Ураган — страница 39 из 53

– Зачем они его похитили?

– Я не знаю. Следствие покажет. Скорее всего, им это кто-то предложил. В заговоре был замешан ваш водитель. Зачем он это сделал – мы установим. Надо его только допросить.

– Боюсь, сэр, что это невозможно, – раздается голос откуда-то сзади.

Они оборачиваются и видят, как один из констеблей склонился над Моталебом и держит его за руку, ища пульс. На лицо водителя наводят луч фонаря. Глаза старика открыты, но взор неподвижен, а взгляд остекленел. Изо рта тянется ниточка слюны. Констебль закрывает глаза Моталебу, и лицо водителя приобретает умиротворенное выражение.

– Он уже не сможет ответить ни на один вопрос.

Шахрияр и Анна

Вашингтон, сентябрь 2004 года

После беседы с Джереми и Вэл он поднимается в комнату дочери. Анна уже спит, но стоит ему только поцеловать ее в лоб, как она тут же открывает глаза.

– Привет, пап, – говорит она сонным голосом.

– Привет.

– Ты чего так долго?

– Я говорил с твоей мамой и… папой. Обсуждали кое-какие важные вещи.

– О том, как тебе остаться?

– Вроде того.

– И что они сказали?

– Говорил в основном я.

– Это хорошо или плохо?

– Не знаю. Как дела в школе?

– Нормально. Слушай, хочешь я тебе кое-что покажу?

– Само собой.

Она берет с книжной полки большой лист бумаги, свернутый в трубочку и перехваченный резинкой. Расправляет его на кровати.

– А-а-а-а-а… припоминаю… – улыбается Шахрияр. – Вы делаете успехи, сударыня.

Этот лист Анна ему уже показывала сегодня. За прошедшее время ей удалось полностью написать свое имя на бенгальском:



– Превосходно, – кивает Шахрияр.

Успехи дочери так его радуют, что он на время забывает о разговоре, который состоялся у него с Вэл и Джереми.

– Как ты поняла, какими буквами дописывать свое имя?

– Я вспомнила о том, как ты рассказывал про маленькую палочку, которую нужно поставить после «н», чтобы получилось «на».

Его переполняет восторг от осознания того, что дочери интересно писать по-бенгальски, что она гордится собственными успехами.

– Это у тебя в крови, – Шахрияр треплет ее по волосам.

– Правда? – девочка смотрит на него, с искренней радостью на лице. – Наверное, это у меня от бабушки с дедушкой.

– Наверное, – улыбается он ей в ответ.

* * *

Через час он укутывает дочь в одеяло и спускается вниз. Не увидев там ни Вэл, ни Джереми, Шахрияр выходит наружу. Он в полном смятении. Сейчас он сам себе напоминает клочок бумаги, подхваченный и влекомый куда-то порывами ветра. Сколько возможностей, сколько опасностей… Голова идет кругом. Он сует руку в карман джинсов, чтобы найти успокоение, что несет в себе яд сигареты. Шахрияр вынимает пачку «Кэмэла» и обнаруживает, что та пуста. Он мнет ее, ругаясь под нос на бенгальском.

Уже спустился вечер, и сейчас заметно прохладнее, чем днем. Мир окрашивается темно-синим. То тут, то там виднеются лучащиеся теплом огни домов.

Шахрияр слышит позади шаги. Джереми. Сейчас он одет в футболку и джинсы, но отчего-то выглядит еще более щеголевато, чем раньше, когда был в костюме.

– Подкинуть до метро? – улыбается он.

Устроившись за рулем «БМВ», Джереми принимается вращать настройку радио, пока не находил канал с британской поп-музыкой. Шахрияр ломает голову над тем, как вернуться к беседе, состоявшейся сегодня вечером.

– Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты предложил. Поверить не могу. Это такой широкий жест.

– Надо потом сесть и еще раз всё хорошенько в деталях обдумать. Не сомневаюсь, нам придется учесть кучу самых разных мелочей.

– Ты серьезно рискуешь, – вздыхает Шахрияр.

– Не я один. Мы все рискуем. Ты что, передумал?

– Я… я не знаю. Нет, ты не думай, я хочу остаться, просто… Просто я всё чаще думаю – зачем? Для чего? Какова здесь будет моя роль? Ты с Вэл и Анной… Вы – семья. А я словно чужак, который лезет без спросу в вашу жизнь. Это ты держал Анне велосипед, когда она впервые на него села и училась ездить. Это ты со всей строгостью будешь допрашивать в будущем ее парней. Это ты будешь возить ее на экскурсии по университетам, когда ей придет пора поступать. Ты будешь помогать ей обставлять комнату в общаге.

– Это тебя беспокоит?

– Да, хотя, по идее, не должно. И еще мне от этого стыдно. Я чувствую себя ничтожеством. Ты находился рядом в тот момент, когда на твоем месте мог быть я. Ты полностью заслуживаешь всё, что получаешь от Анны… Всю ее любовь…

Они останавливаются на красный свет. Джереми делает радио потише.

– Ты делал то же самое, Шар. Ты был здесь последние шесть лет. Она навсегда останется твоей дочерью. Она будет носить твою фамилию. Она навсегда останется похожей на тебя. Я… мне отведена роль отца… хм… как сказать-то? В традиционном смысле этого слова. Но ты будешь для нее тем, кем я, возможно, никогда не стану. Ее другом. Тем, кого ей всегда будет не хватать.

