В купе гаснет свет.
– Наверное, это кондуктор выключил, – с мудрым видом говорит здоровяк. – Видать, на всякий случай, чтоб на нас никто не напал.
В окна льется бледный лунный свет, отчего его глаза блестят, как… как… «Как у ворона», – внезапно приходит мысль в голову Захире. По спине женщины пробегает холодок.
Мужчина закуривает, предварительно любезно предложив сигарету и Рахиму, который в ответ качает головой. Супруга здоровяка лежит на койке, повернувшись к ним спиной. За всё это время она еще ни разу не проронила ни слова.
– Брат, сестра, – обращается крепыш к Захире с Рахимом, – кому-нибудь из вас прежде доводилось жить за рекой? На той стороне.
– Я родом оттуда, – отвечает Захира, – из Маймансингха.
– Значит, рядом со столицей. Дакка уступает размерами и величием Калькутте, но если вы предпочитаете жить в городе, вам там понравится. Там чисто и тихо.
– Мы там жить не будем, – пробалтывается Рахим, и Захира щиплет мужа, чтобы тот держал язык на замке. – Мы обменялись домами с одним человеком. Его особняк в Читтагонге, на побережье.
– У меня там когда-то жил двоюродный брат. В те времена страна всё еще была едина. Аккурат у самого океана. Во время войны британцы держали там гарнизон. Но потом там приключились серьезные беспорядки. Британский офицер застрелил одного лодочника.
– Да что вы говорите? – заинтересованно спрашивает Захира. Она смутно помнит, что читала об этом происшествии в газете.
– Да-да. В 1942 году местный лодочник отвез на своей посудине в Бирму японского военнопленного, летчика. Про это дело ходило много самых разных слухов, мол, летчик соблазнил англичанку, своего лечащего врача, и она помогла ему бежать. По дороге он зарубил мечом трех британских солдат, пытавшихся ему помешать. Ну а местный командующий, по всей видимости, узнал о случившемся и отправился на берег, где и принялся ждать возвращения лодочника. Когда тот приплыл обратно – бабах! – он его застрелил. Местные говорят, что призрак лодочника до сих пор появляется неподалеку от берега. Когда по ночам бушует буря, то во вспышках молний порой можно разглядеть лодку, держащую путь на юг, и одинокую фигуру человека, что стоит под черными парусами.
– И что так вдохновляет тебя рассказывать байки о призраках, а, брат? – улыбается Рахим. – Ночь?
Крепыш выкидывает окурок за окно. Тот ударяется о стекло, рассыпав водопад рыжих искр.
– За что купил, за то и продаю. Лично я в привидения не верю. Если б мертвым было под силу возвращаться в наш мир, мы бы не боялись смерти.
– Или бы, наоборот, страшились ее пуще прежнего.
Некоторое время они молчат.
– У вас есть дети? – наконец нарушает тишину попутчик.
– Нет, – Рахим не вдается в подробности. Захира молчит. Когда-то подобные вопросы ее тревожили, а сейчас осталась только звенящая пустота.
– Знаешь, а я рад за тебя, брат! Ты не думай, я обожаю своих дочерей. Люблю их так, словно они сыновья. Но вот что я тебе скажу: стоит у тебя родиться ребенку, как к тебе начинает подкрадываться смерть. Так что, если хочешь жить вечно, оставайся бездетным.
Они проводят неделю в Маймансингхе, обосновавшись в доме, где прошло детство Захиры. Ее отец Абу Бакар куда более скептически, чем его дочь, относится к их решению перебраться в Восточную Бенгалию, но, несмотря на это, всё равно не находит себе места от радости, когда они приезжают.
Однажды утром за чаем с печеньем он задает вопрос Рахиму:
– А что именно вы там собираетесь делать? Я про Читтагонг.
– Сам не знаю, абба, – честно отвечает тот. – Думаю заняться рыболовецким промыслом. Мне достался не только особняк, но и земля и лодки, которые заминдар сдавал в аренду местным рыбакам. Там нужен толковый управленец. Никакого шика и лоска, тут я согласен, но я буду зарабатывать на жизнь честным трудом.
Лицо Абу Бакара, седовласого, в очках, остается непроницаемым.
– Честным трудом занимается крестьянин, в поте лица гнущий спину под палящим солнцем, и рыбак, который ходит по колено в грязи. Тебе же предстоит снимать сливки с даров земли и моря. Но ты мальчик городской. У тебя в таких делах совсем нет опыта.
Рахим, собираясь с мыслями, делает глоток чая.
– Перед переездом я навел кое-какие справки, – говорит он. – Заминдар, которого мне предстоит заменить, не пользовался горячей любовью у местных. Его нельзя назвать чрезмерно жестоким, однако он не особо щадил крестьян, которые были не в состоянии выплатить ему оброк, или рыбаков, возвращавшихся с плохим уловом. Я попытаюсь исправить хотя бы часть вреда, который он причинил местным. Времени у меня в избытке. Я договорился о встрече с человеком по имени Аббас. Она состоится, как только я туда приеду. Он заведовал рыбацкими лодками, которые теперь принадлежат мне. Должность Аббас унаследовал от отца, который умер несколько лет назад.
