – качает головой Шахрияр. – Они уже несколько лет живут вместе.
– Досадно, – Ахмед надувает щеки и, постукивая ручкой по столу, медленно выпускает из них воздух. – Должен тебе сказать, Шар, что вариантов у тебя негусто. Впрочем, ты и сам, наверное, это знаешь.
– Ясно.
По всей видимости, разочарование Шахрияра столь очевидно, что юрист тут же спешит его подбодрить.
– Ну-ну-ну… Не опускай руки. Дело вовсе не безнадежное. Раз один способ нам не подходит, надо подумать над другими, – он утыкается в резюме Шахрияра. – Что у тебя с компьютерными навыками? Программировать умеешь?
– Я обычный пользователь. «Ворд», «Эксель». Ну и всё в таком духе.
– Технические специальности?
– Нет. Если вы посмотрите мое резюме…
– Ага, вижу, ученая степень. В какой области?
– Социальная антропология. Моя диссертация была о рыбаках, проживающих на побережье Бангладеш. О социальной экономике.
Ахмед поднимает взгляд на Шахрияра и с любопытством смотрит на него.
– Занятный выбор. Почему ты взял именно эту тему?
– Я просто сам родом с побережья, – отвечает Шахрияр, не вдаваясь в подробности.
– Ладно, хорошо. Пожалуй, в вашем деле нам придется проявить большую изобретательность. Значит, так, Шар, давай на сегодня пока закончим. Начиная с этого момента держи со мной связь через Катерину. Она тебе расскажет, что делать дальше.
– Спасибо. Мы не обсудили ваш гонорар.
Ахмед обрывает его, поднимая руку:
– Давай не будем сейчас об этом думать. У меня гибкие расценки. Ничего такого, чего бы ты не смог себе позволить.
Катерина провожает его до дверей. Они проходят мимо дожидающихся своей очереди клиентов, число которых увеличилось на несколько человек.
– Как думаете, он мне сможет помочь? – Шахрияр поворачивается на пороге к девушке.
У нее крепкое рукопожатие:
– Если вам кто и сможет помочь, так это мистер Фейсал.
Клэр
Доктор Клэр Дрейк просыпается в удушающей жаре. Спина вся одеревенела от того, что она лежала на жесткой койке в комнате отдыха. Подсвеченные радием стрелки наручных часов «Омега Симастер» – это подарок Тедди на первую годовщину их свадьбы – показывают без четверти пять пополудни. Получается, проспала она совсем немного, притом что до этого провела на ногах двадцать часов.
Несмотря на пульсирующую боль в голове, Клэр с трудом встает. Из восемнадцати офицеров медицинской службы, работающих в центральной больнице Рангуна, она единственная женщина. Значит, она не только должна не уступать в трудолюбии и профессионализме коллегам-мужчинам, она обязана значительно их превосходить. Только тогда в их глазах она будет «не хуже остальных ребят». Она женщина и при этом работает доктором. Получается, ей надо бежать, чтобы оставаться на месте.
Пошатываясь, она выходит в фойе. Недостатка в раненых солдатах нет. Из Сингапура, который несколько недель назад заняли японцы, как раз доставили новую партию.
С трудом переставляя ноги, она, словно в тумане, приступает к обходу и трудится, покуда медсестра по фамилии Першинг родом из Шотландии, успевшая послужить на фронтах по всей империи от Сингапура до Танжера, буквально силком не выталкивает ее вон.
– Господи, доктор! Ступайте домой, пока вы не прикончили какого-нибудь бедолагу из Шеффилда, которому не повезло угодить под артобстрел японцев.
Она решает прислушаться к ее совету. Оказавшись на улице, Клэр отказывается от машины, которая ей полагается как офицеру, и решает, что ей лучше пройтись. Белый халат расстегнут и развевается за ней. Клэр выходит на главный проспект. Ни людей, ни машин, разве что время от времени проезжают армейские грузовики. Рангун за последние несколько недель постепенно опустел – по мере того как угроза японского вторжения становилась всё ощутимей. Тедди говорит, что до него вообще, возможно, осталось несколько дней.
Клэр не привыкла возвращаться домой пешком. Она ориентируется по золоченому пику пагоды Шведагон и парным шпилям собора Святой Марии. Наконец вдалеке показывается массивное мрачноватое здание клуба Пегу из тикового дерева.
Она идет по Бадс-роуд, обрамленной лавками, в которых выставлены на всеобщее обозрение чаны с лапшой и снедью в соусе карри, стоящие в метре от сточных канав. При виде еды у нее в пустом желудке начинает урчать. Клэр ловит себя на том, что направляется к киоску, в котором торгуют полупрозрачными макаронами, приправленными какими-то листьями, не поддающимися опознанию. Торговка при виде Клэр подпрыгивает. Продавщица, с одной стороны, встревожена, что ее товаром заинтересовалась столь важная птица, а с другой – очень этому рада. Бирманцы, которые ужинают, сидя на низеньких деревянных табуретах, встречают ее настороженными взглядами. Кто-то как можно быстрей убирается с ее дороги, но при этом никто не в