– Он все-таки полковник. Господи, японцы уже захватили Бирму и собираются развернуть наступление в Бенгалии. Тедди позарез нужен Уингейту в Импхале. А у нас здесь куча раненых и всего четыре врача.
Рейчел открывает было рот, чтобы ответить, но внезапно хмурит брови:
– Ты слышишь?
Клэр внимательно прислушивается и уже собирается дать отрицательный ответ, как вдруг до нее доносится шум – тихий-тихий визг, который становится громче с каждой секундой. К визгу подключается вой сирены воздушной тревоги, гаснущий в ненасытной утробе океана. Женщины, забыв о споре, кидаются к деревьям, вслед за ними бежит и Джо. Они прижимаются к зарослям пихт. Тем временем визг сменяется гудением, а потом и ревом. Рейчел показывает куда-то на восток, где в небе сгущается тьма, и вскрикивает.
Клэр смотрит в ту сторону и видит источник звука. Бомбардировщик, летящий по прямой в сторону пляжа. За самолетом тянется хвост дыма, словно трепещущий флаг капитулирующего. Последние лучи заката выхватывают на фюзеляже опознавательный знак, который вспыхивает, словно искра. Это флаг Японии: красное солнце на белом поле.
Шахрияр и Анна
В субботу, когда Шахрияр еще дома, раздается телефонный звонок. Номер незнакомый, но голос на другом конце линии ни с чьим другим не перепутаешь.
– Привет, Нитэн, – здоровается он. – Что, новая симка?
– Я с работы звоню. Да, несмотря на то что сегодня суббота. А что поделать? Такова жизнь.
– Работаешь не покладая рук? Так, наверное, и бабки лопатой гребешь? – смеется Шахрияр. Много лет назад он познакомился с Нитэном в Джорджтауне. Сейчас его друга вот-вот сделают младшим партнером в юридической фирме на Кей-стрит.
– Ну и как твоя битва за право остаться в моей прекрасной стране?
Шахрияр вкратце рассказывает о знакомстве с Ахмедом и последовавшей за этим встрече в офисе у нового знакомого.
– Больше ты ни с кем пока не встречался? – спрашивает Нитэн, когда Шахрияр умолкает.
– Я кое с кем поговорил, но больше всего оптимизма мне внушает именно Ахмед.
– А ну-ка, погоди, – говорит Нитэн. Слышно, как он выдвигает ящик стола. – Как, говоришь, фамилия этого мужика?
Шар повторяет, потом на всякий случай диктует по буквам.
– А что такое?
– Да нет, ничего, просто хочу навести кое-какие справки. Не хочется говорить дурно о коллегах, но я иммиграционным адвокатам не особо доверяю. Я пробью его по своим каналам, а потом тебе расскажу. Сколько он с тебя уже взял?
– Пока он не хочет брать ни гроша. Сказал, что у него плавающие расценки и я вполне могу позволить себе его услуги.
– Можно тебе задать один вопрос?
– Конечно.
Нитэн, помолчав, спрашивает:
– Скажи, Шар, отчего ты так поздно начал этим заниматься? Зачем тянул так долго?
Шахрияр ничего не отвечает, и Нитэн быстро добавляет:
– Слушай, дружище, ты меня извини. Лезу не в свое дело.
– Нет-нет, ты прав. Я и сам задаюсь тем же вопросом.
– Ты рассказывал Анне, почему она тебя не видела первые три года?
– Нет. Я всё собираюсь ей сказать, но всякий раз мне кажется, что она еще маленькая.
– Это верно, – соглашается Нитэн. – Может, ты вообще никогда ей об этом не расскажешь.
В понедельник после окончания рабочего дня Шахрияр звонит Катерине. Кроме Шахрияра, в офисе, располагающемся в трехэтажном здании из бурого песчаника на Висконсин-авеню, уже никого нет.
– Я звоню узнать, есть ли какой-нибудь прогресс, – говорит он, когда Катерина снимает трубку. – Просто у меня срок действия визы истекает через два месяца.
– Мистер Ахмед работает над вашим делом. Но как он уже сказал, мистер Чоудхори, вы находитесь в достаточно сложном положении. Мы делаем всё, что в наших силах, но при этом очень многое зависит и от вас.
– Если вы намекаете на деньги, я, конечно же…
– Простите, но меня ждут клиенты, – перебивает его Катерина. – Может, поговорим при личной встрече?
– Я могу подъехать к вам на такси, когда у меня будет обеденный перерыв.
– Нет, мне бы хотелось предложить вам встретиться со мной вне офиса. Где-нибудь еще. Чтобы были только вы и я. Может, в эту пятницу? Около семи. Знаете бар «Стрекоза» на Дюпон-сёкл?
– Знаю.
– Вот давайте там и встретимся.
– До встречи, – он вешает трубку первым, будучи крайне озадаченным.
На следующий день после обеда всё время до вечера он проводит с Анной. Он забирает ее из школы, после чего они отправляются в Чайна-таун, в ее любимый ресторан, где посетители сидят у транспортной ленты, по которой едут суши в прозрачных пластиковых коробочках.