Тесть Рахима садится прямо:
– Пойми меня правильно, сынок. Я высказываю свои сомнения только потому, что хочу для вас лучшего. Я благодарен тебе за то, что моя дочь снова рядом. Аллах свидетель, ты хороший человек, а когда я думаю, что могло случится, если бы… – От избытка чувств ему приходится умолкнуть.
Впрочем, Рахим и так понимает, о чем идет речь. Слова признательности свекра его смущают. Рахим понимает, что его никто не упрекнул бы, реши он развестись – они с Захирой уже три года в браке, а детей всё нет.
– Не надо меня благодарить, – выдавливает из себя Рахим.
Абу Бакар качает головой:
– Надо. Ты уж прости меня, старика, за то, что я расчувствовался, но есть такие долги, по которым нельзя рассчитаться словами. Впрочем, давай лучше поговорим о делах более насущных. В первую очередь мне бы хотелось спросить тебя вот о чем: что ты знаешь о доме, в котором тебе предстоит жить с Захирой?
Супруги добираются до особняка на следующей неделе. Некоторое время они стоят у ворот своего нового дома, разинув от изумления рты. Рахим человек небедный, и ему многое довелось повидать за жизнь, но даже у него перехватывает дыхание.
Обращенный к морю двор занимает площадь не менее гектара. Его обрамляют бетонные стены высотой три с половиной метра, которые сходятся у массивных двустворчатых ворот из кованого железа с навершиями из лакированной бронзы, поблескивающих в лучах утреннего солнца. На расстоянии нескольких сотен метров от ворот к небу вздымаются массивные стены особняка из песчаника. Строгими очертаниями и широкими лестницами дом напоминает голландский форт.
Захира показывает на бледно-желтые круги, которыми испещрена густая трава, покрывающая двор:
– Тут наверняка стояло что-то очень важное.
– Кадки с базиликом священным, – кивает Рахим. Он привык к роскоши в Калькутте, но здесь она кажется особенно вызывающей, поскольку на многие километры окрест этому особняку нет равных – все остальные жилища представляют собой глинобитные хижины. Рахиму не хватает гама и тумана Калькутты, запахов и шума крупного города. Вплоть до настоящего момента он не осознавал, насколько они были для него важны. Он оборачивается. Из ворот ведет покрытая гравием тропинка, которая по мере приближения к берегу теряется в траве и песке. На белесой полосе пляжа, отделяющей зеленое от синего, – ни одной живой души.
– И кто же нас пустит внутрь?
Рахим налегает на створки ворот, и они распахиваются.
– Никто не смеет заходить в дом заминдара без его разрешения. Кроме того, красть тут нечего. Он забрал всё ценное.
Подводы с мебелью должны прибыть из Маймансингха еще только через неделю. Тогда же к ним приедет и Минту, который сейчас навещает родственников по деревням. Ну а пока к ним заглядывает сварливый смотритель. Он приносит корзины со свежими овощами, рисом, рыбой и несколькими живыми курами, чьи крылья связаны за спиной. Кур он режет на заднем дворе и всё это время ворчит из-за того, что ему пришлось являться сюда в выходной. Вечером в пустой, голой кухне Захира готовит мужу ужин. Рахим ей помогает. Особняк наполняется запахом курицы в соусе карри.
На широком балконе с навесом, примыкающем к их спальне, они зажигают фонари и подносят горящую спичку к противомоскитной спирали, чтобы не налетели комары. За ужином они наблюдают, как солнце садится в море.
– Здесь всё так по-другому, – говорит Захира. – Когда я поняла, что мы возвращаемся, я думала только о Маймансингхе с равнинами и лесами. А тут мне хочется превратиться в птицу, полететь над океаном и никогда не возвращаться.
– И тебе не страшно?
– Я думаю, что самое страшное уже позади, – Захира берет его за руку. – Давай всю ночь не будем спать. Дождемся рассвета, как в детстве.
– В те времена мы еще не были знакомы.
– Так познаем друг друга сейчас.
– Пойду поставлю чайник, – улыбается он.
От решения дождаться рассвета приходится отказаться. На следующий день они просыпаются в постели в объятиях друг друга, после того как всю ночь занимались любовью с небывалой прежде страстью и неистовством.
– Поверить не могу. Такая тишина… Во всем доме ни звука, – говорит Захира, положив голову Рахиму на грудь.
– Через несколько дней всё изменится. Нам нужны слуги.
После незамысловатого завтрака из оладий и лепешек Рахим отправляется на встречу с Аббасом, от которого недавно получил подробное описание новых владений в Читтагонге вместе с небольшой картой местности.
Рахим выходит за ворота и направляется приблизительно в ту сторону, где на карте обозначен дом Аббаса. Прежде чем отправиться в путь, он раздумывает, не взять ли с собой трость, но от этой затеи его отговаривает Захира, сказав, что с тростью Рахим будет выглядеть излишне надменным. «Ты всё-таки помещик, а не правитель-раджа», – говорит она.
На пляже, который уходит вдаль, царит полнейшее безлюдье. С севера к нему подступают покрытые зеленью холмы. Ярко светит солнце, а в воздухе чувствуются ароматы пальм, соли и водорослей. Сбоку от пляжа, там, где к песку подступает зелень, растут низкорослые пихты. Ручейки со струящейся водой отделяют Рахима от южной части берега, на котором черными полумесяцами разместились лодки.