в горле.
Перед ней стоит Шахрияр в зеленой футболке и джинсах, а на плече – тряпичный рюкзак. На дорожке за его спиной серый «бьюик», который он, по всей видимости, взял напрокат, чтобы добраться до Вэл.
Он не пытается сделать шаг навстречу ей. У него теперь длинные волосы, скулы проступают четче, да и руки похудели. Он не улыбается. Глаза полуприкрыты и смотрят настороженно. Под личиной человека, которого она когда-то знала, теперь скрывается другой, который вот-вот себя покажет.
– Ты когда прилетел? – наконец выдавливает из себя она.
– Пару дней назад. В Вашингтон. Я думал, ты всё еще там. Пришлось тебя искать. Ты никому не сообщила, куда уезжаешь. Не оставила нового адреса.
– Ты мне не отвечал, вот я и перестала писать. Я и не думала, что ты отправишься на мои поиски.
Он смотрит на ее живот:
– Ты уже знаешь – мальчик или девочка?
Она качает головой:
– Я специально попросила, чтобы мне не говорили, – она выдерживает паузу. – Ты надолго?
– У меня виза на три месяца.
С того момента как она открыла дверь, Вэл так и не посторонилась, чтобы дать Шахрияру войти, и не сделала ни одного шага к нему навстречу. Девушка вздыхает и прислоняется к дверному косяку:
– Ну, дружок, что мы теперь, черт побери, будем делать?
Шахрияр и Анна
Шахрияр умолкает, чтобы перевести дыхание. Он говорил почти час. Всё это время Катерина ни разу его не перебила. На улице стало прохладней – теперь из их ртов вырываются едва заметные клубы пара. С Дюпон-сёкл доносятся чуть слышные голоса веселящихся гуляк. Выгнув спину, на дорогу выходит енот и, увидев людей, скрывается обратно во тьме.
Шахрияр замечает, как Катерина пытается плотнее закутаться в платок. В смущении за собственную нерасторопность он предлагает ей свою куртку. Девушка с благодарностью ее принимает.
– Какая невероятная история, Шар, – качает головой Катерина, застегивая куртку до половины. – В хорошем смысле этого слова. Я не к тому, что я вам не верю. Почему вы так долго не возвращались в Америку? Что вас задержало?
– После того как мне рассказали о моих биологических родителях, мне показалось, что для меня всё утратило смысл. Всё, кроме одного. Мне хотелось как можно больше о них разузнать. Я просто обязан был это сделать. Я несколько месяцев прожил в деревне. Я расспрашивал о родителях буквально всех, кто их знал или мог знать. Всё это время весь остальной мир для меня словно перестал существовать. Но рано или поздно мне всё же пришлось вернуться домой – хотя бы для того, чтобы показать родителям, что я не сошел с ума. Когда я приехал, они сказали, что мне постоянно звонила Вэл, передали ее письма. После того как я прочел первое, я тут же подал на американскую визу. Обычно ее ждать несколько месяцев, но отец задействовал все свои связи, и мне ее выдали через две недели.
– И вы были в Штатах, когда ваша дочь появилась на свет?
– Был. Беда в том, что мы с Вэл никак не могли разобраться в наших отношениях. Кем мы будем друг другу? Как нам жить дальше? Первые несколько месяцев нам пришлось очень тяжело. Вроде бы никто не виноват, и одновременно винишь в случившемся весь свет.
Катерина придвигается поближе.
– Я понимаю, мы уже говорили об этом в офисе мистера Ахмеда, однако мне хочется спросить вас еще раз: неужели вы не могли сойтись снова?
– Мы это обсуждали, – кивает Шахрияр. – Мне не хотелось уезжать сразу же после рождения Анны. Я предложил заключить брак, чтобы у меня имелось законное основание остаться. Вэл отказалась. Она сказала, что нужда – так себе фундамент строить отношения. При этом она заверила, что я могу видеть и общаться с Анной столько, сколько пожелаю.
– А когда она познакомилась со своим нынешним парнем?
– Через пару лет.
Он говорит Катерине, что днем Вэл работала в магазине, торговавшем домашней утварью, а с Анной в это время сидела бабушка. По вечерам Вэлери отправлялась на занятия в университет. В результате она получила диплом магистра делового администрирования и сертификат бухгалтера. Потом она отыскала работу в финансовой компании в Мэриленде, где быстро стала старшим финансовым аналитиком, а потом и руководителем финансовой службы.
Однажды в Балтиморе после работы, когда машина Вэл на парковке наотрез отказалась заводиться, мужчина из стоявшей рядом «БМВ» предложил помочь запустить двигатель от его аккумулятора. Когда и это не сработало, он отвез Вэл к няне, чтобы забрать Анну. После этого он подкинул их до дома и на прощание дал визитку со своим телефоном. Через три дня Вэл ему позвонила и предложила прогуляться по парку Рок-Грик. При этом она сказала, что попросит кого-нибудь посидеть с Анной, но Джереми настоял, чтобы она взяла дочку с собой. Анне тогда было чуть больше двух лет.
