Ураган — страница 34 из 53

– Ахмед хочет оказать Каммингсу услугу?

– Скорее всего, он надеется, что прокурор не станет выдвигать против него обвинения. Не исключено, что управление юстиции штата Мэриленд расследует делишки Ахмеда.

– Но как…

Недослушав друга, Нитэн выкладывает перед Шахрияром еще две газетные вырезки:

– Вот тебе номер раз и номер два. Читай.

– Каммингс собирается баллотироваться в Сенат на довыборах. И его конкурент Агилар…

– Который был назначен на свою должность губернатором-республиканцем. Каммингс – демократ, на поддержку ему рассчитывать не приходится.

– То есть ему нужен компромат на Агилара?

– И?..

– И Ахмед добывает ему все подробности о законопроекте Агилара в обмен на то, что Каммингс не станет выдвигать обвинения? – быстро проговорил Шахрияр.

– Ну, он явно хочет произвести именно такое впечатление, но я думаю, это ложный след. Ахмеду по большому счету плевать на законопроект, в противном случае он бы не стал просить тебя добыть имейлы. Скорее всего, он надеется раскопать в них что-нибудь порочащее, компрометирующее – нечто такое, что Каммингс мог бы пустить в ход. Из того, что я прочитал сегодня в газетах, борьба идет отчаянная – Каммингс отстает от Агилара всего на несколько процентов, речь идет о статистической погрешности. Именно поэтому Камиингс сейчас готов ухватиться за любую соломинку. Когда ты сказал, где работаешь, Ахмед понял, что это шанс, и отправил к тебе Катерину со слезливой историей, чтоб ты размяк. Может, он решил, что ты западешь на ее красивую мордашку.

– Наверное, так оно и было. Хотя, конечно, всё это звучит словно какой-то триллер.

– У тебя есть версии получше?

– Нет.

Нитэн запихивает стопку бумаг в папку и толкает ее к Шахрияру.

– Никогда нельзя недооценивать человека, которому светит тюрьма. Прежде чем наломаешь дров, советую тебе самому навести справки по поводу этого Ахмеда. Может, тебе удастся узнать что-то еще.

– Я, кажется, даже знаю, где искать, – говорит Шахрияр.

Клэр

Читтагонг, Восточная Бенгалия (Бангладеш), апрель 1942 года

Она заставляет себя сесть. Сердце заходится в груди, шея взмокла от пота. Она вздыхает с облегчением, слыша, как он смывает воду и открывает кран. Однако волнение всё никак не может оставить ее, и она, затаив дыхание, ждет. Наконец из-за двери до нее доносятся проклятия Итиро.

– Что вы наделали? – бросает он, выходя из туалета.

– Пожалуйста, успокойтесь, – говорит она и встает.

Итиро даже не пытается приблизиться к ней. Он стоит с непроницаемым выражением лица. Она кидает взгляд на дверь и делает шаг назад. Теоретически, если что, она может выбежать в коридор и позвать на помощь. Однако стоит ему чуть сдвинуться влево, и она окажется отрезанной от двери.

– Что вы наделали? – повторяет летчик.

– Вы уснули, после того как я дала вам успокоительное. Я боялась, что вы снова решите покончить с собой. Я хотела помешать вам свести счеты с жизнью, а для этого вас требовалось погрузить в глубокий сон.

– Как вы узнали, что ампула у меня в зубе?

– Я смотрела за вами в щелочку. Видела, как вы ковыряетесь у себя во рту.

– Зачем вы это сделали? Не вам решать, жить мне или умереть.

– И не вам тоже. Неужели вы настолько не цените жизнь, что так просто готовы себя ее лишить?

– Именно потому, что я ее ценю, я имею право самостоятельно решать, как из нее уйти. Даже если в один прекрасный день меня выпустят на свободу из лагеря военнопленных, моя жизнь навсегда кончена. У нас в Японии нет большего позора, чем попасть в плен, если ты солдат. Не меньший позор, когда такой солдат – твой родственник, член твоей семьи. Благодаря властям моей страны у меня выбор простой – либо позор, либо смерть.

Он, шатаясь, подходит к койке и понуро садится на нее.

– Этот выбор – то единственное, что еще у меня оставалось. А вы меня теперь и этого лишили.

* * *

Она приходит в госпиталь утром в две минуты девятого. Ночь она провела без сна и наутро приняла важное решение. Она замирает у двери в палату Итиро и колеблется. Зайти или нет. Внезапно она слышит, как кто-то за ее спиной прочистил горло.

Это Рейчел. У нее в руках поднос.

– Я думала, ты взяла отгул, – говорит Клэр.

– Взяла. Да вот Айви заболела. Подцепила что-то. Заинька, с тобой всё в порядке? Ты как-то странно выглядишь.

Клэр смеется и сама замечает, как натужно звучит ее смех.

– Ничего страшного. Наверное, просто устала.

– Вот и еще одна причина наведаться в клуб. Мы с тобой толком так и не общались по душам, после того как на тебя свалился этот азиат.

Клэр открывает дверь и пропускает вперед Рейчел. Зайдя в палату, они обнаруживают Итиро именно там, где Клэр вчера его оставила. Летчик лежит привязанный к койке. Он переводит взгляд с одной девушки на другую. Лицо бесстрастное, в глазах – покорность.

Когда Рейчел поворачивается спиной, чтобы поставить поднос на столик, Клэр роняет капельницу. С громким звуком разлетается стекло.