Машина снова приходит в движение. Шахрияр смотрит в окно. Мимо проносятся окутанные тьмой аллеи. Он раздумывает о последних десяти годах. Годах искупления. Вроде бы человек семейный, а вроде и холостяк, вроде бы сирота, а вроде и с родителями, вроде отец, а вроде и нет.

– А какие у вас с Вэл планы? – спрашивает он Джереми. – Жениться не собираетесь?

– Мы уже шесть лет вместе, так что можем пожениться в любой день, – смеется Джереми. – Мои родители нам уже всю плешь проели. Думаешь, я с ней не говорил на эту тему? Я заводил об этом речь столько раз, что уже и счет потерял, но Вэл не торопится. Она говорит, что люди женятся из страха, когда они боятся того, что их ждет в будущем. А со мной он чувствует себя как за каменной стеной и потому не видит необходимости в браке. Это ее слова.

– А сам-то ты что думаешь?

– Я бы с радостью на ней женился. На всем белом свете у меня нет никого дороже ее и Анны, – он кидает на Шахрияра взгляд. – Я месяц назад кольцо купил. Собирался сделать ей предложение в октябре, на ее день рождения. Ты только ей не говори.

– Господи, Джереми…

– Не переживай. Кольцо никуда не денется. Как и Вэл. Рано или поздно мы с ней поженимся. Я это знаю.

Они подъезжают к станции метро. Машина плавно замедляет ход и останавливается у тротуара. Шахрияр вылезает из автомобиля преисполненный благодарности, чувства вины и зависти, которую он все эти годы питал к Джереми. Как бы он, Шахрияр, себя повел, если б они с Джереми поменялись местами? Какого бы это было – растить ребенка от другого мужчины? Ребенка, который носит другую фамилию и совсем на тебя не похож. Ребенка, чей отец с завидной регулярностью наведывается в твой дом.

– Джереми… я… спасибо. Просто огромное тебе спасибо. За всё, – говорит Шахрияр.

Джереми показывает ему большой палец и уезжает.

Всю дорогу до дома Шахрияр погружен в мысли. Поезд проносится над Потомаком, скрывается в подземном тоннеле и снова выныривает на поверхность в районе Истерн-маркет. Все это время Шахрияр думает. К тому моменту, когда он заходит к себе домой, решение уже принято. Он садится за столик на кухне и набирает первый из двух номеров, по которым сегодня вечером собирается позвонить.

– Здравствуйте, мистер Чоудхори, – голос Фейсала Ахмеда звучит отрывисто и подчеркнуто сухо. – Чем могу вам помочь?

– Я звоню, чтобы извиниться за свое поведение, – говорит Шахрияр. – На меня столько всего в последнее время навалилось… Вот я и сорвался.

Когда Ахмед ничего на это не отвечает, он добавляет:

– Очень надеюсь, что ваше предложение всё еще в силе.

– В силе, – после долго молчания говорит Ахмед, и Шахрияр облегченно вздыхает. – Одно условие, Шар: чтобы больше никаких фокусов подобного рода. Если ты готов сделать то, о чем я тебя прошу, ты должен мне верить. Иначе ничего у нас с тобой не получится.

– Спасибо, мистер Ахмед. Я завтра буду на работе. Если вы мне можете дать пару дней, я добуду для вас то, о чем вы просили.

– Прекрасно.

Закончив разговор, Шахрияр звонит Джереми.

– Алло? – По голосу Джереми становится ясно, что номер Шахрияра в его телефонной книжке отсутствует.

– Это Шар. Прости, что так поздно. Я только добрался до дома. Знаешь, я проверил электронную почту. Со мной связались из одной конторы, в которой я проходил собеседование. Одним словом, я им подхожу. Пока они мне продлят визу, а потом, глядишь, и помогут оформить грин-карту.

В голосе Джереми звучит искренняя радость за Шахрияра:

– Да ладно! Слушай, это очень круто. Отличные новости. Я непременно передам Вэл. И какую работу тебе предлагают?

– Политолога-аналитика. Я понимаю, это не совсем моя специальность, но я готов поработать и аналитиком – особенно учитывая, что мне предлагают. Ну а главное, нам не придется делать то, о чем мы говорили.

– Я, кстати, думал об этом по дороге домой, – смеется Джереми. – Согласись, совершенно безумная затея. По правде говоря, я уже начал подумывать, а как бы сдать назад. Так что, как говорится, всё к лучшему.

– Да, всё к лучшему, – улыбается Шахрияр.

Рахим

Читтагонг, Восточная Бенгалия (Бангладеш), сентябрь 1946 года

Рахим лежит связанный на грязном полу небольшой пристройки неподалеку от ашрама. Внезапно он слышит приближающиеся голоса. Решив, что это его похитители, которые идут, чтобы покончить с ним, мужчина готовится к худшему, надеясь на то, что если его убьют, то сделают это быстро. Однако первым делом он видит свою жену. От облегчения он не может сдержать слез, как, собственно, и она, стоит ей бросить взгляд на избитого мужа в разорванной одежде.

Узнав об аресте похитителей, предательстве и смерти водителя, Рахим понимает, что у него пропало всякое желание общаться с полицией. Стражи порядка поступают мудро и решают оставить его в покое.

Судьба не дает Рахиму времени толком прийти в себя после пережитого. На следующий день в городе воцаряется хаос. Начинаются стычки между сторонниками Мусульманской лиги и индуистами. В городе вспыхивают беспорядки.