К тому времени Шахрияр работал в маленькой некоммерческой организации под Читтагонгом, а в свободное время искал любые крупицы информации о своих биологических родителях. Одновременно он оставался на постоянной связи с Вэл и Анной. При этом Шахрияр понимал, что так долго продолжаться не может, и потому лихорадочно соображал, как сделать так, чтобы жить поближе к дочери. Такую возможность ему предоставляла учеба в аспирантуре. Он подал прошение о зачислении на отделение социальной антропологии Вашингтонского университета, заявив, что темой исследования будет жизнь рыбаков на побережье Бангладеш. Через четыре месяца он получил письмо, извещавшее его о том, что он зачислен в аспирантуру.
Вэл как можно мягче сообщила ему о Джереми. Через несколько недель после того, как он снова перебрался в Америку и приступил к занятиям в университете, она пригласила его в субботу к себе на обед. Вэл сказала, что уже некоторое время встречается с Джереми и что она с Анной собирается переехать к нему.
«Я хочу, чтобы ты знал – мое решение нисколько не умаляет той роли, что ты будешь играть в жизни Анны, – сказала она. – Мне просто кажется, что ей будет лучше, если она станет жить в полной любящей семье. Мы с Джереми можем это ей дать. А ты, разумеется, останешься неотъемлемой частью ее жизни».
Некоторое время Шахрияр сидел молча, огорошенный этими новостями. Когда же он заговорил, в его словах сквозила тихая ярость: «Любящая семья? Мы ведь могли это ей дать. Я же делал тебе предложение. Два раза. И оба раза ты отказалась».
По всей видимости, к этому обвинению Вэл уже была готова: «Да, отказалась. Всё так. В первый раз я была не готова. А вот второй раз проблема была уже в тебе. Когда я отказала, я увидела на твоем лице облегчение. Ты не смог его скрыть. Ты не закончил разбираться со своим прошлым, и даже Анна не могла тебя здесь удержать. Я знаю, ты бы мог остаться, если б я надавила, но ты был бы несчастен. Я тебя за это не виню. Я и представить не могу, каково это – попасть словно в паутину, зависнув между прошлым и будущим…»
Она подалась вперед и оплела пальцами его руку: «Так будет лучше, Шар. Честное слово. Твой переезд сюда, в Америку, – это очень серьезный шаг, я это понимаю. И Джереми это понимает. И Анна поймет, когда станет постарше».
Сейчас, когда Шахрияр рассказывает о минувшем, на его руке лежат пальцы Катерины.
– Знаете, она была права. Вы не один такой. Я прекрасно знаю, какая это мука – быть в разлуке с собственным ребенком. И нам обоим повезло – на нашей стороне мистер Ахмед.
– Да, я знаю, – кивает Шахрияр. – Спасибо, – он мягко высвобождает свою руку. Он говорил дольше и рассказывал свою историю куда подробнее, чем намеревался. Теперь он чувствует, как его лицо заливает краска стыда за то, что он так разоткровенничался перед девушкой, с которой едва знаком.
Катерина как-то странно и пристально на него смотрит. Он первым отводит взгляд, напоминая себе, сколь легко красоту и обаяние можно превратить в оружие.
– Вот что я вам скажу, Шар: мистер Ахмед сделает всё от себя зависящее, но ему потребуется ваша помощь.
– Денег у меня негусто, но я приложу максимум…
– Нет-нет-нет, – качает Катерина головой. – Я не об этом.
Девушка садится прямо, будто собирается с духом.
Едва слышным голосом она спрашивает:
– Вы знаете Пабло Агилара?
Обратно домой он едет на такси. Он слишком устал, так что к черту бережливость. Прежде чем распрощаться с ним, Катерина настоятельно посоветовала хорошенько подумать над ее предложением – платой за услуги Фейсала Ахмеда.
Шахрияр садится за стол, включает ноутбук и вбивает в поисковую строку: «Пабло Агилар».
Первая же ссылка ведет на официальную страницу Сената США. В правом верхнем углу – фотография красавца-сенатора.
Шахрияр возвращается к результатам поиска и кликает мышкой по второй ссылке – на статью в «Нью-йорк таймс». Статье нет еще и года. В ней обсуждаются набирающие силу слухи о том, что молодой сенатор-республиканец от штата Мэриленд может стать кандидатом в предстоящей президентской гонке 2008 года. Изначально Агилар был сенатором от Мэриленда – его выдвинул в Сенат губернатор-республиканец штата на замену засидевшегося на своем посту демократа, подавшего в отставку из-за скандала.
Одной из главных целей Агилара было представить в следующем году развернутый проект закона об иммиграции, в связи с чем молодой сенатор налаживал контакты с союзниками как внутри партии, так и вне ее. В заключение статьи со ссылкой на анонимный источник говорилось, что с Агиларом уже работает большое количество экспертов, занимающихся шлифовкой законопроекта и приведением его в тот вид, который будет приемлем и для демократов, и для республиканцев.
Один из этих экспертов – Альберт Фолькер, директор Института политического диалога, в котором работает Шахрияр.