– Прости, моя хорошая. Что ж я такая безрукая, – с робостью в голосе произносит Клэр.

Рейчел раздраженно цокает языком.

– Черт, по всему полу разлилось. Ладно, не переживай. Сейчас всё уберем.

Клэр идет за Рейчел к дверям и провожает ее взглядом, глядя, как подруга удаляется по коридору.

Затем Клэр кидается обратно в палату и как можно быстрее развязывает путы.

– Вы всего лишь на втором этаже. Прямо под окном клумба. Сможете спрыгнуть?

Он садиться в койке и принимается растирать запястья:

– Да, но…

– Нет времени объяснять. Я сейчас нажму на кнопку пожарной тревоги. Когда заорет сирена – бегите. В суматохе никто не обратит на вас внимания. По сигналу все должны собраться на лужайке перед главным входом, – она сует ему карту. – Ждите меня на вершине холма, обозначенного крестом. Он самый высокий, так что не ошибетесь. На вершине есть храм. Буду ждать вас там сегодня вечером.

* * *

В считаные минуты, после того как начинает орать сирена, персонал и пациенты собираются на лужайке перед главным входом. Народ обеспокоенно толкается. Несмотря на то что люди уже успели немного привыкнуть к сигналам воздушной тревоги, пожарная сигнализация срабатывает впервые за несколько месяцев. Те, кто не в состоянии передвигаться, остаются в палатах под присмотром нескольких врачей.

Первыми, опередив пожарные машины, к госпиталю подлетают армейские джипы. Из одного из них выпрыгивает Селвин. Он окидывает взглядом толпу, замечает Клэр и направляется к ней быстрым широким шагом.

– Что случилось?

– Сработала пожарная сигнализация. Мы всё сделали согласно инструкции.

Селвин кидается внутрь здания. Он возвращается через несколько минут. Бледное лицо под фуражкой искажено гримасой ярости. Тыча пальцем в лицо Клэр, он орет:

– Если бы ты следовала инструкции, ты бы оставила с ним хотя бы кого-нибудь. Он сбежал!

– Кто? О ком речь?

– Сама знаешь, черт бы тебя побрал!

– Ты о пленном? Мне очень жаль.

– Да неужели? – Он нависает над ней. На его лбу выступают капельки пота.

– У меня под наблюдением больше пятидесяти пациентов. Я первым делом беспокоилась о том, чтобы всех вывести в безопасное место. Возможно, в спешке я забыла запереть дверь палаты. Еще раз повторяю – мне очень жаль. Впрочем, я уверена, что он не мог далеко уйти.

Народ начинает все внимательней прислушиваться к их разговору. Селвин глядит на нее сверлящим взглядом, сжимая и разжимая кулаки:

– Какая разница, заперла ты палату или нет?! Он должен был быть привязан к койке. Все двадцать четыре часа в сутки.

– Я знаю. – Клэр перехватывает взгляд Рейчел, стоящей среди других людей. На лице подруги мрачное выражение, словно ее выставили дурой. – Я знаю, – повторяет Клэр.

* * *

В конце дня Клэр возвращается в пустой дом. В нем стоит тишина – сегодня у прислуги выходной. Клэр совершенно одна. Девушка понимает, что ей еще многое предстоит сделать, и при этом она вымотана до предела.

Селвин отвел ее в кабинет сестры-хозяйки, где допрашивал целых два часа. Наконец пожилая женщина, не в состоянии больше сносить бесящегося от злобы Селвина, вежливо попросила дозволить доктору Дрейк вернуться к исполнению своих обязанностей. Офицер ушел, кривя губы. Клэр понимала, что теперь ей надо быть крайне осторожной, поскольку она под подозрением. Решив сосредоточиться на работе, она время от времени поглядывала на часы, с нетерпением дожидаясь, когда звякнет колокольчик, оповещающий об окончании смены.

Дома она берет несколько контейнеров с едой, флягу с водой, перочинный нож и армейское одеяло. Все это она укладывает в ранец-рюкзак. Конверт со своей первой зарплатой, полученной на новом месте, она сует в один из старых бумажников Тедди и вместе с письмом заворачивает в кусок старой влагостойкой ткани. Наконец, открыв нижний ящик стоящего в спальне комода, она сдвигает в сторону аккуратно сложенную одежду супруга и смотрит на «люгер». Муж специально оставил ей пистолет на всякий случай – для самообороны, и вплоть до этого момента Клэр не смела прикасаться к оружию. Пистолет напоминает ей свернувшуюся в клубок змею. Клэр снова заваливает «люгер» одеждой и задвигает ящик обратно.

Затем она начинает копаться в одежде Тедди. Она ищет черный свитер, но не найдя его, останавливает свой выбор на темно-синем. Берет кухонные ножницы, укорачивает ими черные брюки мужа и надевает их. Волосы Клэр стягивает в тугой узел и прячет под кепкой. Встав перед зеркалом, она окидывает придирчивым взглядом свое отражение. Одежда всё еще пахнет мужем. Внезапно девушке хочется взвыть от одиночества. Как же сейчас ей нужна помощь и поддержка Тедди!

На улицу она пока соваться не смеет – слишком ярко светит луна. Клэр устраивается в гостиной, где пытается взять себя в руки и унять волнение. Из открытого окна звучит азан – призыв на вечернюю молитву. Пахнет жасмином. Ей кажется, что нынешний вечер – последний в этом краю. Она предает свою страну, мужа, семью. И всё равно Клэр преисполнена уверенности, что поступает правильно.