Анна набрасывается на роллы «Калифорния». Она поедает их, предварительно разламывая. Листики нори, переливаясь радужным цветом, свисают с краев ее тарелки, словно черные липкие ленты. Прикончив первый ролл, она принимается за второй и вдруг спрашивает, едят ли рыбу в Бангладеш.
Шахрияр тут же вспоминает Джамира, чья судьба была неразрывно связана с морем.
– Да, в нашей стране полно рек. Некоторые люди едят рыбу аж три раза в день.
– Ясно.
– Когда-то я ел рыбу руками, совсем как ты сейчас, – быстро добавляет он, боясь, что еще секунда, и дочь потеряет к разговору интерес. – Но она была не сырой, как в суши с роллами, и… – он трет указательный палец о большой, – мне приходилось самому вынимать все кости.
Они заканчивают обед. Расплачиваясь, Шахрияр обнаруживает, что у него еще осталась пара часов, прежде чем он обязан вернуть Анну матери. У него есть несколько идей, как распорядиться оставшимся временем.
Они стоят между Кэпитал Уан-арена и Геллери-плейс. Только что закончился сеанс в кино и одновременно с этим спортивные соревнования. Улицы наводняют толпы людей.
Он присаживается на корточки, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с личиком дочери, отчего Шахрияр чувствует себя нерешительным и слабовольным.
– Ну и чем же ты хочешь заняться?
Он думал предложить ей пройти квест в Национальной галерее, которая как раз находится неподалеку. О квестах они узнали в прошлом году. Они как раз были в музее – стояли перед картиной Эль Греко «Христос изгоняет торговцев из храма», висевшей в углу в восточном крыле. Иисус в кроваво-красной тоге, изогнувшись с грацией танцора, хлестал ростовщиков на фоне колонн и сапфирового неба. В уголке картины на полу лежал голый мальчик, тянувший руку к родителям, которых потерял в суматохе.
Шахрияр как раз объяснял дочери, что фамилия художника – на самом деле прозвище и значит просто «Грек». Внезапно он увидел девочку с матерью, которые что-то писали на бумажке, с восторгом тыча в картину. Загадку помог разрешить охранник. Это был квест. Детям давали листок со списком того, что им надо было отыскать на картинах и скульптурах, которыми были наполнены лабиринты из залов и переходов музея. Анне в первый раз очень понравилось проходить квест, и за его выполнение она получила в награду брошку с изображением мемориала Линкольна.
Шахрияр вовремя вспоминает, что в последующие разы дочка выказывала всё меньше и меньше энтузиазма.
– У меня есть идея, – говорит он. – Пошли в музей космоса и аэронавтики. Там новый экспонат – в экспозиции японских бомбардировщиков Второй мировой. Мне очень хочется на него взглянуть.
– Я уже там была на прошлой неделе, – качает головой Анна.
– С кем? – вырывается у Шахрияра, прежде чем он понимает, что ответ ему может не понравиться.
– С па… с Джереми.
Шахрияра немедленно охватывает иррациональная ревность, но при этом он ощущает чувство признательности к дочери – вроде бы еще маленькая, а такая чуткая – щадит его чувства.
Ему удается выдавить из себя улыбку.
– Можешь звать его папой. Мы ведь договорились, помнишь?
Итиро
Лейтенант Итиро Васи сидит за столом, склонившись над тетрадкой в кожаном переплете. Он в бывшей больнице, которую переделали в казарму для японских солдат армии вторжения. Три других офицера в комнате спят. Не смея включить лампу под окном из страха разбудить товарищей, Итиро довольствуется светом луны, проникающим сквозь окно.
В поисках вдохновения он выглядывает наружу. Луна висит на расстоянии ладони от горизонта, заливая призрачным светом покрытые рябью воды Иравади, которая пересекает всю страну и впадает в Андаманское море неподалеку от портового города Рангуна – столицы Бирмы и жемчужины в короне Британской империи, о захвате которого лихорадочно грезили командующие японской армией.
Японские части прошли по стране, словно горячий нож сквозь масло. Наступление развернулось от Тенассерима на юге и от Пегу на севере. По плану через месяц армии должны были соединиться у стен Рангуна, и ощущение того, что этот план удастся реализовать, крепло день ото дня.
Они не думали, что завоевать страну окажется так просто. В этом краю природа создала подлинный лабиринт из горных хребтов и долин, покрытых непроходимыми джунглями – удивительно красивыми из самолета, но при этом кишащими тропическими болезнями и паразитами. Засаду тут можно было устраивать буквально где угодно. Какой огромный потенциал для того, чтобы держать оборону годами! Никто не знал, что британцы практически не окажут сопротивления. Настроения в дивизии Итиро царили самые радужные. Успех наступления оказался столь невероятен, что в него было сложно поверить. Череда решительных и при этом легких побед стала такой неожиданностью, что все, от генералов до последних рядовых, теперь чванились и задирали носы.
Стоит зима, но ветер, проникающий в комнату через открытое окно, почти не несет в себе прохлады. Итиро полной грудью вдыхает воздух чужой страны, в которой чувствуется запах плодородных красноземов, сплетающийся с ароматом тропических цветов и трав.
Итиро пилот и потому впервые видит Бирму именно с воздуха. Он любуется сочной зеленью, грядами холмов и гор, вершины которы